Опубликовано 06 апреля 2017, 00:00
9 мин.

Конструктивистский подход

Бывший глава НИИ Генплана Москвы – о возрождении домов-коммун 1920-1930-х годов
Более десятка домов-коммун, построенных в конце 1920-х — начале 1930-х, доживают сейчас свой век в Москве, ветшая и разрушаясь. МОСЛЕНТА выяснила у заслуженного архитектора РФ Сергея Ткаченко, как поступают с подобным архитектурным наследием в Германии, Норвегии и Бразилии и как можно возродить легендарные дома.
Здание эпохи конструктивизма по проекту архитектора Ле Корбюзье
Здание эпохи конструктивизма по проекту архитектора Ле Корбюзье
Владимир Федоренко / РИА Новости

Более десятка домов-коммун, построенных в конце 1920-х — начале 1930-х, доживают сейчас свой век в Москве, ветшая и разрушаясь. МОСЛЕНТА выяснила у заслуженного архитектора России Сергея Ткаченко, как поступают с ними в Германии, Норвегии и Бразилии (представьте, и там они есть). Также он рассказал, как можно возродить легендарные памятники конструктивизма, устроив в них молодежные общежития нового типа.

Сергей Ткаченко, заслуженный архитектор РФ, член-корреспондент российской академии художеств, бывший глава НИиПИ Генплана Москвы

Опыт Германии, Норвегии и Бразилии

Это нам только так кажется, что конструктивизм уникален, подобного нигде не было, и это — исключительно советское явление, быстрый расцвет и смерть которого приходятся на 1920-е - начало 1930-х. Нет. Подобной архитектуры во всем мире полно, просто называют ее там иначе.

По сути и наш конструктивизм, и «баухаус» в Германии, и европейский функционализм — все это ветви архитектурного модернизма, зародившегося в 1900-х и призывавшего обновить формы и конструкции зданий, отказавшись от использования стилей прошлого.

Сергей Ткаченко

Сергей Ткаченко

© arch-reestr.ru

В Германии, например, много таких памятников снесли, но в определенный момент спохватились. Дожившие до 1990-х «баухаусовские» поселки там отреставрировали, сохранив планировки, где-то надстроив один этаж, и теперь сдают населению. Казалось бы, есть выбор современного функционального жилья, а там — сидячие ванны, мизерные кладовочки, малюсенькие садики на кровле. Но народ воет, потому что баухаус — легенда, отбоя от желающих арендовать такое жилье нет, а предложений мало.

В Норвегии я видел, как трехэтажные мелкоквартирные дома коридорного типа отреставрированы муниципалитетом, покрашены в яркие цвета, и квартиры в них сдают студентам. Таким образом, это культурное наследие и там сохранено и приспособлено под сегодняшние нужды. Дома сохранили свою функцию, в них живут люди.

Другой пример того, как подобная архитектура приспособлена под сегодняшние нужды, я наблюдал в Бразилии, в Сан-Паоло и Рио-де-Жанейро. Там это отремонтированные здания, в которых сегодня находятся фавелы. Не представляю даже, оплачивает ли там население коммунальные платежи, но по крайней мере так муниципалитет реализует свою социальную политику.

Я был там в составе группы архитекторов и искусствоведов, нас всех просили держаться кучкой, фотоаппараты не выпускать из рук. Отснял я мало, фотографировать было неприятно: люди живут абы как, очень бедно и грязно. И при этом железобетонная структура домов-коммун сохранилась с 1930-1940-х, ее прекрасно приспособили под новые условия быта.

Так что во всем мире такая архитектура вполне успешно продолжает жить и служить городу в соответствии с местным менталитетом и категорией жителей, которая пользуется этими домами.

В Германии это неплохие квартиры: маленькие, но в очень хороших районах, в Норвегии после простой реставрации такие дома заселены студентами, а в Бразилии превратились в фавелы.

Дома 1927г. постройки в Штутгарте

Дома 1927г. постройки в Штутгарте

© Wikipedia

В Москве мог бы дать хороший результат вариант, более близкий к немецкому, если потратить деньги не только на реставрацию домов XVIII-XIX веков, но и взяться за архитектурные памятники конструктивизма конца 1920-х – начала 1930-х.

Добровольные коммуналки

Сейчас мы наблюдаем тенденцию повторного появления в Москве феномена коммунальных квартир. Сначала мы успешно боролись с коммуналками, доборолись до того, что их почти не осталось, но теперь они возвращаются в городскую реальность.

