«Главное, не пить, не оголяться и вообще вести себя прилично». Что уличному музыканту никто не запретит, а за что и по шапке дать могут

Про музыку для собственного удовольствия

Надо понимать, что Москва — не такой город, где можно музицировать на каждом шагу. Площадки для этого здесь нужно организовывать, согласовывать или ждать подходящего случая вроде фестиваля или чемпионата.

Когда все совпало и условности соблюдены, музыка на улицах, площадях и в парках может запомниться и тронуть сильнее, чем концерт в клубе, зале или на стадионе. У каждого музыканта есть воспоминания о таких моментах, когда время начинает течь по-другому, а ритм и мелодия магическим образом преображают мир вокруг.

Про импровизацию в парках

С мая по сентябрь вечером в среду мы с друзьями обычно играем в одном из московских парков. Приходит человек 10-20 с барабанами, бубнами, варганами и флейтами, иногда — с диджериду, гитарами и балалайками. Настроение превращается в музыку, которая заполняет собой все вокруг. Специальных зрителей или слушателей у таких выступлений нет, только участники.

Происходит ни к чему не обязывающая свободная импровизация: когда-то этно, когда-то фанк, рок или даже треш-металл — это если приходят электрогитаристы с комбиками на аккумуляторах.

Обычно это похоже на лесной фестиваль, только доезжаешь ты на него на метро. Все это происходит среди деревьев, в беседке, куда двадцать минут надо идти через парк, где от входа не слышно уже ни поездов, ни машин. Когда ты на такие музыкальные джемы-импровизации регулярно заглядываешь, это и твоя социализация, и живое общение, и нечто вроде совместной медитации.

Про Чемпионат мира и Никольскую

Когда в 2018-м в городе начался Чемпионат мира по футболу, Никольская неожиданно и стихийно превратилась в эпицентр народных гуляний. И нам с друзьями-музыкантами удалось во все это ввернуться.

В очередную среду встретились не в парке, а на Никольской, напротив супермаркета «Вокруг света». Побеседовали с полицейскими, патрулировавшими улицу, они сказали, что не возражают, мы сели в круг и заиграли.

Карнавал начался сразу. Вся эта река людей с флагами на плечах, раскрашенными лицами и нетрезвым игривым блеском в глазах моментально затанцевала под наши барабаны лезгинку и сальсу, бачату, хип-хоп, вприсядку. Продолжалось это с семи до десяти вечера. Играли мы, не умолкая, и за эти три часа перед нами в танце прошли все страны и континенты, мальчишки и девчонки, а также их родители — Иран, Штаты, Индия, Канада, Бразилия, Германия, Узбекистан и Франция, Аргентина, Грузия, Израиль и Италия...

Вечеринка удалась. Было ощущение, что мы — короли мира, и сердце планеты бьется сейчас именно здесь.

Про выступление в Яме

До своего закрытия после всей этой истории с актом публичной любви, заснятым десятками свидетелей, Яма (народное название амфитеатра на Хохловской площади, — прим. «Мосленты») была самым одиозным местом в центре города. Хуже репутации ни у одной локации не было. Все знали, что в Яме круглосуточно пьют.

Сейчас туда тоже можно попасть, но теперь это место обнесено стеклянным заборчиком, проход внутрь — через специальную калитку, за порядком присматривают. А несколько лет после открытия тут творился полный беспредел: собирались в основном школьники и студенты и пили сутками напролет.

В это все нам тоже удалось на пару часов ввинтиться, но удовольствия то выступление принесло мало. Яма не подпрыгнула вдруг от нашей музыки, никто не повскакивал со своих мест, чтобы начать танцевать, как это бывает на стадионах или опен-эйрах. Половина мест была занята, люди продолжали так же монотонно болтать, громко смеяться и звенеть стеклом.

Никто на нас особо не смотрел, улей продолжал мирно жужжать на своей волне. И это несмотря на то, что с нами выступали ребята, занимающиеся современным экспериментальным балетом, и Арина с Максом за тот час станцевали, наверное, все, что только можно, про любовь и ненависть, охлаждение и вспышку нового огня между мужчиной и женщиной.

