«На вас давят и требуют потратить деньги»

Места, где встречаются различные группы

Я считаю, что общественное пространство, конечно же, важно по гражданским причинам. Оно не просто важно нам, как индивидам. Общественное пространство также важно, потому что уже по определению принадлежит и городу, и обществу. Очень часто это символический центр гражданской жизни.

Подумайте о площади, она представляет общественную жизнь - это форум, где могут происходить демократические практики. Это место, где горожане и общественные группы могут: встретиться друг с другом, признавать какие-то взаимные национальные, культурные различия, где может происходить обмен информацией. И задолго до интернета и даже газет, люди собирались на площадях, и там приходили к новым идеям. Именно на площадях, в общественных пространствах началась политика и политическая жизнь.

Обмен информацией, не только в цифровой форме, очень важен. Для этого и нужны общественные пространства - места, где встречаются различные группы, а не какое-то «одно общество». Также группы, которые исключаются из общественной жизни по каким-то причинам, могут найти себе место в таком пространстве.

Пространство, где может быть каждый

Таким образом, общественные пространства позволяют расширять общественную сферу. Я имею в виду формирование идей, традиций, концепций, которые появляются благодаря обсуждениям, обменам идеями.

Общественные пространства очень важны во многих отношениях, и на глобальном уровне, и для отдельного человека, и для городских сообществ. Итак, вот мое идеальное общественное пространство, площадь Union Square в Нью-Йорке. Что здесь могут делать люди? Что-то они продают, во что-то играют, спускаются в метро, что-то покупают в лавочках. И для меня идеальное общественное пространство, это пространство такое, где может быть каждый. Я понимаю, что это очень идеальная картинка, но, тем не менее.

Я все больше пишу о том факте, что компактная теория является базовой концепцией создания общества, в котором мы хотим жить. Такого рода общественные пространства для всех, это идеальное место для встреч. Но я действительно в глубине души хочу, чтобы по крайней мере, в каких-то городских пространствах была возможность встретиться с людьми, с которыми ты ни в каких других обстоятельствах пересечься не смог бы.

Итак, на основании вот этой идеальной идеи, которую я описала, и идеи о важности гражданских символических центров общества в городе, такие общественные пространства становятся основой гражданской жизни. Они реализуют потенциал гражданской жизни, предоставляя людям физические и виртуальные пространства для гражданской жизни. Они дают людям возможность собраться вместе для дискуссий, для сотрудничества. Также, бывает, люди собираются, чтобы разрешить какой-то конфликт, столкновение интересов.

Гражданская жизнь в обыкновенном городе, - вот чем я занимаюсь, как и многие градостроители, архитекторы, дизайнеры, и, конечно же, социологи, антропологи. Так вот, гражданская жизнь в обыкновенном городе должна основываться на равенстве, инклюзивности, включении различных социальных групп, и, главное, на признании того, что каждый гражданин имеет право пользоваться городом. Этого нам и нужно достигнуть.

Исследуя общественные пространства, мы обнаружили некоторые вещи, которые можем сделать и, конечно же, различные процессы, динамики власти, которые включены в процесс принятия решений. И эти решения, соответственно, определяют, есть ли у нас общественное пространство, которое работает так, как мы мечтаем, или мы получили общественное пространство, которое не работает. (…)

Антропологические исследования

Антропологические исследования традиционно происходят следующим образом: вы отправляетесь куда-то в поля, в Африку, и проводите в этом пространстве целый год. Я жила в Коста-Рике таким образом 11 месяцев. Это замечательно, когда вы проводите антропологический анализ.

Но реальность нашей повседневной жизни состоит в том, что мы используем, и должны использовать, антропологические навыки в нашей современной городской среде. И именно этим занимается Центр городской антропологии. Мы улучшаем новые методы, я использую ускоренный процесс этнографической оценки. Он исторически связан с действующей антропологией, с включенной антропологией, или так называемой активистской антропологией, которая часто применяется в таком процессе, когда производящий исследование эксперт сам является участником происходящих событий.