Молодежь для экономии средств объединяется в группы и снимает большие квартиры, где комнату занимает человек или пара, а кухня и ванная с туалетом находятся в общем пользовании. Когда несколько таких квартир оказываются рядом, возникает своеобразная коммунальная зона, и для всех проживающих в ней была бы выгодна другая инфраструктура обслуживания. Например, большая общая гостиная, где можно проводить занятия йогой, или вечеринки, или устраивать кинопоказы с использованием проектора.

То есть, на новом витке развития жилищной стратегии нашего мегаполиса мы вполне можем вернуться к реалиям коммунального быта, построенного уже на иных принципах объединения.

Строить такие современные дома-коммуны, на мой взгляд, бессмысленно, потому что невозможно будет распродать такие квартиры. Это должно быть арендное жилье, аналог «доходных домов» с условиями, приемлемыми для целевой группы — в первую очередь людей молодых.

Логично было бы приспособить уже существующие здания или их отдельные зоны под эти цели. И реставрация памятников культурного наследия, бывших домов-коммун, с приспособлением под современное использование, могла бы стать достойным ответом города на этот существующий запрос на современные пространства для совместного проживания. Ведь в наши дни существуют технологии реставрации таких зданий, вплоть до способов укрепления тех же самых фасадов из саманного кирпича.

Такого бюджета, как сейчас, у города никогда не было, и слава Богу, что у Москвы наконец-то появились эти деньги. В последнее время активно осуществляется программа реставрации памятников архитектуры, так почему бы не включить несколько иные принципы и подходы к ее реализации.

Ненадежный камышит и что с ним делать

Как реставрировать XVIII-XIX век, наши чиновники себе представляют, а вот с восстановлением памятников конструктивизма дела обстоят не так хорошо. Когда я был генеральным проектировщиком реставрации Дома Мельникова, мы там в первый раз столкнулись с тем, что Министерство культуры не понимает, как работать с таким памятником.

Вид на Дом Мельникова в Москве

Вид на Дом Мельникова в Москве

© Максим Блинов / РИА Новости

И нас заставили не делать так, как писал сам Мельников в своих работах, в записке к дому, где говорилось, что через 70 лет надо в нем менять конструкции. Нет, нас заставили поступить так же, как и при работе с XVIII веком: сохранить материал сгнивших провисших конструкций, что, на мой взгляд, обернулось полной неудачей проведенной реставрации. Ведь эти работы противоречили принципам, которые заложил сам автор здания.

И в поселке «Сокол», и на других московских объектах я сталкивался с материалами, применявшимися в эпоху конструктивизма. Ведь в 1920-х ставилось очень много практических опытов, чтобы выяснить, как будут работать быстро создаваемые дешевые композитные стройматериалы. Все эти саманные кирпичи, блоки из камыша - камышит, и так далее применялись при строительстве зданий, рассчитанных на недолгий период эксплуатации.

Жилищный голод в 1920-е годы был настолько серьезным, что прочный железобетонный каркас заполняли какими угодно материалами.

В то время считалось, что лет через 10-15 мировая революция пройдет по всей планете и повсюду расцветет социализм, и тогда эти дома можно будет снести и построить на их месте упирающиеся в небо башни, вроде Дворца советов, так и оставшегося невоплощенным проектом.

И в это «светлое будущее» верили солидные люди — не бывшие красноармейцы, а архитекторы-классики с мировым именем, которые были далеки от революции. Поверив в лозунги о строительстве общества будущего, где не будет угнетения и воссияет равенство, они с легкостью брались проектировать здания из камышита, считая, что вскоре на их месте можно будет построить что-то действительно уникальное.

Одним из самых громких и успешных глашатаев нового стиля был Корбюзье. Он предрекал, что в городах будущего исторические кварталы в центре станут сносить и застраивать одинаковыми высотными зданиями, а внизу будет зелень. И это нам сегодня легко смеяться над такими идеями, а в 1920-х многим казалось, что именно такой будет новая градостроительная эпоха.

Замки с лифтами

Я уверен, что если бы вопрос о реставрации зданий был поставлен перед архитекторами, создававшими в конце 1920-х московские общежития, дома-коммуны, они бы предложили рациональный подход.

А именно: отреставрировать и укрепить фасады, сохранив внешний вид зданий, а внутри максимально приспособить их под современное использование.

Ведь посмотрите, как это делают в современной Европе. Возьмем знаменитые замки Луары: половина замка — реставрация, а в другой половине созданы все условия для комфортного проживания с лифтами и туалетами, которых в XIII веке там в помине не было. Таким образом они приспособлены под проживание нынешних хозяев, а чаще — под гостиницы для туристов.

