«Когда парашютисты заявляют, что не боятся прыгать, они врут»

Сергей Киселёв, 82 года, парашютист

Пока служил в части до 1988 года, я тренировал космонавтов. Сейчас я консультант при их специальной парашютной подготовке. Совместно со своей женой, Ириной Баяновной, она там как психолог работает, создал эту систему.

Эта программа подготовки была введена в 1977 году. Она с большим трудом вводилась, так как вовсе не обучала космонавтов приземлению. Для чего была нужна? Раньше космонавты катапультировались из летательного аппарата и спускались на парашюте: отдельно кресло, отдельно космонавт. Главной задачей было безопасно приземлиться и выжить в условиях, в которые попадёшь.

Наша же система парашютной подготовки была создана для обучения людей действиям в экстремальных ситуациях. Чтобы во время свободного падения подавить воздействия стрессовой ситуации, инстинкты, и в условиях ограниченного времени произвести необходимые действия по спасению себя, команды, космического аппарата. Для начала мы их учим свободно падать. Сначала с инструктором, потом самостоятельно.

Эта программа была предвестником знаменитого AFF ([Accelerated Freefall] (https://ru.wikipedia.org/wiki/Accelerated_Freefall)). Эту программу мы применили у себя ещё задолго до появления AFF, она тогда была секретной. По крайней мере, надо сначала человека научить говорить в экстремальных стрессовых ситуациях, вести репортажи на свободную и на заданную темы.

Бывало даже такое, что у человека большой опыт болтовни под запись, но случись так, что твоя жизнь на краешке стоит, — он слова вымолвить не может. Даже лётчики, специально обученные на прыжках, только маму могут вспомнить, а что-то нормально объяснить не могут.

А потом уже ученики во время свободного падения выполняют разные задания, решают специальные карточки, это обучает их думать в экстремальной ситуации и не терять самообладание. Я с ребятами с удовольствием прыгаю, поправляю их и на земле, и в воздухе.

Я себе авиацию избрал как род своей деятельности, ушёл в парашютный спорт и бросать его до сих пор не собираюсь. Они меня не отговаривают, знают, что это бесполезно.

Сын у меня сейчас инструктором работает у парашютистов. Его дочь очень гордится им, а вот жена отговаривает, переживает за него. Если мои внуки и правнуки пойдут в парашютный спорт, я буду им помогать. Зачем запрещать?

Все боятся. Когда люди прыгающие заявляют, что не боятся прыгать, они врут. Все боятся упасть сверху, просто есть те, кто себя контролирует. Без эмоций только роботы могут всё делать, у которых мозгов нет.

Во время прыжка человек всегда остаётся один на один с природой. Что там может произойти, никто не знает. У меня всякое бывало, и отказы парашюта были. Был случай, когда мне по заданию пришлось замки испытывать на парашютах. Нужно было один замок отцепить, потому что одно время на парашютах хотели оставить для экономии по одному замку.

Оказалось, при этом запаска не открывается, она лезет сквозь стропы парашюта. При малейших вращениях всё запутывается в один комок, и человек, как правило, брякается. Мне повезло, я успел запаску выдернуть оттуда, и два замка на парашюте всё-таки оставили.

Здоровье прыгать мешает, ну а что тут поделать? У меня нога хромая, разбита ещё в молодости. Мне предлагали заменить сустав, но я сказал, что своё родное я врагу даже не отдам. В 34 года я после тяжёлой травмы позвоночника отлеживался в ЦИТО.

Это случилось на аэродроме в Тушине — зима, снег до пояса. А под снегом был такой ледяной бугор. Оттепель была, а потом всё замерзло и сравняло. И цель положили, крест, куда садиться, точно на это место. Ну вот я туда фактически спиной лёг: думал, сугроб мягкий, а мне льдом позвоночник разворотило.

Неприятно об этом вспоминать, но после этого случая я сделал ещё три тысячи прыжков. Юрий Алексеевич Гагарин мне тогда очень помог, я служил под его началом и попросил его, чтобы меня не списывали, а отправили на лечение. Он сидел у нас с Ириной Баяновной тамадой на свадьбе.

