«Бог выбирает город для человека». Как выпускник мехмата МГУ стал монахом и возглавил монастырь?

«Я вернулся в жизнь, наполненную радостью и смыслом»

Я родился и вырос в Москве. Сначала учился в обычной школе, потом — в математическом классе гимназии. Поступил на мехмат МГУ им. Ломоносова.

Когда мне было 11 лет, на волне празднования тысячелетия Крещения Руси крестили и меня. Я хорошо запомнил тот момент. Вместе с братом мы были в храме в окружении множества людей. Я чувствовал невероятную радость и обновление, а потом еще долго ходил вдохновленный этим событием. Но воцерковления тогда не произошло — некому было научить меня церковной жизни.

Уже в студенческие годы как-то раз подруга пригласила меня на ночную пасхальную службу. И, несмотря на тесноту и духоту, я ощутил, что, наконец-то вернулся домой — туда, где я и должен быть, в полноценную жизнь, наполненную радостью и смыслом.

«Я вижу: ты из наших»

На лекциях и переменах в университете украдкой восторгался «Исповедью» блаженного Августина, отдельными поучениями святителя Иоанна Златоуста. А чуть позже начал регулярно бывать на службе и помогать в храме.

Уверенность, что путь священства — мой путь, постепенно росла. Удачный и радостный опыт работы вожатым в Красноярской Летней Школе укрепил меня в мыслях, что и пастырская работа мне по плечу и внутренне созвучна.

На мехмате меня уговаривали поступать в аспирантуру, но священник в храме, куда я постоянно ходил, как-то раз посмотрел на меня и сказал: «Поступай в семинарию. Я вижу: ты из наших».

«Будешь с неразумными бабками общаться?»

Мои родители тогда были далеки от Церкви, а отец и сейчас не крещен. Перед моим поступлением они выиграли грин-карту и уехали в США, так что все студенческие годы я хоть и ездил к ним в гости, жил с бабушкой и дедушкой.

Когда я сообщил родителям о своем намерении поступить в семинарию, они восприняли это сложно. У меня была довольно долгая переписка с отцом о том, чего я хочу, к чему стремлюсь, что вообще понимаю об этой жизни. Родителям казалось, что, уехав, они упустили меня, оставили без попечения, и я сбился с пути. Отец писал: «Ты что? Получив такое хорошее образование, будешь с неразумными бабками общаться?».

Жизнь показала, что интеллектуальный уровень церковных людей вокруг меня оказался куда выше этих «прогнозов». Хотя и сам я, молодой и пафосный, шел в семинарию, думая, что там буду самым умным. В скором времени и с огромной радостью мне пришлось признать, что это далеко не так. Рядом были ученики и преподаватели, до которых мне предстояло тянуться и тянуться: начитанные, думающие, талантливые.

«Пойдешь ли ты в монастырь?»

Я поступил в семинарию, а затем и в академию в Троице-Сергиевой Лавре. Помимо самого обучения, там я занимался изданием студенческого журнала «Встреча». Тогда же я познакомился со своим духовником.

Мы много говорили о монастырской жизни. Сегодня она очень похожа на приходскую тем, что ориентируется на мирян, на их возможность посещать службы. Но монастырские уставы прописывают другой принцип: расписание монастыря должно быть в первую очередь удобно монахам, определять для молитвы самое благоприятное время — частью ночью или на рассвете. Эта традиция сегодня сохраняется на горе Афон. И мой духовник говорил, что было бы здорово создать монастырь, где жизнь была бы основана именно на таких принципах.

Среди этих разговоров он спросил меня: «Если буду строить такой монастырь, пойдешь со мной?». Я ответил, что пойду. И в 2008 году, когда действительно началось устроение такого монастыря — Свято-Преображенского скита, — я со всеми своими нехитрыми пожитками (преимущественно книгами) переехал туда.

«Сначала нас было только двое»

Это был крохотный монастырь под Серпуховом, расположившийся на лесной поляне неподалеку от Оки. Сначала нас было только двое — мой духовник и я. Но постепенно наше братство увеличивалось. Тогда я думал, что проведу здесь всю жизнь, но Бог распорядился иначе.

Уединенная жизнь в скиту, как оказалась, по своей интенсивности не уступала московской. Основой нашего распорядка были богослужения. Мы вставали очень рано, шли на службу, потом занимались хозяйственными делами, а также работами, которые взяли на себя, затем наступало время уже вечернего богослужения.

В скиту я работал над своей кандидатской по богословию — сравнивал редакции церковной книги «Апостол» в разные исторические периоды и проводил параллели с событиями, происходившими тогда на Руси. А еще занимался переводами и редактированием. Мы запустили издательство, которое выпускало литературу об афонской традиции. Это доставляло мне огромное удовольствие.

Если кто-то считает, что уединиться в лесу, значит, лежать целыми днями в шезлонге, потягивать коктейль и созерцать горизонт, смею уверить: ничего подобного.

