Инструкция скорби

Это так просто — пенять друг другу на аватарки, придумать шкалу «уровня скорби» и измерять по ней боль от красного уровня до зеленого. Это не требует ничего — ни опыта, ни взросления, ни душевных и умственных сил.

Люди учат тому, чего не умеют — как скорбеть. Не замечая, что этим «уроком» они в себе эту скорбь нивелируют. Превращают боль в урок по вырезанию аппликаций из российского и французского флагов. Разрушают саму попытку объединения, ставят под сомнение горе, боль, сострадание.

Когда упал самолет, и было еще ничего не известно — это «усталость металла», «человеческий фактор», «теракт». Люди ужасались и ждали. Тысячи слов соболезнования, тысячи перепостов о причинах трагедии, сотни людей на Дворцовой площади в Петербурге и это выложенное из свечей слово «МАМА».

А потом случился Париж, социальные сети заполнили флаги, сдетонировав страшнее взрывчатки. Одни нападали, другие оправдывались, защищали право скорбеть, объясняли, что это искренне, это не потому, что так надо, и что, когда упал самолет и погибли российские граждане, им было больно, как больно сейчас. Просто социальные сети предложили такую вот «опцию» — флаг Франции. Эмоциональную точку отсчета, визуальную форму «я — человек».

Но оказалось, что еще и мировые столицы раскрасили самые известные здания в цвета французского флага, сделав ночную подсветку. А когда упал наш самолет — такого, конечно же, не было. Потому что им, видимо, все равно, а мы вечно, как дураки — сочувствуем даже тогда, когда ничего не получаем в ответ.

Так, наверное, думали эти люди, которые умудрились найти причину для разъединения даже там, где весь мир находит обратное. Если бы знать, как скорбеть правильно и неправильно, пришел человек, дал инструкцию, там по пунктам: сначала, потом и в конце…

Но такие инструкции обычно выдают еще в детстве — мамы, папы и бабушки, а потом в нужный момент они сами складываются в голове, меняются, дополняются, ну, или так и остаются на уровне детства, когда вместо переживания боли ты, как ребенок, закрываешь руками лицо и кричишь.

Кричишь, что вот так скорбеть — меня не учили. Это же страшно — переживать, когда можно просто сказать «ты дурак» и этим отгородиться.

У французского посольства в Москве вчера были сотни людей. Мы приехали утром, еще не было очереди, люди шли мимо, оставляли свечи, цветы, плакали и молчали, молодые, пожилые, семьями, по одному. Никто не кричал: посмотри, ты положил только два цветка, а я потратился и купил огромный букет, наверное, тебе жалко денег, а значит твоя скорбь — показная, стадное чувство, нет за ней ничего, пустота.

К вечеру в социальных сетях возникла реакция на реакцию. Мол, это в русской традиции — осуждать, ставить на вид, наследие СССР, партсобраний и съездов. Вот в Париже люди после теракта поют Марсельезу, в США после 11 сентября — нация сплотилась сильнее, а у нас так, игрушки какие-то, с флагами и цветами.

То ли от страха, отсутствия душевного опыта или, наоборот, — его переизбытка — людям проще отгородиться цинизмом, сарказмом, насмешками. Но только не стать частью чего-то важного и человечного, что, может быть, начинается. Начинается медленно, но по-настоящему.

Вчера у посольства стояла пятилетняя девочка. Она пришла вместе с мамой и папой, обычная такая семья. Они положили цветы, зажгли свечи, и девочка никак не хотела отходить от цветов. Люди шли мимо, кто-то просил ее отойти, кто-то, задев, бежал дальше, а девочка стояла, как оловянный солдатик, и смотрела на эти цветы, свечи, людей, репортеров, которые брали бесконечные интервью.

Она ничего, конечно, не знала, про социальные сети и флаги, самолет, Марсельезу... Она просто молча стояла и по щекам у нее текли слезы. Непридуманные, горькие, такими может плакать только ребенок. Она не закрыла руками лицо. Она смотрела прямо перед собой, в боль из свечей и цветов, которая оказалась такой неподъемной для взрослых людей из Сети.