«А теперь — про блох». Что вытворяли и как развлекались ученики российских вузов?

«Заболтай препода»

Евгений

42 года, специалист по связям с общественностью

Я учился на факультете политологии. Самым популярным народным развлечением в то время была игра «Заболтай препода». Эта традиция существовала здесь задолго до моего прихода и, насколько мне известно, в каком-то виде сохранилась до сих пор.

Перед семинаром, к которому мы были не готовы, хулиганский актив группы договаривался между собой о теме, на которую будут всеми силами переключать внимание преподавателя, чтобы не оставить ему и шанса повернуть к вопросам, ради которых, по идее, мы все в аудитории собрались.

Помните старый анекдот про студента сельхозакадемии, который выучил только один билет про блох? В финале изрядно уставший преподаватель просит рассказать ему хотя бы про строение рыбы. На это студент с улыбкой отвечает: «Рыба живет в воде, так что у нее нет шерсти. Но если бы она была, в ней точно водились бы блохи. А теперь — про блох…». Вот у нас игра шла примерно по тому же принципу.

Конечно, на опытных преподавателей это либо не действовало вообще, либо работало с непредсказуемым результатом. Однажды на очередном семинаре было принято решение «гнать про муравьев». Занятие вела одна из старейших преподавательниц факультета. Это прямо был вызов.

Чушь мы несли вдохновенно и самозабвенно, сравнивая политическое устройство человеческого общества с муравейником. Около часа вещали. И все это время преподавательница сидела, подперев ладонью подбородок, и внимательно нас слушала. Когда мы выдохлись, она сказала только одно: «На биофак. Обоих. Сегодня же», — и развернула семинар в нужное ей русло. Благо, особых последствий для нас не было, не считая нескольких дополнительных вопросов на экзамене.

Лучше всего техника забалтывания срабатывала на аспирантах или приглашенных преподавателях с других факультетов, которые знали нас плохо и к такой подлости готовы не были. Приходить к нам на занятия они потом не любили.

«Карта портвейных боев»

Александр

47 лет, преподаватель

Когда-то очень давно я учился на филологическом факультете одного из столичных университетов.

Говорят, все смешное, что можно рассказать о студенческой жизни, — это пьянки, а слушать про них скучно. На самом деле все упирается в вопрос организации процесса и его идейную составляющую.

У нас было несколько излюбленных точек студенческого досуга. Одну из них мы дружно прозвали «тамбур». Это был небольшой закуток рядом с кафедрой русской классической литературы. До сих пор не могу понять, как ее сотрудники выносили наши регулярные визиты, ведь между тамбуром и их кабинетом был тонюсенькая фанерная стеночка, так что слышно было абсолютно все. Вспоминать немного стыдно, ведь на кафедре работали настоящие филологические девы советской закалки. Тем не менее нас ни разу не прогнали оттуда, даже слова плохого не сказали.

Конечно, ни одна встреча в тамбуре не обходилась без классических элементов студенческой пьянки 90-х годов — гитара, «Гражданская Оборона», Цой, ДДТ и прочий русский рок, анекдоты «ниже пояса» и так далее.

Но центром всего происходящего была контурная карта «портвейных боев». Под это произведение искусства была выделена отдельная стена. Просто так выпивать было скучно, так что мы делились на фракции. Как правило, их было две — портвейная и водочная. На настенной карте фиксировалось все: кто в какой фракции состоял, кто переходил из одной в другую, кто и когда поддержал честь своей команды, оставшись в относительно ясной памяти под конец очередного заседания. Отмечались даты, рисовались стрелки, указывалось количество выстоявших и павших в бою. Побывать в тамбуре и не обновить карту считалось позором, несовместимым с жизнью. Так что по этой настенной росписи можно было проследить всю историю столкновений двух фракций курса со второго и до самого диплома.

Традицию переняли студенты, пришедшие следом за нами. Карту несколько раз перерисовывали, пока она не стала занимать почти весь тамбур. Но в итоге ее все же закрасили. Я окончательно осознал, что студенчество закончилось только в тот момент, когда мне рассказали об этом.