«Я чувствовал себя великаном Антеем»

Во время обучения в семинарии, да и во время жизни в скиту я регулярно приезжал в Москву, хоть и отвыкал от нее все больше и больше.

Но в самом начале, когда я попадал в этот город, мне хотелось напитаться его силой. Я чувствовал себя героем древнегреческих мифов, великаном Антеем, который получал огромную силу от соприкосновения с землей-Геей. Я ходил по столичным улицам и старался «пропитаться» их энергией.

Но с течением времени эта потребность ушла, а шум большого города и его атмосфера стали восприниматься как нечто более едкое и агрессивное. Выходило, что если ты приезжаешь в Москву на несколько дней, по возвращении тебе нужно столько же времени, чтобы «выветрить» ее из себя, дать ушам отдохнуть — иначе не воспринимаешь ни тишину скита, ни духовное благоухание нашего крохотного храма.

«Снимаешь с себя броню и остаешься таким, какой ты есть»

К нам приезжало не так много людей, почти исключительно мужчины. Для женщин вход был открыт в строго определенные часы дня, не пересекающиеся с богослужениями. Мужчины имели возможность молиться с нами на службах, кто-то оставался у нас на несколько дней.

Один из гостей сформулировал свой опыт так: «В скиту возникает совершенно особенное ощущение. Ты будто бы вылезаешь из плотного скафандра, который вынужден носить в городе. Ты выходишь из него и остаешься таким, какой ты есть, — нежным и уязвимым. Здесь, в скиту ты можешь себе позволить остаться без брони, потому что вокруг — люди, относящиеся друг к другу очень бережно».

«Дорогой друг, у меня есть для тебя монастырь»

Я прожил в скиту десять лет, а потом покинул его. Вышло так, что мой близкий друг, с которым мы вместе учились в семинарии и академии, был рукоположен во епископы и отправлен сначала в Волгоград, а затем в Переславль.

Когда я отправил ему сообщение с поздравлениями на именины вскоре после назначения, он ответил: «Дорогой друг, не созрел ли ты для игуменства? У меня есть для тебя монастырь».

«У меня была эйфория»

Так вскоре я стал настоятелем Свято-Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском. До того я пару раз бывал в этом городе, и в памяти осталось ощущение особенного провинциального уюта и спокойствия. Оно не исчезло. К нему добавились особое величие Данилова монастыря. А тишина здесь, как сметана, — можно ложкой есть.

Первое время у меня была эйфория от Переславля. И хотя я видел трудности, с которыми придется немало работать, чувствовал себя счастливым.

Меня очень радовало, что здесь тоже была четкая граница между жизнью монастырской братии и жизнью мирской. Из наемных сотрудников в обители были только благоговейные женщины, дежурящие в храме за свечным ящиком. Все остальные свои потребности братство обеспечивало самостоятельно — монахи сами готовят, убираются, ведут хозяйство. Иногда на службах помогают приглашенные певчие. В этом отношении жизнь устроена в соответствии с монашеской традицией, что меня не может не радовать.

Данилов монастырь стоит на возвышенности и будто бы парит над городом. Когда ты проходишь монастырские ворота, создается ощущение, что переходишь из одного мира в другой, пересекаешь некую границу. При этом наша обитель не основное место паломничества в Переславле, вереницы автобусов к нам не выстраиваются, толпы людей газоны не топчут. Иногда молодые семьи приходят в монастырь как в городской парк с колясками, но это атмосферу обители не нарушает.

«Искренняя наивность и мощь характера»

Есть в Переславле и те, кто не заходит в наш монастырь, кто на церковную жизнь смотрит исподлобья, как персонажи ярославского художника Васи Ложкина. Они выглядят суровыми и потрепанными жизнью, но сохраняется в них некая правильная, искренняя наивность и своя мощь характера.

Особую атмосферу в Переславле создает то, что здесь живет много москвичей, либо перебравшихся сюда на удаленную работу, либо перевезших сюда семьи. Среди них много очень интересных, глубоких людей. Например, Виталий Сурвилло создал здесь частную публичную библиотеку, на базе которой постоянно проходят концерты и лектории. Благодаря ему и книгоиздателю Кириллу Ваху мы сейчас доделываем проект по оцифровке фресок XVII века в нашем Троицком соборе, чтобы выложить в сеть фотографии в высоком разрешении и сделать к ним описания.

Здесь же живет создатель бренда «Лавка-Лавка» Борис Акимов. У него в окрестностях Переславля своя ферма и ресторан. Он же объединил самых разных людей в округе в сообщество «Счастливые люди». Очень быстро оно вышло за пределы города, и теперь в нем множество участников со всей Ярославской области. В августе «Счастливые люди» организовывали ярмарку, на которую съехались ремесленники, фермеры и, конечно, гости. Кстати, я в это сообщество тоже вхожу.

