«У Ленина отобрали кошелек и выкинули из машины». Московская преступность при советской власти

«Попрыгунчики»

После революции, в 1918 — 1920 годах, оружие ходило по рукам, и в Москве было не меньше 30 банд, которые действовали по всему городу. Самая громкая история связана с бандой Якова Кошелькова по кличке Кошелек, который умудрился ограбить самого Владимира Ильича.

Но было и много других банд, как с ярко выраженными лидерами, так и без. Специализация у них была весьма разнообразной, от обычных краж до многочисленных убийств. Это «Чубаровцы», «Черные вороны», «Союз светских хулиганов» или «идеологический враг буржуазии» Миша Культяпый.

Тогда, в 1920-х, несколько московских и питерских банд так или иначе взаимодействовали между собой. В Питере действовали «попрыгунчики», или «живые покойники». Они крепили на ноги специальные пружины, надевали белые саваны, колпаки и в таком виде пугали и грабили прохожих возле кладбищ. Бандиты передвигались прыжками и появлялись внезапно: соскакивали, например, с забора или из окон первого этажа.

Когда «попрыгунчиков» разгромили в Питере, остатки банды перебрались в Москву и стали грабить у Ваганьковского. Но если в Северной столице они никого не убивали, то тут убивать стали всех подряд. С ними боролись очень серьезно, в том числе потому что эта банда пыталась наладить контакт с представителями белого движения.

Банда просуществовала несколько лет, чекисты бросили на ее уничтожение все возможные силы.

В итоге всех «попрыгунчиков» поубивали, а московский воровской фольклор пополнился историями, связанными, с одной стороны, с кладбищенской темой, а с другой — с откровенными грабежами, разбоем и убийствами.

Банда Якова Кошелькова

Пока «живые покойники» были в расцвете, представители этой банды выходили на Кошелькова, но не нашли с ним общего языка. Его отец был известным грабителем, закончившим свои дни в Сибири, куда его сослали на вечную каторгу.

Кошелек уже в 20 с небольшим лет промышлял квартирными кражами, был под наблюдением у полиции. В 1916 году его поймали, февральскую революцию он встречал на каторге, откуда вскоре сбежал и вернулся в Москву, ее покорять.

Вернулся он, понятное дело, на Хитровку — самое известное в те времена воровское и бомжёвое место в городе. Тогда аббревиатуры БОМЖ еще не существовало, но сама категория «лиц без определенного места жительства» была представлена широко, ими были забиты дешевые ночлежки на Хитровке.

Центр криминального мира Москвы перебрался туда с того места на Китай-городе, где сейчас стоит памятник Кириллу и Мефодию. В наши дни, между Старой площадью и Лубянским проездом, находится Ильинский сквер. А еще в XVI веке там был невольничий рынок.

Крестьяне, которые не хотели жить под властью тех или иных хозяев, раз в год, за неделю до дня почитания Святого Георгия — Юрьева дня — и неделю после него, имели право приходить туда и предлагать себя другим хозяевам. Так было при Иване III, по Судебнику 1497 года, а позже все ограничили одним Юрьевым днем, и в конце XVI века переход вообще запретили. Тогда площадь из биржи, где искали хозяина, к которому нанимались, превратилась в место торговли крепостными.

Сохранились описания этого невольничьего рынка, сделанные иностранными, прежде всего английскими гостями. Побывав в Москве, они отмечали, что тут ведется торговля крепостными.

Их путевые заметки публиковалось в английских газетах, и существуют современные изыскания, в которых они цитируются.

После отмены права перехода к новому хозяину в Юрьев день на месте Ильинского сквера был, грубо говоря, рынок рабов, который потом переехал на Хитровку.

На этой самой Хитровке и поселился Кошелек, когда добрался до Москвы. Там он познакомился с местными авторитетами и сколотил банду с Сергеем Емельяновым по кличке Барин и его товарищами. Банда разрослась до двух десятков человек.