«Тайное общество имени графа Калиостро»

Ольга

37 лет, психолог

В начале 2000-х мы с близкой подругой поступили в один университет. К тому времени мы уже видели множество американских фильмов и привыкли думать, что в каждом уважающем себя высшем учебном заведении должна быть своя «тайная ложа». Есть же подобные общества и клубы в том же Гарварде. Чем мы хуже?

Но в московских вузах ни о чем подобном не слышали. Не говорил никто о таких клубах и в нашем университете. Тогда мы решили взять дело в свои руки и самостоятельно организовать нечто подобное у себя на факультете.

Наше тайное общество носило имя графа Калиостро, Алистера Кроули и кого-то еще из довольно известных европейских оккультистов, хотя к подобным «наукам» не имело ни малейшего отношения. Мы решили все делать, как взрослые, так что придумали себе тайные имена и какие-то еще пароли. Также у нас была специальная тетрадь, в которой был прописан устав общества, клятва участников, их список и даже гимн, который мы придумали.

Был даже обряд посвящения. Его мы проводили в районе метро Юго-Западная, где жила одна из наших однокурсниц. Провести все это действо без священной чаши и столь же священного напитка было немыслимо. И если в роли сосуда выступал обычный пластиковый стаканчик, то в качестве местной «амброзии» мы использовали так называемое вино оптимиста и пессимиста — это была какая-то дешевая алкогольная бурда из коробки с абрикосовым вкусом. Иногда оно было более-менее вкусным, таким образом становясь вином оптимиста. Но в иные моменты эта абрикосовая, прямо как у Булгакова, отчаянно воняла парикмахерской. И мы назвали ее вином пессимиста.

После принесения клятв на звездах, зачетках и учебных пособиях, пропевания гимна и испития священного напитка обряд посвящения финалил какофонический концерт под группу «Ранетки» с использованием кастрюль, расчесок и всего, что вообще можно было использовать как условно музыкальный инструмент.

Мы тогда плохо представляли, что такое студенческие общества на Западе, так что деятельность нашего большей частью сводилась к взаимовыручке во время экзаменов и совместным тусовкам. Но это было здорово. Мы так и продержались одной компанией до самого выпуска, и продолжаем общаться и сегодня.

«Что ж так надрываться? Сейчас приду!»

Елена

35 лет, владелица кофейни

О старой студенческой традиции в полночь накануне экзамена высовываться из окна с зачеткой и кричать: «Халява! Приди!», — я узнала еще в школе. Но воспользовалась этим методом только один раз — когда поступала в университет.

Я мечтала попасть на истфак, но очень сомневалась в своих силах. Мне нужно было сдать три экзамена, один был уже за плечами, но получила я за него не самый хороший балл, так что боялась остальных до дрожи.

В моменты сильного страха человек может вести себя странно. Разуверившись в своих знаниях после первой относительной неудачи, я решила обратиться к высшим силам.

Ровно в полночь накануне следующего испытания я, покраснев до кончиков волос, высунулась с балкона, выставила в небо раскрытый экзаменационный лист и, почти плача, трижды прокричала положенное «заклинание».

Про соседей старалась не думать. Слышимость у нас отличная. Мой надрывный крик точно слышали все, кто еще не спал.

Когда троекратный призыв Халявы отзвенел в ночной тишине, я уже хотела развернуться и бежать в глубину квартиры. И тут услышала, как мне ответили. Некий неизвестный мне мужчина, будучи явно навеселе, прокричал со своего балкона: «Девушка! Что ж так надрываться? Говорите номер квартиры! Сейчас приду!».

Меня это так рассмешило, что все напряжение мигом улетучилось. Хохоча, я вернулась в свою комнату и спокойно легла спать. Внутри крепла уверенность: если мне нужен был знак, это был именно он.

Остальные экзамены, кстати, я сдала на отлично и поступила на исторический факультет, о чем еще ни разу не пожалела.

«Это же праздник. Тут никто не должен пострадать»

Владимир

40 лет, разработчик программного обеспечения

Учился я на одном из московских факультетов IT-технологий. Одной из самых важных наших традиций было посвящение в студенты или, проще говоря, Посвят.