«Пусть лучше истают в работе, чем растрескаются на стене»

Архитектурно Данилов монастырь — очень цельный ансамбль, и эту цельность мне очень хочется соблюсти во всем. Поэтому я заказал разработку стиля и логотипа хорошему другу, Олегу Мацуеву, дизайнеру из Санкт-Петербурга. Логотип получился весьма удачный. К тому моменту у меня была страничка в Instagram, которую я завел по совету художников, как-то раз приезжавших к нам на пленэр. И вот появился логотип. Мы сделали с ним фартуки, на кружки, на другую сувенирку для продажи, и я решил в одном из них сфотографироваться.

В одном из фартуков я решил сфотографироваться в московской квартире и выложил «себяшку» в Инстаграм. И вскоре мне написал Илья Стороженко, тоже уехавший из столицы москвич, который в Переславле занимается печатными пряниками. Фартук мой его не интересовал, зато он рассмотрел за моей спиной старинные пряничные доски.

Их привезли в Москву мои прадед и прабабушка — они коллекционировали красивые старые вещи, и специально перед разливом Рыбинского водохранилища поехали в тот район скупать по деревням то, что местные не могли забрать при переезде.

Тогда и были куплены эти доски, вырезанные примерно в середине XIX века. На наших пряничных досках несколько форм: осетр, петушок и курочка, олень и олениха, самовар. Илья был в восторге. Он просил хотя бы пощупать их, а в идеале, конечно, напечатать с их помощью пряники. Оказалось, раньше он пытался договориться о чем-то подобном с музейщиками, но те отказались наотрез.

А я согласился. Сделали пробную партию и поняли, что получается хорошо. Потом перед ярмаркой «Счастливых» напечатали где-то 150 пряников с пяти досок. И они пошли на «ура», несмотря на то, что стоили не дешево.

Теперь Илья иногда использует их в работе. Приятно забирать их обратно и ощущать, исходящий от них пряный запах теста. И это правильно. Пусть они трудятся. Лучше доски будут истаивать в работе, чем просто растрескаются и рассыплются на моей стене.

«Хочу объяснить, ради чего парни в рясах поют что-то непонятное»

В Москве я сейчас бываю где-то раз в две недели, но стараюсь как можно быстрее расправиться с делами и — обратно, домой. Столичный шум я теперь воспринимаю, как что-то, отчасти меня разрушающее, хоть в этом городе есть люди, с которыми общение всегда мне в радость. И еще есть Третьяковская галерея и зал древнерусской иконописи — единственное место в Москве, куда меня по-настоящему тянет.

Переславль и наша обитель стали для меня домом. Там, помимо прочих своих обязанностей, я занимаюсь исследовательской работой. Вместе с командой магистрантов Высшей школы экономики и с помощью современных цифровых технологий мы анализируем церковные тексты. Мне всегда нравилось разбирать их, копаться в источниках, выстраивать параллели между ними. Сейчас песнопения, схожие по смыслу, нам помогают искать специальные программы. О некоторых наших наработках я потом рассказываю в своих лекциях о богослужебных текстах и digital humanities. А еще руковожу изданием епархиального журнала «Ковчег», где постоянно даю подробные комментарии к тем или иным песнопениям — на три строчки три страницы текста.

Я преподаю. С этого года работаю с бакалаврами Московской духовной академии, а также преподаю на курсах для монашествующих.

Когда мы с Ильей начали заниматься пряниками, появился еще и план открыть небольшое кафе при монастыре. А то сейчас формат посещения нашей обители у гостей такой — зашел, насладился нашей прекрасной аллеей, посетил один из храмов, сделал круг по территории — и все, больше тут делать нечего. Если будет кафе, так человек сможет там посидеть, отдохнуть, чаю попить, пряники опять-таки попробовать.

И еще я надеюсь, что мне удастся сделать в нашем монастыре музей монашества. Хочется с помощью его экспозиции объяснить людям концепцию такой жизни, ответить на вопрос: «Парни, а что это вы тут собрались, нарядились в балахоны и поете что-то непонятное?». Музей поможет показать смысл всего этого, объяснить, в чем «фишка».

«Два полюса в моей жизни уже были, мне хорошо посередине»

История не в том, что я выбрал Переславль. Скорее он выбрал меня. Каждый человек старается принести пользу своим служением именно там, куда он поставлен. Кто-то нуждается в шуме большого города, а кого-то он, наоборот, губит. С другой стороны, кто-то в маленьком городке обретает всю полноту и радость бытия, а кому-то в таком месте невыносимо тоскливо.

В моей жизни уже были два полюса — и Москва, и маленький скит. Здесь, посередине, в Переславле мне хорошо. Но если выйдет так, что мне придется вернуться в столицу, я отнесусь к этому спокойно. Или, наоборот, дорасту до уединенной жизни. Нужно уметь чувствовать, обретать счастье в том, что у тебя есть, и там, где ты есть. И сейчас я с удовольствием наслаждаюсь Переславлем.

Бог выбирает город для человека. Создатель ставит каждого туда, где ему сейчас правильно быть, где для него будет самая лучшая, самая верная школа жизни.