Это методы, которые основываются на сотрудничестве, и включают в себя циркуляцию различных типов данных и техник. Приведу пример. Этот метод, РИП, предоставляет моментальный снимок, как на Polaroid, текущее положение в месте в данный момент времени. Я понимаю, что все эти моменты просчитать сложно, но хочу, чтобы у вас было некоторое представление о том, чем занимаемся мы и наши коллеги, потому что работа это непростая.

Все думают: ой, как здорово! Ты приезжаешь в Африку, знакомишься с племенами, путешествуешь по всему миру, создаешь общественные пространства. Но, на самом деле, обычно в процессе исследования я худею на десять килограммов, потому что работа насыщенная, приходится делать много различных вещей. И вы, как правило, делаете это в команде: делаете карту типов поведений, совершаете прогулки по пространству и просите людей рассказать о том, что они делают в том или ином месте, какие истории связаны с теми или иными пространствами. Вы проводите индивидуальные интервью.

Особенно это сложно в ситуации, когда люди в пространстве говорят на разных языках. Я, в основном, провожу интервью на испанском и английском. Если мне нужен китайский, я найму студента, чтобы он мне помог. Мы проводим также экспертные интервью: говорим с людьми, которые непосредственно управляют данным пространством. Это могут быть городские чиновники, менеджеры банков, директора школ, которые находятся поблизости. Это может быть наблюдение, в котором вы принимаете участие.

Вы постоянно находитесь рядом и видите, что происходит. Таким образом, наблюдая, вы можете присутствовать непосредственно в ситуации, и понимать, что происходит. Наконец, вы должны понимать пространство. Выявить непоследовательность, несовпадение, какие-то отличия между тем, что говорят люди, и тем, что вы видите на самом деле. Например, все говорят: ой, какое у нас безопасное место, а потом ба-бах! И оказывается, что там нет никакой мамы с ребенком никогда. Почему же тогда это безопасное пространство?

Это, что вы пытаетесь создавать, вы используете много разных справок, чтобы понять пространство. Главное сегодня, это как правильно воспринимать, как образовалась история. Здесь, в Москве, это особенно важно.

И часто мы проводим фокус-группы. Все это мы делаем буквально за пару недель. То есть, как правило, работает некоторая команда людей. И даже, несмотря на то, что мы делаем это в очень короткий промежуток времени, вы набираете самые различные свидетельства, – типы данных, источники. И, работая со всеми этими разными типами данных, вы, наконец-то, начинаете формулировать более точные вопросы, и, наконец-то, понимать, что же происходит, находить какие-то инсайты. Никогда у вас не будет идеального результата. Но на данный момент, это лучший метод, который мы смогли обрести и сформировать.

Четыре типа угроз общественным пространствам

Итак, теперь поговорим о главных моментах, которые я хотела рассказать. Я поговорю о четырех типа угроз общественным пространствам. Мне кажется, я уже потратила много времени, поэтому, к сожалению, быть может, что-то придется опустить.

Начну с первой угрозы, - это недостаток репрезентаций тех или иных социальных групп. Это причины, по которым общественные пространства могут быть не использованы, не быть успешными, там могут возникать какие-то конфликты вокруг.

Если говорить о приватизации в контексте Москвы, быть может, это не такая большая проблема. Но в Нью-Йорке это очень актуально. Вы, может быть, видели фотографии, картинки, теле-шоу в Нью-Йорке, и поймете, о чем я говорю. Секьюритизация, то есть повышение степени норм безопасности – это мой термин, я о нем много писала. Это, действительно, ситуация, когда людям нужна безопасность. Но иногда те, кто отвечает за обеспечение безопасности, может перегибать палку. И последняя угроза, - это социальная несправедливость.

Холм Независимости в Филадельфии

Итак, начнем с недостатка репрезентации. Возьмем знаменитый холм Независимости в Филадельфии, где находится знаменитый Колокол свободы. Там находится национальный парк, и никто в Филадельфии его не использовал. Это, знаете, был как Кремль: туда приходили туристы, смотрели на этот Колокол свободы, но больше в этот парк никто не ходил.