Точно так же можно поступить и с конструктивистскими домами-коммунами, построенными в 1920-х: сохранив их внешний облик и создав внутри условия, которые соответствовали бы современным представлениям о нормах совместного проживания. После того, как там появятся новые противопожарные лестницы, лифты, инфраструктура для маломобильных групп населения, изменится и планировка этажей.

Это могли бы быть маленькие комнаты гостиничного типа, назовем их спальнями, со шкафом и компьютерным столиком, который служил бы рабочим местом для тех, кто работает. Плюс - достаточно свободные пространства для совместных функций: приготовления пищи, питания, отдыха. Именно по такому принципу устроены современные американские коливинги типа Pure House или We Live.

По большому счету, они похожи на всем нам знакомые студенческие общежития и воспроизводят все те же функции, которые закладывались в послереволюционные дома-коммуны.

Я не говорю сейчас об общежитиях, в которых живут, например, строители, потому что там, к сожалению, все выглядит немного по-другому. Там, чтобы все было в порядке, на каждом этаже пришлось бы устраивать еще комнату для опорного пункта милиции. Думаю, всем понятно, о чем я: если студенты гуляют, временами нарушая нормы морали, то это не фатально, до травмирования соседей у них дело доходит редко.

Жилой дом-коммуна Наркомфина

Жилой дом-коммуна Наркомфина

© Руслан Кривобок / РИА Новости

Всем хорошо

По российским исследованиям человек в среднем меняет за жизнь пять мест жительства, по западным — семь. Начинают все с совместного проживания с родителями, затем часто идет студенческий период общежитий, потом молодые специалисты обычно переезжают в съемные квартиры, когда рождаются дети, условия меняются и так далее. И общежития, дома-коммуны, о которых мы говорим, относятся ко второй-третьей ступени в этой последовательности.

В последние десять лет мы могли наблюдать, как новые городские институции - центр современного искусства «Винзавод» и музей современного искусства «Гараж» — быстро стали главными площадками, на которых стремятся выставляться современные художники. Так же, я уверен, будет обстоять дело и с «перезапущенными» домами-коммунами.

Даже если на всю Москву появятся пять таких домов, они совершенно точно станут местами, где будет очень модно жить.

И, я считаю, город должен запускать и содержать такие пространства, где работала бы система социального найма и квартплата не была бы запредельной. Потому что не может молодежь, которая сегодня живет здесь, а завтра умчалась, платить ощутимые суммы за капремонт, например. Это должен брать на себя город.

С точки зрения городского бюджета это должны быть благотворительные проекты, которые будут иметь большое политико-социальное значение по работе с креативной молодежью: художниками, скульпторами, специалистами в области виртуальной реальности и так далее. Отдельные этажи имеет смысл отдать под коворкинги, бизнес-инкубаторы, под малый бизнес.

И такой проект для города будет выгодным для Москвы не с точки зрения получения денег со сдачи недвижимости в аренду, а с точки зрения развития общества, перспектив развития города. Ведь страна, город вкладывают деньги в то, чтобы отучить специалиста в школе, институте. И стоит продолжать вкладывать деньги в молодежь, закончившую институт, создавая условия для того, чтобы «самые-самые» не уезжали, чтобы им и здесь было хорошо и комфортно.

У людей молодых, еще бездетных, не такие уж серьезные требования к месту проживания, поэтому апартаменты гостиничного типа с некоторым «встроенным» сервисом их вполне устроит. Подобным образом была устроена жизнь доходных домов XIX века, где по звонку половой разносил чай.

В чем-то такой быт напоминает коммунальную квартиру: коридорная система, общественные пространства для совместного использования. Как и в студенческих общежитиях, домашняя жизнь здесь становится общественной, и при этом всегда есть возможность уединиться, оказаться в своем личном пространстве. Для возрастной категории от 17 до 28, я думаю, это будет очень востребовано.

Ключевое слово во всей этой истории - «легенда».

Если мы действительно легендарные здания эпохи конструктивизма не превратим в сегодняшнюю легенду, а оставим стареть и разрушаться, их очень скоро можно будет уже сносить. Возрождать их сегодня могут не те, кто готов снимать квартиры в этих зданиях, а государство, муниципалитет. А временщики, которые говорят: «Да что там реставрировать – все прогнило! Сравняем с землей и построим красоту из стекла и бетона», - это люди очень далекие от культурного наследия, не способные понять, что составляет уникальность и индивидуальность города.