«Больше страхов, тревог и депрессий»

«Услуга для сытых»

МОСЛЕНТА: Сложно говорить за всю Россию, но в Москве, судя по моей ленте в Facebook, едва ли не каждый второй к 2020 году стал пациентом психолога. Это тенденция или особенность моей ленты?

**Дашевский:**Да, такая социальная тенденция существует. Но подозреваю, что большая часть ваших друзей в Facebook — это люди, занимающиеся интеллектуальным трудом, читающие современные книги и журналы, смотрящие современные фильмы и сериалы. А потому среди них толерантность к психологии и психотерапии куда выше, чем у всего прочего населения России, где ситуация — особенно в небольших городах — за минувшее десятилетие не особо изменилась.

В городах побольше все не так?

Там все же доходы населения хоть немного, но выросли. А психотерапия, как известно, некий избыточный продукт, поэтому стоит недешево. Голодный человек вряд ли может позволить себе такие траты. Проще говоря, психотерапия — услуга для сытого общества.

Когда случился этот перелом? Только что москвичи в основной своей массе относились к психологам как к шарлатанам и бездельникам — и вдруг пошли к ним стройными рядами.

Как мне кажется, в начале минувшего десятилетия. В 2000-х все было еще довольно кисло, но к 2010 году выросло новое поколение людей, дружащих с интернетом, умеющих находить нужную информацию, незнакомых с карательной психиатрией СССР и опытом негативного отношения ко всему, что связано с приставкой психо-. Именно они — 25-40-летние москвичи — и стали теми, кто начал активно пользоваться услугами психологов.

Стоит помнить и вот еще что: в 2000-х найти в Москве (а что уж говорить о других городах!) психолога было невероятно сложно. Нас было мало. Нынче же это поле стало невероятно насыщенным, и у людей появилась возможность получать квалифицированную помощь.

«Изменилась структура запроса»

Ок, тогда давайте посмотрим лет на десять назад. Сужу опять же по своему окружению: к психологам тогда ходили редкие экзальтированные барышни. Большинству это казалось блажью, глупостью.

Вы ошибаетесь. Те, кто тогда приходил за помощью, действительно в ней нуждались. Не было никакой блажи! Просто к сегодняшнему дню совершенно изменилась структура запроса. Раньше к психотерапевтам, наряду с обычными темами, обращалось больше людей с так называемыми психопатиями (сейчас такого диагноза не существует — его заменило «пограничное расстройство личности»). Сегодня же обращается больше тех, кого беспокоят обычные человеческие проблемы (страхи, тревожность, трудности в отношениях), которые по каким-то причинам человек не может решить сам. Это — раз. Два: тогда на десять обратившихся к психологу женщин приходился дай бог один мужчина, сейчас же из десяти пациентов мужчин примерно трое. И все они — и мужчины, и женщины — как правило, обращаются к психотерапевту уже предметно, то есть идут за специализированной помощью.

Нет ли у вас ощущения, что за последние годы, помимо всего прочего, в Москве еще и выросло количество людей с психологическими проблемами?

Это, знаете ли, очень непростой вопрос. Хочется ответить: да, число наших клиентов заметно выросло. Но, на мой взгляд, это не так… Было такое интересное исследование: в нацистской Германии перед началом Второй мировой войны со свойственной немцам педантичностью высчитали количество психически нездоровых людей. Их набралось около двух процентов. Большая часть этих людей позже погибли в лагерях вместе с евреями и другими попавшими под репрессии категориями граждан. Так вот… В 1949 году была проведена всенемецкая перепись населения, в рамках которой снова был высчитан процент психически нездоровых. Как думаете, каким он оказался после всех ужасов войны?

Процентов десять-пятнадцать?

Два процента! То есть ровно столько же, сколько в довоенное время. А это значит, что количество людей с психологическими проблемами регулируется не социальными переменами, не условиями жизни, не постоянным стрессом и страхом, а некими законами социальной психологии, которые мы, возможно, еще не изучили. Пока же я могу утверждать лишь одно: количественный баланс наших потенциальных клиентов остается неизменным, при том что запросы у них, безусловно, меняются. То, что считалось патологией еще 50 и даже 20 лет назад, сегодня уже стало вариантом нормы. Люди, которые еще относительно недавно не могли быть адаптированы в обществе и сразу попадали в психиатрические лечебницы, сейчас ведут активную социальную жизнь.

О каких конкретно психологических проблемах вы сейчас говорите?