Мероприятие было закрытым, проводилось тайно и, конечно же, в лесу. Те, кто учился на факультете уже не первый год, приводили первокурсников на заранее оговоренное и подготовленное место, чтобы провести священный обряд посвящения в айтишники.

Выглядело это каждый раз по-разному, но неизменно в программе присутствовала полоса препятствий, требование поменяться с кем-то из однокурсников одеждой, связывание и развязывание веревок, в том числе и друг на друге, и другие занимательные конкурсы. Кстати, одним из них было требование найти в ближайшем болоте заранее припрятанную под какой-то кочкой бутылку водки. Так, один из моих товарищей, промучившись около получаса достал из воды не только тот сосуд, что был оставлен там в том году, но и парочку, казалось бы, давно утерянных в прошлые года. Конечно, это произвело должное впечатление, а счастливый ловец подводной водки сразу же заимел у товарищей авторитет.

Одна из девушек во время Посвята обязательно исполняла роль Матери Науки. Кто-то из парней сажал ее к себе на плечи, ее полностью накрывали белой полупрозрачной вуалью, и она торжественно зачитывала первокурсникам клятву студентов, которую те должны были повторить.

Когда полоса препятствий была пройдена, а на ней, кстати, помимо прочего встречались даже дымовые шашки, клятва произнесена и наставления получены, начинался сам праздник. И надо сказать, что одной из традиций нашего факультета всегда была забота о ближних, так что в момент, когда народ пытался уединиться по парам, к ним всегда подходила Мать Наука или кто-то из старших и с милой улыбкой протягивала презерватив. Посвят — это же праздник. Тут никто не должен пострадать.

И обязательно оставались те, кто либо вообще не пил алкоголь, либо пили очень умеренно, ведь под конец всей этой вакханалии мы собирали всех студентов, буквально пересчитывали по головам и отправляли домой, в том числе и на такси. И каждый раз требовали: никому ничего не рассказывать, ведь то, что произошло на Посвяте, остается на Посвяте.

«Хотите, спою?»

Анна

34 года, выпускающий редактор

Когда-то очень давно, даже не подозревая, что стану журналистом, я училась на юрфаке и грезила карьерой адвоката. В то время я свято соблюдала традицию выкручиваться на экзаменах нестандартным способом.

Призом за успешное прохождение экзаменов на первом курсе был назначен билет на концерт одного из моих любимых музыкантов. Но папа сомневался, что я его получу, потому что в моей зачетке не должно было быть ни одной отметки «удовлетворительно» — только «хорошо» или «отлично».

Накануне экзамена по всемирной истории государства и права я вела себя, как тот студент, что за ночь пытается освоить китайскую грамоту, — в лихорадочном темпе читала учебник, надеясь запомнить все.

Но тут случилось страшное — зуб мудрости решил, что настало время прорвать капюшон и показаться миру.

Половину ночи я провела с высоченной температурой и сильной болью, так что на экзамен явилась с ватной головой, темными кругами под глазами и только половиной усвоенного материала.

На первый вопрос билета, относившийся к Древнему миру, ответ отлетал от зубов. А вот с вторым было сложнее — он относился к той части учебника, прочитать которую я так и не успела, и касался законотворчества времен Великой французской революции. Мне, выпускнице школы с углубленным изучением французского языка, было стыдно.

Я сидела напротив преподавателя и пыталась выдавить из себя все, что помнила еще по школьным урокам. Экзаменатор ласково улыбался, качая головой.

«Ну, хорошо, Аня. Но что же еще Вы знаете по вопросу?», — спросил он.

Я была в отчаянии. За ответ мне светила только «тройка», так что о концерте можно было забыть. Терять было нечего, а погибать бесславно не хотелось.

«А еще, еще… Еще я Марсельезу знаю! На французском! Хотите, спою?», — выпалила я и, не дожидаясь разрешения дрожащим от волнения голосом запела.

Аудитория взорвалась от хохота. Преподаватель смеялся так, пришлось снимать очки и вытирать выступившие слезы.

На концерт я попала. За сообразительность мне поставили желанную «четверку» и отпустили с миром. Но на следующий год новых первокурсников на экзамене попросили не петь: сказали, больше не сработает.