Правительству было не до этого, происходила смена власти. Новая милиция только создавалась, и с бандитами разбираться еще не умела.

Ограбление Ленина

В 1917 году, когда полицейский департамент разогнали, Кошелек начал орудовать по полной программе в Сокольниках и других районах. Фактически он возглавил преступный мир Москвы. Такого понятия, как смотрящий, тогда не было, но подмял он под себя всех. Звать его стали не только Кошельком, но и Яшкой Королем.

Банда все больше работала по мелочи, пока на Покровке в сберкассе они в 1918 году не взяли 100 тысяч. Чтобы было понятно, какая это была сумма, достаточно сказать, что средняя зарплата рабочего составляла тогда 280 рублей.

После этого у Кошелька было много других грабежей, не таких крупных. Работал он всегда с командой, а потом пьянствовал. После очередной пьянки в банде решили, что им нужна машина, чтобы идти на дело. Потому что выпивали они в Сокольниках, а грабить собрались особняк на Новинском бульваре.

В это время Владимир Ильич со своим извечным шофером Гилем ехал в Сокольники, где в больнице лежала Надежда Константиновна, которую он навещал каждый день.

Кошелек со товарищи выскочили с пистолетами на дорогу в Сокольниках, недалеко от здания Совнаркома. Заорали «стой» и залезли в затормозивший Роллс-Ройс. Владимир Ильич стал им объяснять, что он — Ленин, но бандиты не придали этому никакого значения. Видимо, не до конца понимали, кто это такой. Яшка произнес знаменитую фразу «Козырь наш мандат», которая потом повторялась во всех советских фильмах про бандитов той эпохи.

Ленин связался с Петерсом, который в тот момент возглавлял ВЧК. До Кошелька, когда он с бандой отъехал и посмотрел документы, дошло, кого они «тормознули». Но было поздно — Ленин уже ушел, да и загладить такую ситуацию было никак невозможно.

На Яшку началась охота, чекисты вышли на его подругу, а через нее и на всю банду. Накрыли их возле Пречистенки в кофейне. Сам Кошелек тогда ушел, но через некоторое время его нашли и застрелили.

На этом эпопея с Яшкой закончилась. Для Москвы это была очень громкая история. И Кошелек до сих пор остается легендой, про него помнят и бандиты, и полицейские. Для 1920-х годов он был ключевой фигурой в бандитском мире Москвы, как Лёнька Пантелеев — для Питера.

К концу 1920-х — началу 1930-х оружия на руках у населения оставалось все меньше, становилось меньше и банд. Кого поубивали, кого посадили. Советская власть вошла в силу, начались репрессии.

Годы войны

Новый всплеск преступности начался в Великую Отечественную войну и особенно ярко развернулся после нее. Тогда оружие опять ходило по рукам, и бандитов развелось много.

Жесткие меры, вплоть до расстрела на месте, начали применять по отношению к преступникам с первых месяцев войны. Говоря о том времени, надо учитывать, что Германия готовила провокации в Москве: грабежи, изнасилования, распространение слухов. Были как засланные сюда немецкие агенты, так и представители криминалитета, которые с ними сотрудничали. Таким образом, многие банды были совместными.

Жесткие меры милиции и НКВД были вполне оправданы, потому что в первую очередь были направлены против действий лазутчиков. Главной целью которых было терроризировать население, привести Москву в состояние хаоса. К счастью, большинство из них очень быстро удалось локализовать, и массовой паники спровоцировать не получилось.

Был единственный день, когда началось массовое бегство из Москвы, но его удалось остановить. Во все остальное время войны в столице боевой дух был на высоте.

Послевоенные вооруженные банды

Конечно, все видели фильм «Место встречи изменить нельзя» и знают зафиксированную Вайнерами легенду о банде «Черная кошка», которая и легла в основу сценария. Конечно, не было ни Горбатого, ни Фокса, в кино несколько историй объединили в одну.