А парк огромный, занимает половину центра города. И его дирекция попросила нас прийти, посмотреть, что же можно с этим пространством сделать. Мы провели интервью среди тех групп людей, которые хотели использовать парк. Это были, во-первых, афроамериканцы, которые жили в новом районе, находящемся рядом. Мы говорили с эмигрантами: вьетнамцами, которые жили буквально рядом, с пуэрториканцами, другими латиноамериканскими группами, а также с италоамериканцами и американскими евреями, которые также традиционно живут в этом районе.

И вот что мы обнаружили, вероятно и в Кремле выяснилось бы тоже самое, если бы мы проводили исследования там. Местные рассказывали, что там все для туристов, а для них ничего нет. Афроамериканцы сказали, что там только одна черная штука – чернила на Декларации независимости США, которая там хранится в музее. А вьетнамцы говорят: знаете, у вас тут Колокол свободы, который символизирует колонизацию США со стороны Британии. И этот колокол прозвонил, когда американцы сбросили оковы колониальных британцев. Но для нас же это тоже символ колонизации. Для нас это тоже важно.

Обнаруженное мы наносили на так называемые карты культурных ресурсов, обозначая таким образом, где у людей какие-то особенные воспоминания, смыслы, в какие места ходили их родители, и куда теперь не ходят их дети. Мы обнаружили поразительные вещи. Оказалось, что на площади Washington Square очень давно было первое афроамериканское кладбище США, и первое еврейское кладбище тоже. А теперь там нет ни следа этого кладбища, ни памятника, ни указателя, ни информационного щита. Ничего, что как-то отражало бы историю места и те социальные группы, которые живут вокруг этого парка.

Но по результатам этого исследования, карт, воспоминаний или каких-то социальных, культурных связей, мы могли понять, что это место по-своему очень важно для людей, которые там живут.

Спустя 20 лет после нашего исследования наконец-то было сделано все, что мы порекомендовали. Наконец-то это то место используется и туристами, и горожанами. Теперь там есть туры на испанском, открылся музей, посвященный проблемам рабства черного населения США.

Pelham Bay Park в Нью-Йорке

Следующая проблема - это Pelham Bay Park в Бронксе в Нью-Йорке. Там можно говорить о недостатку репрезентаций и проблеме, связанной с утратой культурных символов. Этот парк очень популярен среди латиноамериканского населения Бронкса. Там очень много латиноамериканцев, пуэрториканцев. Парк отличный, красивый. Пляж там замечательный, большой. Там происходят какие-то танцы, сальса, музыка, показывают фильмы. Пикники на пляже. И, действительно, буквально это латиноамериканское сообщество забрало себе это пространство.

Меж тем, там в Бронксе очень много людей живет и жили из поколения в поколение. Это обычный такой белый средний рабочий класс. И эта группа чувствовала, что их как-то маргинализировали. То есть вы понимаете, репрезентация вещь сложная. Иногда мы можем делать очень хорошие вещи. Приглашая новые социальные группы, или формируя новые символы в пространстве. Но нам нужно думать о тех культурных символах, которые существовали до этого. Культурные символы всех людей, которые использует парк. Иначе, эти другие символы будут маргинализированы.

Prospect Park в Нью-Йорке

Еще пример - Prospect Park. Я живу рядом, в Нью-Йорке. Так вот, изначально это, на самом деле, была верфь, где просто были лодки. И это было очень популярное место в парке. Люди туда ходили, катались на лодочках, устраивали ужины, обеды, пикники.

И когда это пространство восстановили, там не было мест для социальных активностей. Без каких бы то ни было программ было это пространство, его никто не использовал. Почему? А потому, что если мы действительно хотим восстанавливать исторические места, то без заложенных социальных функций эти пространства не будет работать, если вы хотите, чтобы люди взаимодействовали с пространством так, как это было прежде.

