«Если открыть все двери, уйдут всего собак десять»
Мишка, Селедка и Жанна д’Арк раньше были бродячими псами. Сейчас они находятся за высокими стенами приюта. От кого их прячет город и почему отдает не всем желающим, выясняла МОСЛЕНТА.
Найти собачий приют «Зеленоград» непросто. На шоссе и на воротах нет указателей, да и адрес какой-то неточный — проезд 5500 без номера дома. Рядом трасса, поля фильтрации с отпугивающим душком и безграничные склады — кажется, привычная среда для бродячих животных.
— Вы не представляете, что здесь будет, если повесить указатель, — встречает гостей директор приюта Сергей Розанов, перекрикивая лай из 480 пастей. — Люди подбрасывают нам собак, привязав к воротам, в том числе — бойцовских. А у нас каждая собака на довольствии, не можем никого взять, пока не освободится место.
Этот приют — один из 13 городских и 2 частных в Москве, куда с 2010 года привозят бродячих псов и кошек, чипируют, стерилизуют и оставляют жить. За пять лет действия этой программы число бездомных животных на улицах снизилось с 30 тысяч до 2 тысяч. Всего в приютах находятся 16 тысяч собак и тысяча кошек, по данным департамента ЖКХиБ.
— Животных разбирают по домам, — объясняет замруководителя по приютам «Доринвеста» Владимир Колесников. — Люди узнают о них благодаря социальной рекламе и волонтерам, которые активно занимаются устройством животных в соцсетях. Только в наших двух приютах — «Зоорассвет» и «Зеленоград» — в 2014 году в добрые руки отдали 87 собак и 38 кошек. А всего за прошлый год пристроили 3300 собак и 570 кошек.
— А что происходит с теми, кого не берут? Волонтеры в соцсетях стращают, что непристроенных усыпляют, освобождая место для новых.
— Эвтаназия запрещена, — говорит Колесников. — Скорее всего, волонтеры давят на жалость. А те, кого не берут, живут тут до своей естественной кончины. Тут есть совсем старенькие.
Под видом волонтеров иногда приходят догхантеры. Здесь такого еще не было, но во втором нашем приюте, «Зоорассвет», в прошлом году ночью пытались забросить на территорию отравленную колбасу.
Мы идем по асфальту мимо бледно-желтых зданий к восьми вытянутым одноэтажным домикам. По обе стороны каждого дома — по десять вольеров. Поначалу от общего ора и дергающихся в лае морд всех расцветок собаки кажутся единой злобной стаей. Но когда идешь вдоль клеток, замечаешь: в одной псы бросаются лапами на решетку при твоем приближении и заходятся в лае, в другой, наоборот, сидят и молча глазеют. В третьей вообще никого не видно — только из-за коврика, завешивающего дверной проем в стене (вход в теплую часть вольера в домике), выглядывает огромный карий глаз на худой морде. А в четвертой толстая белая собака будто исполняет цирковой номер: покружится и гавкнет тебе, покружится и гавкнет.
— Все тут разные, конечно, — говорит директор. — Один попил воды и тут же, извините, сделал кучу в ведро, чтобы никто больше не пил. Другой не ест в присутствии собак, приходится всех выгонять из вольера и кормить отдельно. Есть собаки, которые не терпят клеток, поэтому там не живут. Селедка, например, охраняет въезд. А вон видите будку? Там Мишка обитает. Он огромный, едва помещается. Еще один пес вообще за забором поселился — привык к одиночеству возле теплотрассы. Он у нас числится и кормится.
В этом году содержание одной собаки город урезал на треть: со 147 рублей до 97 в сутки. Но это в целом не отразилось на их жизни. С белорусского корма собак перевели на более дешевый отечественный, который они любили и раньше. А уборкой территории после увольнения ответственных за это работников занимаются уборщики вольеров. В наш приезд здесь все было чистенько.