Ощущения были так себе, даже не гладиаторские. Трибунам не было до нас дела. Когда очередная бутылка допивалась, тот, у кого она была в руках, вставал и спускался к нам вниз, чтобы приставить ее к цепочке пустой тары, которая на протяжении дня выстраивалась от одной до другой стены Ямы. Пока мы играли, и так уже длинный хвост из разноцветного стекла вырос еще метра на полтора.

Чисто технически организовать это выступление было просто. В Москве есть электронная платформа «Уличный артист», на которой надо зарегистрировать свою группу, войти в расписание свободных площадок, выбрать подходящую и забронировать удобное время.

Про технику безопасности

Администраторов у таких площадок нет, за все выступление вас зачастую вообще никто ни о чем не спрашивает. Но подтверждение от «Уличного артиста» надо иметь с собой. В случае интереса к вам со стороны полиции вы открываете в смартфоне электронное письмо с подтверждением площадки, показываете его сотруднику, и вопросов к вам больше нет. Конечно, если во время выступления вы не пили, публично не оголялись и вообще вели себя прилично. Это тоже не всем дано, и, отправляясь играть на улицу, надо для себя понимать, что ты умеешь держать себя в руках. Ведь живые барабаны уже через две минуты кого хочешь уносят в транс. Многие от одного этого расслабляются так, что начинают вести себя как пьяные.

И если человек понимает, что, как слон в пилотовском мультфильме «Следствие ведут колобки», при звуках флейты теряет волю и на фестивалях друзья обычно находят его пьяным под кустом, то музицировать на московских улицах и в парках ему не стоит. Можно напороться на неприятные компании, оказаться избитым, без инструмента, документов, карточек и денег. Или попасть в полицию, где в определенных случаях музыкальный инструмент могут изъять до проведения судебного разбирательства. Никому такие приключения не нужны. Так что, как пел Цой: «Следи за собой, будь осторожен».

Про парк Культуры имени Горького

Незабываемым был летний сезон в парке Горького, когда нашему маленькому музыкальному сообществу удалось подать заявку и получить разрешение собираться по средам в беседке 800-летия Москвы. Хоть мы себя прилично вели и нареканий в наш адрес не было, больше такое «лето любви» с ЦПКиО имени Горького у нас не повторилось.

А тогда мы вначале отыграли пару вечеров в более людной части парка, в Ажурной беседке, расположенной ближе к набережной. Отличное место, кстати, теперь захожу туда чаще. Там на нас посмотрел представитель администрации, ему все понравилось, и нам дали зеленый свет. Координатор сообщества от нас предоставил свои паспортные данные, чтобы в случае чего быть материально ответственным. На руки ему выдали подписанное разрешение с указанным временем и площадкой.

Играли мы, как обычно, с 21:00 до полуночи. Заходили перед этим на пост охраны, показывали дежурному свое письмо с печатью и подписью, и шли через Нескучный сад к беседке, которая и в сумерках выглядит мистически. А когда инструменты расчехляются, музыка начинается, Нескучный чернеет, и перед тобой, как взлетно-посадочная полоса, до горизонта загораются белым пунктиром фонари аллеи, включаются яркие прожектора архитектурной подсветки, в которых беседка начинает ярко светиться, — ощущения непередаваемые.

Ночь вокруг становится непроглядной. В ушах — барабанный рокот, ты — в античной беседке, окруженной вазонами и фонтанами, посреди ночного парка. Прохожих — четыре-шесть человек за вечер, и пара велосипедистов. После захода солнца сюда мало кто заглядывает.

Воспоминания от того сезона как после хорошей ночи любви. Так что лето в городе для меня теперь — это еще и вечера, когда мы собирались в парке Горького с бас-гитарой и саксофоном, трое-четверо играли в микрофоны на варганах и диджериду, а еще человек 10-15 — на джамбеях и дарбуках, бубнах и тамбуринах. Чудно время провели!

После этого на парк Горького я смотрю уже совсем другими глазами — как на старую любовь, которую приятно вспомнить и увидеть снова. Хотя чего я там только не делал до этого: и бегал-моржевал, и на велосипедах-роликах катался, и с 50-метровой банджи-тарзанки над Пионерским прудом прыгал. Но как лучшее время, проведенное здесь, вспоминаю вечера того сезона, когда мы играли в беседке 800-летия Москвы.