Парк сделали, конечно, красивым, архитекторы поработали замечательно. Но они не проработали социальные механизмы взаимодействия, не создали программу этого места. (…)

Собственность и коммерция

Итак, приватизация. Скупка в собственность. Когда у парка, у общественного пространства появляется собственник, конечно же, это может привести к коммерциализации. Это очень противоречивая тенденция в США сейчас. (…) Большинство людей, гуру создания общественных пространств в Нью-Йорке считают, что, конечно, у вас должна быть коммерческая деятельность в парке, чтобы он был успешен.

Коммерческие активности в общественном пространстве быть должны. Но, все-таки это должно быть в такой степени, чтобы люди могли себе позволить пойти туда, выпить чашечку кофе. То есть эта коммерциализация не должна доходить до крайностей. Она не должна быть слишком дорогой. И, опять же, вы не должны чувствовать, что вы как будто обязаны прийти и потратить деньги. Это другая проблема. Это ограничение доступа к пространству в результате приватизации.

Бывает, что в маленьком сквере часто тусуются подростки, и люди, которые живут вокруг, решают: хотим это прекратить. (…) В результате, это пространство становится эксклюзивным, например, предназначенным только для работников офисных центров, которые находятся вокруг. Парк становится ограниченным, отсеченным.

Следующая проблема - это чрезмерная регуляция. Я уже показывала этот слайд сегодня утром. Когда люди приватизируют какое-нибудь общественное пространство, они еще пишут длинный список того, что там нельзя делать. Например, на Sony Plaza в Нью-Йорке: нельзя ничего продавать, спать, пить, курить, играть в азартные игры, играть громкую музыку, ругаться всякими ругательными словами, бегать, кататься на велосипеде, скейтборде, или роликах. Нельзя домашних животных туда приводить. Это общественное пространство, но приватизированное.

Так вот, каждое из этих правил исключает кого-то, исключает какого-то пользователя из этого общественного пространства. Дети туда на велосипеде не приедут, люди с собакой туда не придут. Каждое это правило в результате приватизации отсекает людей. Но это, меж тем, городское пространство, где стоят указатели с надписью «не сидите на бордюре», понимаете? Хотя в принципе, все это было создано ландшафтным архитектором, чтобы там можно было посидеть.

Знаете, что в США сейчас происходит? У нас сейчас в Америке люди судят друг друга не только на основании благосостояния и богатства. Мы судим друг друга на основании новой моральной географии. Она основывается на том, сколько денег ты можешь взять в долг, или сейчас уже сколько денег ты должен в рамках различных ссуд, займов, и так далее. Например, женщина, у которой на кредитной карточке минус 10 тысяч долларов овердрафта. Мы называем это финансиализация повседневной жизни.

Это своего рода последствия этой крайней приватизации, которая происходит в США. Дело не в том, есть у вас деньги или нет. Их наличие или отсутствие, ваша долговая яма становится вопросом морали.

Чрезмерная безопасность

Поговорим о чрезмерной безопасности, секьюритизации. Например, в Нью-Йорке сейчас принята политика полной нетерпимости. Она стала актуальна после атаки на башни-близнецы Всемирного торгового центра 11 сентября. В России это не восприняли, как большую трагедию, а для нас это была очень тяжелая ситуация, которая привела к усилению норм безопасности. Они стали более жесткими, и полиция начала проявлять политику нулевой терпимости, удаляя не просто попрошаек или бомжей. Теперь уже они могли удалить из общественных пространств кого угодно: иммигрантов, черных, пожилых людей – любого, кто выглядит, как будто он немножечко мусульманин. Огромное количество людей в результате этого чрезмерного надсмотра полицейских были исключены из общественных пространств.

