«Я не паникер, но...»

Без паники!

При чем тут Корея? Да решительно ни при чем. Из нее до Мытищ не докричишься, не дотопаешь. Но сложили корейцы много веков назад сказку, которая начинается так: «В провинции Хон-Чион жил Цой, и у него была молодая дочь Цой-Си. Однажды, проснувшись, она нащупала возле себя бобра, который сейчас же уполз. А через десять месяцев Цой-Си родила мальчика». И сказка эта неожиданно пришлась впору жителям Мытищ. Ведь благодаря бобрам этот городок в 30 минутах езды от столицы родил даже не мальчика, а целый скандал. Началось все, впрочем, с маленького поста в Facebook, появившегося 4 ноября. Опубликовав две фотографии, на одной из которых – сидящий в прибрежной грязи бобер, а на другой – обточенное им (или его родственником) дерево, местная жительница Елена Киричок написала коротко, но емко:

«Сегодня в Мытищах – голодные и обездоленные бобры после расчистки реки Яузы. Хатку и прочие места для сокрытия разрушили и убрали, водные растения, чьими корневищами они питались, выдрали и выбросили. Теперь бобры ночью ходят вдоль берега и "режут" деревья, которые посадили вдоль берега для красоты».

Запись перепостили примерно 600 человек, а потому местная казалось бы история вдруг бурно вышла из тихих мытищинских берегов, затопив все информационное пространство. «Месть бобров», «Речная вендетта», «Нашествие озлобленных бобров» – под такими заголовками стали одна за другой появляться материалы в различных СМИ. В ответ областное министерство экологии выступило с официальным пресс-релизом под заголовком «Бобрам в Мытищах ничто не угрожает». «Как известно, – говорится в нем, – бобры предпочитают селиться по берегам медленно текущих рек. Животные избегают водоемов, промерзающих зимой до дна. Вход в жилище бобра всегда располагается под водой. Норы бобры роют в крутых и обрывистых берегах. Они представляют собой сложный лабиринт с 4-5 входами. На Яузе бобровые хатки расположены вдоль крутого левого берега, и входы в них расположены под водой. При производстве работ по формированию береговой полосы жилища бобров техника обходит стороной».

Чиновники говорят, что по просьбе граждан в Мытищах проводятся работы по экореабилитации реки – ведь она настолько заросла, что местами стала больше походить на болото. Теперь же тут, по их словам, планируется сделать берег, по которому можно гулять… Хатки бобров сосчитали, бобров сосчитали. Их семь штук. И по факту, как говорят, им совершенно ничего не угрожает, их никто не трогает.

Заповедник

На подъезде к станции Тайнинская сухенькая женщина неопределенного возраста, срываясь на неотстроенное контральто, пронзительно декламировала незамысловатое стихотворение, призывавшее скидываться на прокорм бездомным животным:

«Мы питомник, мы не размножаем, А берем на улице и спасаем».

А после перешла в атаку, задав каждому сидящему в вагоне вопрос с подковыркой: «Собачки иногда раз в год питаются. А вы не пробовали раз в год питаться?»

В общем, даже несведущему человеку было понятно, что в этих краях животных любят.

Как вселял ее и вид прилегающего к тревожному берегу района: улицы Детская и Пионерская, двухэтажные бараки, заселенные в 30-е годы работниками Мытищинского машиностроительного завода, дореволюционные еще избы, разобранная на кирпичи усадьба купца Огаркова, покосившиеся заборы, редкие алые яблоки на полысевших ветках, водяная колонка, старые подъезды, белье на веревках – все это прямо-таки кричало о любви местного населения к естеству и о той природной лени, которая есть не грех, но благо, ибо что, как не она, удерживает всех нас от глупостей – в том числе и по отношению к окружающей среде. В воздухе пахло перепревшим летом.

Однако хрустальная эта пастораль исчезает, едва дорога от станции выводит к мосту через Яузу. Если левый берег реки наводит расслабленного от здешних красот пешехода на мысли о заповеднике, баньке, перегное и квашеной капусте с хреном и смородиновым листком, то берег правый зачем-то дает пощечину серыми многоэтажками, заставленными машинами дворами и асфальтрованными дорогами.

Река словно разделяет времена. Но сейчас ей явно не до того. Все свалилось одновременно: строительство нового выезда на Ярославское шоссе, сметающего большую часть здешней старины, и – та самая экологическая реабилитация, благодаря которой часть береговой линии на данный момент выглядит убедительной иллюстрацией к апокалипсису. Скоро здесь наверняка зацветут цветы и забегают дети, но сейчас по черному влажному месиву, из которого, словно кости, торчат вырванные со дня толстенные корни кубышек, ходят лишь обалдевшие утки.

