«Один не возьмет, так другой раскошелится» Как жили и живут знаменитые московские старьевщики

Торг был уместен

Старьевщики были неотъемлемой частью пейзажа старой Москвы, так же как извозчики, чистильщики обуви, точильщики, лоточники. Они встречались на страницах книг Лескова, Горького, Куприна, Гиляровского и других писателей. Эти люди, обычно немолодые, ходили по дворам и монотонным голосом выкрикивали: «Старье берем! Хлам берем!» Жильцы дома, даже не глядя в окна, знали, кто это, и принимались торопливо осматривать свое жилище – не завалялось ли чего-нибудь старого, ненужного. Оглядывали потаенные углы, кладовки, лезли на антресоли, поднимая тучи пыли…

Пришельца звали в дом, и он поднимался по черной лестнице, ибо на парадную его не пускал швейцар. Входил в квартиру, начинал перебирать вещи, и начинался торг. Если покупатель и продавец после споров сходились в цене, то старьевщик опускал приобретение в свой большой мешок и ретировался. В следующей квартире повторялось то же самое.

Куда девали старьевщики свои приобретения? Совсем ветхие, драные сбывали за бесценок беднякам, нищим. Находили свой спрос и предметы покрепче, поновее. А самые удачные покупки, среди которых встречались весьма приличные и даже ценные вещицы, отдавали в руки важных господ – коллекционеров, любителей старины, библиофилов.

Рассказ о старьевщиках писатель Иван Кокорев поместил в «Очерках о Москве», где описан быт Белокаменной 40-х годов XIX века. Вот фрагмент его эссе: «Нет ли старого меху, платья, бутылок, штофов, старых сапогов, нет ли продать?» Так распевает человек неопределенных лет, одетый тоже неопределенно, с мешком под мышкою, иногда за плечами…

Старьевщик, говоря его словами, знает – где раки зимуют. Нет ему торговли, нет и наживы на богатых улицах, жильцы которых слишком горды, чтобы вступить в сношения с ним. Он идет в захолустья, в переулки, где живут люди не щекотливые, знакомые с нуждою и горем не по слуху, которым ничуть не стыдно показать свои обноски. Тут что ни шаг, то добыча…»

Пуговица Александра Македонского

Московские старьевщики-антиквары кучковались на Сухаревке – тамошнее торжище собирало множество любителей потолкаться да побродить в поисках чего-то этакого… Покупатели и сами порой не знали, что им надобно. Однако, уставив пристальный взгляд в чей-то портрет, тяжелый фолиант или панцирь рыцаря, отчего-то решали, что им эта вещь нужна до крайности.

Значит, попали они на крючок старьевщику, стали его добычей. Теперь будет он крутить-вертеть разгоряченным клиентом, пока тот со вздохом не раскроет свой кошелек.

Следует заметить, что хитровали на Хитровке изрядно. В своей книге «Меткое московское слово» литератор Евгений Иванов занятно рассказывает о приемах торговцев: «Возьми пуговицу оловянную, нашей ее на картон… только хорошенько нашей, вежливо, чтобы и картон был хороший… и напиши: пуговица от штанов Александра Македонского. Верно тебе говорю! Да еще укажи, где он ее потерял, где штаны эти от блох вытряхнул, почему и куда его блохи кусали. Поставь в витрину… Один не возьмет, так другой раскошелится. Деньги заплатит за твою серьезность, а больше за вид солидный. Статью еще в газетах напишет. Так, мол, и так: полководец-завоеватель, личность историческая, и его блохи ели, не боялись, окаянные. Истребляйте, скажет, блох, изучайте древности, чаще в магазин заходите, мы и не то найдем, разберемся по всякой линии. А что думаешь: начнет чудак, что пуговицу купил, все, что к Александру Македонскому относится, собирать. Свои последние штаны продаст, а начнет с пуговицы. С ума сойдет!..»

Горжетка из серебристого меха

Шли годы. Менялось, уходило из жизни многое. Но старьевщики оставались. Ведь шел не только круговорот дней, но и вещей. На костюмы, пальто и обувь копили деньги, откладывая с каждой получки. Когда собирали нужную сумму, шли в Мосторг, ГУМ или ЦУМ. Покупку «обмывали», созывали гостей. Улыбались, звенели рюмками: «Чтоб долго носилось и не сносилось!»

Так и бывало. Вещи жили многие десятилетия, дремали в сундуках, шкафах. Весной их вывешивали на веревках во дворах проветриться. Повсюду стоял густой, удушливый запах нафталина, перемешанный с духом молодой листвы и травы.