Далее, чрезмерное наблюдение, часто осуществляемое какими-то общественными дружинами или камерами, которые смотрят за общественными пространствами. Есть очень много людей в США и Латинской Америке, которые не хотят, чтобы их снимали на камеру, поэтому они не ходят в общественные пространства. Латиноамериканские иммигранты в США сейчас не ходят в общественные пространства в большинстве своем, потому что их могут снять на видео и потом спросить, почему ты у нас здесь пришел без документов, ты легальный или нелегальный? (…) Секьюритизация, повышение жесткости норм безопасности сейчас происходит все чаще. В частности благодаря современным технологиям. Вы скажете, что нам нужно обеспечивать безопасность общественных пространств, но как я показываю в другой своей книге «За воротами», в таких огражденных сообществах чем больше заборов вы строите, тем более люди чувствуют себя неудобно и снаружи, и внутри. Люди внутри чувствуют, что они не в безопасности из-за высоченных стен, за которыми должны прятаться. Нет волшебного лекарства в этой ситуации.

Пару слов скажу о социальной справедливости и несправедливом распределении пространства. Если сравнить неблагополучный Бронкс и сияющий Центральный парк в Нью-Йорке, то мы увидим, что пространство находится в совершенно разных состояниях. Качество общественных пространств должно распространяться равномерно. Здесь мы явно видим, до кого есть дело городским властям, а до кого – нет.

Необходимо справедливое соблюдение процедур, как в суде. Вы в суде можете проиграть дело, но чувствуете, что процесс был проведен справедливо и честно. То же самое люди должны чувствовать, обращаясь с общественными пространствами. Например, в районе Mission District в Сан-Франциско была группа из латиноамериканского сообщества: отцы, дети, внуки, - они играли на футбольном поле всю жизнь, из поколения в поколение. А теперь кто-то пришел и сказал, что будет расписание, и нужно платить 20 долларов за игру на этом поле. В этой ситуации не было процедурной справедливости: город решил сам за себя, договорился с компаниями, которые захватили это пространство, и все. Городские власти сами приняли решение, и новые владельцы этого пространства решили, что нужно за пользование этим футбольным полем платить. Но после всестороннего обсуждения сложившейся ситуации мэр отменил это решение.

Принятие различий. Это очень важно в общественных пространствах. Важно понимать, что общественные пространства мы используем по-разному. Не все мы используем общественные пространства одинаково. Если мы хотим приходить в общественные пространства и встречать там людей, которых мы бы иначе не встретили, и мы хотим узнавать от них новые идеи, выстраивать с ними новые отношения, заново понимать, кто мы есть. Если мы всего этого хотим, мы должны научиться понимать, что мы все разные, замечать и признавать эти различия. (…)

Нужно понимать, что пространства могут использоваться пожилыми людьми одним образом, молодыми – другим, а люди, которые живут по соседству, могут использовать его третьим образом. Нам нужно понимать, что даже потенциальный конфликт может быть разрешен.

И наконец-то, невмешательство властей. Мы много говорили о справедливости и справедливом городе, но часто мы думаем о таком распределении ресурсов, при котором всем достается кусочек общественного пространства. Но этого недостаточно.

Угрозы и возможности

Нужно понимать, например, что уход за общественным пространством, обеспечение его безопасности организуется при участии властей. Существует немало угроз, которые могут повлиять на общественное пространство и привести его в упадок. Но все они могут преобразоваться в возможности.

В соответствии с результатами наших исследований, все основные угрозы общественным пространствам, о которых я говорю сегодня, появились за последние 30 лет. Мы также поняли, какие шаги можно сегодня предпринять, чтобы сделать наши общественные пространства лучше. То есть вместо недостатка репрезентации должны быть свидетельства местной истории. Мы должны сохранять культурные символы, восстанавливать элементы общественных пространств, сохраняя их социальные функции. Нужно адекватно распределять территории для самых разных типов деятельности. В ситуации приватизации общественных пространств нужно сохранять открытый доступ. Даже приватизированные общественные пространства могут оставаться открытыми. У вас могут быть даже в приватизированных пространствах бесплатные мероприятия, какие-то активности, как в Парке Горького. Мы должны ограничивать регулирование общественных пространств.