Два года назад я в Пущино очень тяжёлую травму получил. В праздничный день, 12 апреля, земля была без снега и заледенелая. И я попал в сильный порыв ветра, до 12 метров в секунду. Приземлился нормально. Но парашют потянул, а я за ним побежал, думал, обгоню, но не обогнал. Запнулся и со всего размаху лётом пролетел.

Ударился о землю, и плечо вылетело в подмышку. Как оказалось впоследствии, вылетело не только это плечо, но и второе. Я долго лечился. Сейчас на моём счету шесть тысяч триста прыжков, но это совсем не много, если учесть, что я занимаюсь 63 года.

Прекращать прыгать я не хочу, хочу принять участие в чемпионате мира, а там дальше посмотрим. Есть такая международная организация, называется она POPS (Parachutists over phorty society), следующее подразделение — SOS (Skydivers over sixty), дальше идёт JOS (Jumpers over seventy), потом уже парашютисты старше восьмидесяти. Вот я все эти градации прошёл, будучи ветераном.

Я начал с встречаться с этими организациями, когда мне было уже за 60. На соревнования в Штаты я впервые поехал в 1997 году, там вступил в организацию SOS, а сейчас я возглавляю у нас в России филиал POPS. И мы ездим командой на различные соревнования, по групповой акробатике в том числе.

Я своих ребят подбил, из них никто не хотел ехать, у нас образовалась группочка за 50 лет, и в 2004 году мы впервые поехали в Швейцарию на соревнования. В 2006 году мы поехали в Америку, там нас было девять человек, потом в Австралию, там нас было уже 12, потом была Италия, Голландия, Аргентина. В этом году в связи с экономическими проблемами, наверное, зарегистрировалось только десять человек. Для России это очень мало. Ведь все пенсионеры, кто-то где-то подрабатывает, кто-то не подрабатывает.

В Германии питание по дешёвым ценам — 70 евро в день, а минимальная гостиница — 80 евро в день. Соревнования длятся 10 дней, один прыжок на точность приземления стоит 26 евро, а их надо сделать минимум шесть, а прыжки с задержкой стоят 32 евро, а их надо, по крайней мере — восемь.

В нашем доме живёт бывший военный, ему сейчас 89 лет. Я его сегодня утром встретил, он отправился в спортивном костюмчике на норвежскую ходьбу. Он до 84 лет бегал. Сейчас ходит с палочками активно и считает себя очень здоровым человеком. Надо всё время двигаться.

Я с этим парашютом сейчас и прыгаю, езжу с ним на дроп-зону в Пущино и на сборы. Там за прыжки я не плачу, потому что когда-то был их тренером. Я тренировал и Савицкую, она пришла ко мне в 16 лет. Её отец мне тогда сказал: «Если со Светкой что-то случится, я тебе голову сверну».

А я ему тогда ответил: «Товарищ маршал, вы пролетали 30 с лишним лет и до сих пор летаете и знаете, что авиации без жертв не бывает. Я как тренер сейчас делаю всё, что в моих силах». Мы с ним корешили потом.

Я живу без плана, буду прыгать, пока прыгается. Разминку элементарную я делаю каждый день, с гирьками занимаюсь. Подтягиваться сейчас пока не могу, к сожалению.

Моя жена, Ирина Баяновна Соловьева, сейчас работает вместе со мной. Когда-то она была дублёром у Терешковой. Она попала в сборную команду по парашютному спорту, прыгала до 69 лет, но сейчас уже нет. Раньше считалось, что если у человека 30 лет за спиной, то ему в спорте делать нечего.

Сейчас таких ограничений нет. Прыгают и в 60, и в 70, в 80 лет. Я один в России прыгаю. В мире 80-летних парашютистов два: я и американец Пэт Мурхэд (Pat Moorehead), он меня старше на четыре месяца. Это из тех, кто регулярно выступает на соревнованиях.

Чтобы прочитать истории других спортсменов, щелкайте по значкам на картинке.