Вещи не выбрасывали, как сейчас, а берегли. Они переходили от одних хозяев к другим, и только через много лет они становились добычей старьевщика. Впрочем, иногда в его проворные руки попадали совсем новые вещи. Как в повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика», действие которой происходит во второй половине 30-х годов.

…Пионер Сергей Щербачов летом остался один – его отец был в тюрьме, а мачеха уехала отдыхать на Кавказ. Мальчик, легкомысленно истратив оставленные ему деньги, пребывал в глубокой печали. И тут услышал зазывный голос старьевщика.

Сергей выглянул в окно и окликнул его. Тот вошел, перерыл кучу, в которой были рубашка, брюки, рваная куртка, коньки. И объявил цену: шесть рублей. Этого было мало. Сергей притащил старые валенки, кухонные полотенца, мешок из-под картошки, отцовские сандалии, наушники от радиоприемника и облезлую заячью шапку. Сумма выросла до одиннадцати рублей.

Тогда отчаявшийся Сергей раскрыл шкаф, сдернул с вешалки серебристую меховую горжетку мачехи и бросил на стол перед старьевщиком. «Семьдесят рублей, — тихо сказал он. — Больше не дам ни копейки».

Сергей затеял спор. Но хитрый старьевщик остановил его: вещь не твоя, и как бы нам за нее не попало.

« — Как ты смеешь! — забормотал я. — Это мое. Это не твое дело. Это мне подарили. — Я не спорю, — усмехнулся старьевщик. — Я не спорю. Может быть, и есть такой порядок, чтобы молодая девушка носила сапоги и шинель солдатский, но такой порядок, чтобы молодой иунуш носил дамские туфли и меховой горжетка, - такой порядок нет и никогда не было. Бери скорей, иунуш, деньги — и конец делу».

Острый глаз старьевщиков

Они ходили по домам до Великой Отечественной и после. В 60-е годы их дело еще процветало. Они уже не ходили пешком, а передвигались на телегах, в которые были запряжены худенькие лошаденки с вытертыми боками, пенсионеры гужевого транспорта.

Старьевщики входили в московские дворы, кричали и звонили в колокольчики. Их приходу особенно радовались дети, поскольку их награждали игрушками, которых в магазинах сроду не было. Это были хлопушки, свистульки, куколки, бусы, мячики на веревочке, зеркальца, пищалки «тещин язык», изготовленные кустарями.

Старьевщики сдавали свою добычу в пункты вторсырья и имели с этого выгоду. Глаз у старьевщиков был острый, они мигом отличали ценную вещь от барахла, и, узрев ее, выторговывали у наивных горожан. А если попадались раритеты, то они, как и предки, сбывали их антикварам. Тут уж «навар» получался солидный.

…Помню, как однажды в наш двор на Электрозаводской улице въехал на телеге старьевщик. Жильцы стали выносить тряпье, развалившуюся обувь, банки, какие-то картонки. Пожилой, покрытый седой щетиной дядечка ссыпал взрослым мелочь, а детям - подарки. Ребятишки весело рассматривали их, только я стоял в стороне весь в слезах – мама ушла в магазин и унесла с собой ключ от квартиры. Поэтому нечего было дать старьевщику, и я не мог получить от него взамен какую-нибудь забавную штуковину.

Старьевщик, разделавшись с делами, собрался было уезжать со своей поклажей. И тут увидел меня, плачущего. Усмехнулся, поманил пальцем и вручил сахарного петуха. Подмигнул, ловко вспрыгнул на край телеги и стегнул лошаденку...

Когда овчинка выделки стоит

Современные московские старьевщики ничем не напоминают своих непрезентабельных предков. Они прилично одеты, ездят на хороших автомобилях и скупают вещи, которые ценятся в среде коллекционеров: мебель, картины, статуэтки, сервизы. И вообще все, что когда-то заполняло жилища москвичей в разные времена и носит отпечаток эпохи.

Старьевщики XXI века – люди образованные, знают историю, стили, направления. Они деловитые, солидные, обходительные. По первому зову выезжают на квартиры, осматривают содержимое. У них отменный нюх, вещи, сулящие выгоду, чуют за версту, знают, как их добыть. Иной раз для удачной охоты достаточно лихой атаки – «навесил лапшу на уши» и купил, что надо. Но порой, когда овчинка выделки стоит, приходиться долго обвораживать клиента, сбивать цену.

Потом приходит время «схватки» старьевщика с коллекционером. Последние, как правило, люди богатые, состоятельные, но жмутся отчаянно, лишнего не дадут. Обе стороны порой ведут торг часами, но часто завершают его, редко бывая довольными собой. Продавец считает, что продешевил, а покупатель, наоборот, думает, что переплатил. Но все равно им никуда друг от друга не деться. Снова встретятся и затеют торг.