«Но ведь у нас гнездятся кряквы»

Елена Киричок – автор того самого нашумевшего поста, ежась от сырого ветра, признается: «Бобры стали для нас этакой реперной точкой, индикатором всего происходящего. Потому что проблема не только в них. Понимаете, в Мытищах Яуза всегда была естественной – то есть рекой с естественным руслом, естественным берегом и естественной растительностью. А что происходит сейчас? У нас хотят сделать реку, «как в Европе», при этом уничтожив всю самобытность. Но ведь у нас гнездятся кряквы, а там, видите, где растет рогоз, гнездились совершенно потрясающие камышницы – птицы семейства пастушковых. Сколько тут было птенцов! А теперь им нет места. Как, кстати, и водяным крысам».

Елена – профессиональный биолог, работавшая в «Гринпис» и 12 лет преподававшая в Московском городском педагогическом университете, – сейчас занимается дополнительным образованием, то есть готовит ребят к разнообразным биологическим и экологическим олимпиадам.

«Чтобы ребенок мог достойно выступить, ему нужно сделать нормальную научную работу, просчитав экологические риски того или иного явления, – говорит она, рассказывая, как предложила одному своему ученику сделать научную оценку первого этапа начавшейся экологический реабилитации Яузы. – Мы взяли пробу воды на наличие в ней гидробионтов, то есть беспозвоночных, чтобы посмотреть, насколько нарушены места их обитания, насколько уничтожена растительность. И что же? После так называемой экологической работы земснарядов мы не обнаружили, например, ни одного водяного клопа, ни одного ракообразного типа водяных осликов. Ни од-но-го! А что случилось с диатомовыми водорослями, имеющими панцирь из кремнезема? Они все мертвые».

Всему виной, считает Елена, методы очистки воды. Плавучий экскаватор черпает тину и песок, взмучивает воду, которую затем труба прокачивает в специальное очистное сооружение. И уже там все делится на иловые отложения, богатые гумусом, песок и, собственно, воду. Да, после все возвращается в реку, но уже лишенное всех микроорганизмов. Что же до организмов покрупнее, то именно в процессе забора воды на анализ Елена увидела семейство бобров, в скором времени ставшее звездами.

Берег левый, берег правый

Большая часть правого берега Яузы срыта. Не ради баловства, конечно, а чтобы придать ему ровность линий и урбанистическое благородство. Чуть позже его можно будет затянуть сеткой и наслаждаться прекрасными видами.

«Конечно, – соглашается Елена, – кое-что здесь нужно было прочистить. Я знаю, что администрация знает про бобров, пытается держать ситуацию под контролем, но… Вот тут был ивняк, бобры приходили и грызли его, а сейчас его нет. Вот там убрано метра три береговой линии. Резко сократилась кормовая база. Разрушены построенные бобрами запруды. Видите – вот брошенная норка».

На берегу, у самой воды, и правда виднеется несколько отверстий, ведущих под корни стоящего тут же огромного пня.

Спокойны и жители близлежащих домов. Точнее, они счастливы при виде происходящего: красивая набережная – это, согласитесь, неплохой бонус к виду из окна. «Какой же это ужас? – искренне удивляются они. – Это же круто!»

«Они считают, что в городе все должно быть как в квартире: вот стол, вот стул, ничего лишнего, все строго и функционально. А то, что здесь настоящая река, суходольный луг с разнотравьем, их не интересует. Да что там город! Они и у себя на даче все выложат плиткой и заставят парниками. Вот только гулять пойдут в лес, потому что там красиво. И соберут полевые цветы, восхищаясь, как в природе все здорово. А здесь, у себя под носом, все сроют и затянут сеточкой. Парадокс!» – удивляется Елена и ее единомышленники.

А бобры? Ну, а что бобры. Прогнозы разные.

«Если прогнозы специалистов будет неутешительными, мы попробуем перевезти наших бобров в Воронежский заповедник, где есть бобровый питомник. Это станет для них единственным шансом», – делится планами Елена.

А пока бодрые экскаваторы продолжают облагораживать дно и берега Яузы, утки ищут на чмокающей жиже перерытых берегов что-то съедобное, да бобры, выбираясь ночью на берег, обтачивают редкие осинки.

«Я не паникер, – вздыхает Елена. – Я знаю, что вся здешняя экосистема рано или поздно восстановится, пусть и не в том объеме. Но какой ценой?»

Вместо послесловия

«Однажды родоначальник рода Ни-Чай увидел во сне, что из озера, где жил бобер, вылетел в небо дракон, а явившийся в это время белый старик сказал ему: «Это умер бобер. Кто опустится на дно озера, где стоит дворец бобра, и положит кости отца своего в правой комнате от входа, тот будет китайским императором, а чьи кости будут лежать в левой комнате, тот будет корейским».

Так рассказывает старая корейская сказка. Но при чем тут Корея? Хотя все же немного при чем. Мытищинские бобры имеют все шансы превратиться в драконов и отправиться на небеса. Но вряд ли это кому-то поможет стать императором, потому что жизнь – все же не сказка.