Вы смотрели на список правил Зарядья? Знали, что они там есть? Они такие аккуратные, такие милые. Объясняют, почему нельзя ходить по травке. Они не говорят – не ходи по травке. Я там ходила по травке, даже рядом с Кремлем ходила по травке, меня чуть не забрали в милицию. Но там написано в Зарядье: вы знаете, лучше не ходить, пожалуйста. Представьте, что будет, если все будут ходить по травке. Там все так мило, приятно изложено. Сравните со списком, что я показывала раньше, там вообще ничего нельзя было делать.

Также нам нужно больше сотрудничества в рамках частных пространств. Вместо того чтобы коммерциализировать пространства, огораживать их, давайте создавать совместное пространство. Пускай горожане, живущие рядом, и расположенные поблизости бизнесы участвуют в жизни даже приватизированного общественного пространства.

Секьюритизация

Обеспечение безопасности в США часто организуется самими гражданами: когда соседское сообщество само начинает следить за безопасностью в общественном пространстве, решая внутренние проблемы самостоятельно. Люди сами смотрят, необязательно ставить везде камеры. Даже урбанисты и городские активисты XX века, - Джейн Джейкобс, Холи Уайт и Глен Гейла, - они все сказали бы вам, что присутствие людей, а не камеры, делает место безопасным. Мы понятия не имеем, что с этими записями потом делают. Об этом вообще можно отдельно говорить. Это постоянное наблюдение, распознавание лиц людей, честно говоря, переводит нас в очень серую зону. В долгосрочной перспективе это крайне непродуктивно.

Далее, гибкие, прозрачные границы. В Нью-Йорке принята новая программа «Парки без границ», в рамках которой мы убираем заборы парков. Обычно все нью-йоркские парки были огорожены высоким большим забором с металлическими копьями: старомодная история, из XIX века. Некоторые из этих заборов сносят, делают их ниже, либо делают большие входы в парки. Игровые площадки тоже больше не отделены, чтобы на выходных местное соседское сообщество тоже могло играть. Границы могут быть гибкими, прозрачными.

Мы можем проявлять уважение и понимание, вместо того, чтобы всех досматривать, у кого не тот цвет кожи или не тот язык, на котором говорит большинство. Нужно с уважением относиться к людям, которые отличаются от вас.

И наконец, мы должны приветствовать справедливое распределение пространства. Должно быть продумано и организовано соблюдение процедуры справедливости. У людей должно быть право, по крайней мере, поучаствовать в принятии решения о том, как будет использоваться общественное пространство. Они должны как-то участвовать, должна быть процедура.

Социальное и политическое принятие. Это непросто, социологам, архитекторам, градостроителям об этом говорить легко, но мы можем постараться. Люди, вне зависимости от того, кем они являются, имеют право на уважение и заботу в любом общественном пространстве, при общении с любыми представителями властей или управляющих органов. Это норма, которую мы должны стараться соблюдать.

Такие общественные пространства, как парки или площади, делают вклад в ощущение свободы, гражданства, безопасности и культурной идентичности где угодно по всему миру, не только в Москве. Я была и работала в самых разных городах по всему мире. И наблюдала, что есть важные различия в том, как работают и понимаются принципы социальной справедливости в национально-историческом, политическом и культурном контексте.

Вне зависимости от различных интерпретаций и того, как по-разному мы видим вопросы неравенства и справедливости. Может, вы и не наблюдаете никакой несправедливости: бывает, в какой-нибудь Дании или, может, сейчас в Москве, - мало неравенства. Но действительно есть разные потребители общественных пространств в городе.

Общественные пространства – это места, которые символизируют, кем мы являемся. Конечно, в рамках новой городской повестки дня, Хабитат они являются местами, которые фундаментально улучшают жизнь в городе.

Об этом будет моя следующая книжка. Надеюсь, ее переведут на русский язык. Я чувствую, что через эти 30 лет исследований могу продемонстрировать, что общественные пространства фундаментально помогают улучшить городскую жизнь и ее качество. И по мере роста наших городов, по мере повышения плотности населения в мире, по мере расширения пространства развитого мира, общественные пространства будут критически важны в ближайшем столетии. Спасибо!