Гуманная политика в отношении безнадзорных животных — нравственное достижение Москвы. В большинстве регионов России вопрос регуляции до сих пор решается уничтожением. Хотя это не только аморально, но и неэффективно: проблемы с числом безнадзорных животных, с покусами и распространением болезней в этих регионах остаются. Я считаю, московский опыт как матрица должен распространяться по всей России. К этому же стремятся зарубежные коллеги, например, в Великобритании и Щвейцарии.
Конечно, можно улучшать систему. Я, например, считаю, что нужен комплексный подход: если собака добрая и никому на улице не мешает, если у нее был опекун, который ее подкармливал, то после вакцинации и стерилизации можно вернуть ее на прежнее место обитания. Но приюты — ключевой инструмент для осуществления гуманной политики. Взять Московскую область: когда нет приютов, гуманизм возможно проявлять только на словах.
К сожалению, большинство московских приютов, в отличие от зеленоградского, не достроены, у них проблемы с обеспечением водой, электричеством, газом. Сейчас проблемы с водообеспечением решаются, например, с помощью добровольцев, которые на машинах привозят воду. Хотелось бы, чтобы все приюты отвечали требованиям надлежащего ухода за животными.
Мы подходим к загончику, где гуляют три пса. Две дворняжки с головы до пят, как и остальные, кого я заметила в приюте. А один — с узкой мордой колли и аристократической гривой. Его взгляд горделиво устремлен вдаль.
— Только не пытайтесь его погладить даже сквозь сетку, — предупреждает Розанов. — Это самый злой пес. Ни с кем не может ужиться.
— Значит, его вряд ли кто возьмет в добрые руки? — спрашиваю.
— Почему? — качает головой Розанов. — Многие опытные собачники просят собаку с характером, пусть даже злую. Говорят, нужна личность. Тут и для квартир, и для частного сектора берут.
Собак отдают не всем. Приехала недавно молодая семья с маленьким ребенком, вопросов по содержанию животного не задали — сотрудники решили: не справятся. Многие приезжают несколько раз, чтобы присмотреться и найти подходящего питомца. Когда выбрали, сотрудник приюта заносит в базу паспортные данные и контакты нового владельца. Без проверки документов на эту режимную территорию не пускают даже волонтеров.
Как-то, обнаружив у собаки большую опухоль в кишечнике, врачи решили вырезать ее и вместе с опухолью вынули из живота утяжеленную металлом пулю для травматического оружия. Собака выжила.
— Под видом волонтеров иногда приходят догхантеры, — объясняет Розанов. — Здесь такого еще не было, но во втором нашем приюте, «Зоорассвет», в прошлом году ночью пытались забросить на территорию отравленную колбасу. А года три назад, тоже ночью, перелезли через забор и открыли все вольеры, чтоб собаки, которые не переносят друг друга, перегрызлись. Во многих приютах волонтеров с улицы уже не пускают. Новичков могут привести только свои.
Волонтеры занимаются социализацией и находят псам новых хозяев. Добровольцы общаются с собаками, приучают их к ошейникам и поводкам, фотографируют и распространяют информацию в интернете.
— Они, получается, их выгуливают?
— Собаки гуляют сами часа по три в день, — объясняет Розанов. — Мы выпускаем по несколько вольеров, которые не грызутся между собой.
Нам показывают ветклинику, где есть операционная — иногда собак привозят в жутком состоянии.
— У нас есть свои Анна Каренина и Жанна д’Арк, — говорит Розанов. — Они пережили то, от чего эти героини погибли.
Как-то, обнаружив у собаки большую опухоль в кишечнике, врачи решили вырезать ее и вместе с опухолью вынули из живота утяжеленную металлом пулю для травматического оружия. Собака выжила.
— А может, несмотря на уличные опасности, они бы предпочли жить своей жизнью, не взаперти?
— Вы не понимаете, тут — еда, — улыбается Розанов. — Если сейчас открыть все двери, уйдут всего собак десять. И наверняка потом вернутся.