У них были подражатели, были в тот период и другие банды, промышлявшие грабежами и разбоем в Москве и окрестностях.

С одной стороны, у милиционеров тогда было право расстреливать бандитов на месте. А с другой стороны, оружия тогда было много, так как оно стало очень доступным. И такого разгула преступности в Москве, пожалуй, не было до 1990-х годов.

Я общался с операми с Красной Пресни, которые в 1970-х брали небезызвестного Япончика, тогда всего лишь члена банды — опасного, но не главного. В момент нашего разговора бывшие опера давно уже работали частными сыщиками. Они объяснили, что по тем временам у Иванькова-Япончика была серьезная банда, выросшая из банды Монгола и считавшаяся особо опасной. Это притом что на всех там был один пистолет.

Так что в конце 1970-х и начале 1980-х ножи, финки — это было нормально, классика, а вот огнестрельное оружие у бандитов воспринималось как что-то из ряда вон выходящее. За теми, у кого оно было на руках, оперативники охотились.

В послевоенные же времена огнестрельное оружие, наоборот, достать было легко: и пистолеты, и автоматы. Поэтому такие банды, как «Черная кошка», разрастались. Про них много написано, они были очень жестоки и так же жестоко подавлялись.

Хоть бандитизм в тот период и процветал, а в Москве и в Подмосковье грабили и убивали, но кого-то выдающегося за тот период в преступном мире столицы выделить сложно.

Волну послевоенной преступности в Москве погасили еще в 1940-е годы. Потому что вернулись сотрудники милиции, которые были на фронте, да и новых набрали из фронтовиков с боевым опытом. Это позволило жестко и быстро остановить преступность: бандитов и воров убивали при задержании, расстреливали, высылали, и город от преступников очистили.

Дело Мосгаза

Дальше идут уже иного типа истории: это маньяки и воровская когорта воров-сезонников, которые грабили квартиры. Подробно об этом можно узнать в Центральном музее МВД, куда пускают только по предварительной записи.

В 1963-1964 годах ужас на Москву наводил Владимир Ионесян по кличке Мосгаз. И до него в СССР были серийные убийцы — и Василий Комаров, и Владимир Винничевский, но дело Ионесяна первым предали огласке. Они с любовницей снимали жилье в Марьиной Роще, на 2-й Мещанской улице.

В городе пошли слухи об убийце детей. Хрущев лично велел поймать преступника в кратчайшие сроки. Его съемную квартиру нашли, любовница назвала место их встречи в Казани, где его и арестовали, а после суда расстреляли.

Вокзальные воры и уличная преступность

А так для московского криминального мира 1950-1960-х были характерны вокзальные воры и уличная преступность, больше распространенная не в центре, а на окраинах. Там была своя «хулиганка», и шороху наводили в основном свои ребятки, местные.

Например, моя семья жила в Замоскворечье с 1910-х до 1980-х годов. И родители вспоминают, что в 1950-х и 1960-х там были свои хулиганы, из которых постепенно создавались воровские когорты.

Молодняк воспитывали в подворотнях: это были и блатные песни, и рассказы за выпивкой о том, как «дела делаются».

Представители интеллигенции, которые отсидели и вернулись, тоже говорили на блатном языке. Так что в те годы это был общий дворовый язык.

Зачастую своих, тех, кто жил в домах, где и все «блатные», не трогали. А соседей с других улиц «щипали» по полной программе. Из этого и вырос тот криминальный мир, который мы получили в 1980-1990 годы. Криминальные традиции зарождалась не только в лагерях, но и в московских дворах, будь то Новокузнецкая, Пятницкая, Сокольники или Марьина Роща, известная еще с 1920-х, когда «щипали» Сухаревку, а там отдыхали.

Так что 1950-1960-е — это период зарождения той криминальной субкультуры, которую мы в итоге получили. В бытовую речь проникла феня, или «блатная музыка», как называли воровской сленг еще в 1920-х. Тогда же населению стало известно, как выглядят блатные татуировки.