Про игру на смотровой площадке МГУ

Смотровая площадка перед МГУ тоже входила раньше в список мест, где городские музыканты могли забронировать время выступления. Вот где все сложилось спонтанно, как на свидании вслепую.

Раньше их аккомпаниаторы выбивали ритм на деревянных ящиках для фруктов, но потом эволюция коснулась и этой ветви перкуссии. В конце XX века испанцы, а потом и все, кому не лень, стали делать фанерные барабаны.

И вот Таня ставит этот большой скворечник на мраморные плиты посреди смотровой, садится на него спиной к главному зданию МГУ, я становлюсь лицом к панораме города, подключаю комбик, примочку, бас, выставляю нам микрофоны. И мы играем, улетая в эту перспективу, пока не садятся аккумуляторы.

Лето, жаркий день, солнце шпарит, шапки нет и, чтобы все прошло без солнечного удара, я наматываю на голову цветастый чехол от барабана. Мы играем на варганах, кахоне, басу и тамбурине, к нам приходят байкеры и дети. В какой-то момент остановившиеся рядом парень с девушкой начинают танцевать современную балетную импровизацию, перетекающую в танго и драку, танец буто, кривляния Летова и Мамонова. Я играю, смотрю на все это через фильтр солнцезащитных очков и думаю: «Какой кадр, какое движение! Так красиво, что почти нереально. Хороший фильм».

Про игру на Тверской

В тот раз на Никольской самому дредастому нашему барабанщику Сеге пара прохожих туристов выдала пять тысяч одной купюрой с просьбой распределить на весь оркестр. Но выступлением за гонорар тот вечер назвать никак нельзя.

Через друзей из уличного театра «Звери, птицы, скоморохи» узнал о наборе артистов, заполнил анкету и был зачислен в экипаж фестиваля как артист-народник с бейджем-вездеходом.

Пару раз мы огромным составом собирались на репетицию и примерки в 70-м, монреальском павильоне ВДНХ. Потом наступил день Икс, мы получили костюмы, встретились у нужного выхода из «Пушкинской», координатор отвел нас к нашим шатрам и сцене. И понеслась карусель: 40 минут греешься в шатре, спрятанном в одном из переулков рядом с костюмерными, гримерками и артистической столовой. Потом выходишь и 40 минут играешь на сцене, пока девочки-народницы в сарафанах и кокошниках водят с прохожими хороводы.

Микрофона на нашу сцену выдали два, один мы отдали девчонкам, другой монтажной скобкой притянули к гармони. Я играл на балалайке в акустике медиатором, чтобы было громче. Исполняли народное: камаринскую, барыню, русского, подгорную и далее по списку. Пальцы под конец выступлений не гнулись от холода, так что со второго дня я выходил играть уже в перчатках, что никак не отразилось на качестве музыки и лихости плясок, происходивших вокруг.

Что сказать? Как в сказке побывал. Темой сезона тогда как раз были сказки Бажова, и мне достался костюм уральского рабочего, напоминавший нечто среднее между ватником и азиатским стеганым халатом. Щечки мне нарисовали красные, круглые, как положено скомороху, выдали шапку и валенки. На каждом этапе, перед каждым выходом на сцену нас фотографировали для отчетности, что добавляло происходящему нереальности — я как будто стал медийной персоной, перед которой папарацци щелкают затворами камер по тысяче раз на дню.

Когда вашу смену сфотографировали и вы поднялись на сцену, начинается все самое интересное. Вокруг течет река из людей. Тверская оцеплена, и на проезжей части, где раньше можно было только перебежать, ты стоишь в полный рост на сцене и заигрываешь плясовую. Девчонки-народницы хватают прохожих в охапку, и вот через минуту перед сценой уже кружат хороводы. Вокруг праздник, люди гуляют. Ты играешь традицию, и им нравится, они пляшут. Все это происходит у памятника Долгорукому, напротив мэрии, которая в прошлом была дворцом московского генерал-губернатора. Это как всю Москву обнять. Незабываемо, полное слияние. Где ты, где город, после этого уже непонятно, граница исчезает.

А заплатили нам потом хорошо, правда, ждать пришлось три месяца. И это еще удачный был сезон, на следующий год ребята уже летом гуляли на свои гонорары.