Те, кто возвращался с зоны, будь то воры или просто мелкие жулики, воспитывали в этих же традициях дворовых пацанов 12-15 лет. Кто-то одумался и ушел, а кто-то двинулся по их стопам. Фильм «Прощай, шпана Замоскворецкая» четко показывает, как все это развивалось и как печально для многих заканчивалось.

Мои родители жили в этой среде и рассказывали, что, когда девчонки возвращались домой, местные хулиганы их охраняли. Во дворе все время звучала музыка на трех гитарных аккордах. Кто-то «садился», кто-то возвращался. Кто-то крал, кого-то насиловали — это было в порядке вещей.

В этой среде вырос Владимир Высоцкий, который на этом же языке, на этих трех аккордах и построил почти все свои песни. И когда моя мама его слушает, для нее именно это ключевое — стилистика и эстетика, на которых они с папой выросли. Даже особый, «блатной» бой по струнам — еще одно отличие эпохи.

Жили бедно, делили между собой и последнюю еду, и одежду. И это тоже сопутствовало созданию шаек и банд, потому что все было общее. И большинство известных уже в 1970-х и 1980-х московских жуликов выросли в этой среде послевоенной бедности и нищеты.

Ограбление склада на Старой Басманной

Для меня одна из самых характерных московских воровских историй за 1970-е следующая. На Старой Басманной есть очень известный храм Никиты Мученика, один из первых храмов Москвы. А напротив стоит бывший путевой дворец Василия III, переделанный потом под палаты Голицына.

В 1970-е годы в храме был склад, в котором хранили огромное количество тканей. И никто, за редким исключением, не знал, что из этого храма в путевой дворец ведет подземный ход. А жулики узнали. И однажды ночью, когда сторож мирно спал, вынесли всю ткань. Наутро храм, превращенный в склад, открывают, а там ничего нет.

Дело было громким — это был «брежневский» район, потому что Леонид Ильич в нем всегда голосовал. Расследование велось, но в итоге так ничего и не нашли. Подземный ход закрыли, но, говорят, существует он до сих пор.

А так, тоже подземными ходами, выносили шубы из магазинов. С ювелиркой это было не так распространено, а с шубами — обычное явление: рыли подземные ходы из соседних домов, пробивали стены по ночам в комиссионках, меховых магазинах.

Выходил против пятерых человек с автоматами

Чтобы взять сберкассу или инкассаторов, нужно было огнестрельное оружие. Но, как я уже говорил, в ту эпоху у воров и бандитов его было крайне мало.

Был тогда еще один очень интересный вор. Он сел в 15 лет, еще при Сталине в 1947 году, за то что они с приятелем где-то в районе Магадана ограбили инкассаторов. Расстреляли их из автоматов и взяли инкассаторскую машину.

Его поймали, посадили на 25 лет, и он оказался в одном лагере с бывшими охранниками японского императора из Квантунской армии. В плен они попали в ходе Маньчжурской операции в 1945 году.

И они его там выучили джиу-джитсу. Освободившись, он на новые свои дела выходил против пятерых человек с автоматами. Стал известным и достаточно авторитетным вором, писал философские трактаты.

В тюрьме он разработал собственную теорию нравственного построения общества, написал работу «Философия науки и производства». Создав с целью самосовершенствования «систему внутренних табу», он запретил себе пить, курить, употреблять наркотики. Мы с ним встречались перед одним из судов в 90-е годы. Звали его Жора Людоед, в миру — Николай Евдокимов.

В 1990-е годы, когда у нас был расцвет новой преступности, он занимался карточными делами, обыграл грузинских жуликов, и они его сдали милиции. После этого его в очередной раз посадили, когда ему было уже 70 лет. Это был один из последних представителей старой школы, которых сегодня уже не найти. Воровской мир сильно изменился в 1990-е, занявшись коммерцией и погрязнувши в роскоши.