Например, о расстройствах аутистического спектра, о некоторых формах шизофрении, при которых человек сегодня вполне может быть адаптированным. Наше общество становится более открытым, более толерантным. Если во времена СССР таким людям приходилось прятаться из-за того, что быть психически больным считалось стыдным, сейчас даже сам термин «психически больной» становится нелегитимным.

«Дикости становится все меньше»

Насколько запросы и проблемы москвичей изменились за минувшее десятилетие?

К 2020 году увеличилось количество тревожных расстройств. Стало больше людей с депрессиями, зависимостями, с пограничными расстройствами личности. С чем это связано? С неопределенностью, существующей в обществе, рождающей страх за свое будущее, будущее своих детей, с атмосферой нетерпимости и низкой стоимостью человеческой жизни.

Делятся ли эти запросы по гендерному признаку? Ну, вдруг что-то чаще встречается у москвичей, а что-то — у москвичек.

По моим ощущениям, психологической разницы между мужчиной и женщиной практически не существует. Проблемы одинаковые, просто традиционные гендерные роли навязывают мужчинам и женщинам определенные модели поведения, вследствие чего проблемы сексуализируются. Но волна феминизации дошла и до Москвы, этот процесс особенно заметен в последние лет пять в связи с появлением большого количества информации о домашнем насилии, с движением MeToo и так далее. Так вот, потихоньку гендерные стереотипы рассеиваются, и в Москве становится все больше адекватных мужчин и женщин с отсутствием стереотипов, господствовавших еще десять лет назад: типа «я мужчина, значит, я должен зарабатывать деньги и не должен варить борщ» или «долг женщины — рожать и воспитывать». Этой дикости становится все меньше. А значит, количество людей с порожденными ею проблемами тоже заметно уменьшается.

«Мужчины предпочитают потеть, а не лечиться»

Насколько похож на мужчину, идущего сегодня к психотерапевту, созданный фильмами Вуди Аллена образ городского интеллектуала-невротика?

Мне кажется, не похож. Как правило, человек, попадающий под вудиалленовский образ, в наше время в Москве психологически компенсирован. Он трудоустроен, чаще всего занимается каким-нибудь интеллектуальным трудом или работает в сфере искусства и чувствует себя весьма неплохо: деньги, общение, секс. Поэтому не нуждается в помощи психотерапевта. Более того, подобные неврозы невероятно обаятельны для окружающих, особенно в нашей стране. Ведь по сути синонимом типового героя Вуди Аллена, вот этого вот интеллектуала-невротика, являются всеми любимые персонажи Андрея Мягкова в «Служебном романе» и в «Иронии судьбы». И любят его в первую очередь за его инфантилизм, что совпадает с целью и нынешнего общества — воспитать созависимого человека, довольно пассивного в социальном плане.

Столичные мужчины прибегают к помощи психолога куда реже женщин по причине этого самого инфантилизма?

По причине очень мощных социальных стереотипов и массы ограничений, которые им вбивают в голову едва ли не с самого рождения: мальчик должен быть сильным, мальчик не должен плакать, мальчик не должен жаловаться, мальчик должен решить свои проблемы сам, а ну соберись, тряпка!

Да-да, как говорил мне тренер по вольной борьбе, «мужчины не плачут — мужчины потеют!»

Именно так! И эти ограничения сильны до сих пор даже в таком современном городе, как Москва, поэтому для мужчин обращение к психологу все еще есть признание в собственной слабости. Поэтому большая их часть лучше будут потеть или плакать в уголке, или пить, или торчать, но к психологу не пойдут. А пойдут лишь тогда, когда им станет уже совсем невмоготу, когда их боль станет слишком сильной. Причем пойдут чаще всего не напрямую, а из кабинета невролога, да еще и отягощенные маскирующими психологические проблемы болезнями типа синдрома раздраженного кишечника.

«Подросткам сложно сделать выбор»

Что вы можете сказать про московских подростков? Изменились ли за прошедшие десять лет их запросы?

С подростками произошло вот что. С одной стороны, они стали более взрослыми, умеющими самостоятельно находить источники информации, потому теперь приходят к психологу со вполне взрослыми проблемами. С другой же стороны, как это ни парадоксально, они стали более инфантильны, потому что стали воспитываться в совершенно других условиях: они перестали проводить свободное время во дворах, где мы когда-то встречали друзей, ссорились, влюблялись, выясняли отношения, они перестали шататься по стройкам, перестали рисковать. А в результате оказались куда менее приспособлены к жизни, чем предыдущее поколение. Одновременно на это наложилась и возросшая опека родителей. Соответственно, если раньше подростки приходили к специалисту с расстройством личностного спектра, то сейчас их главные психологические проблемы — это проблемы с социализацией, тревожность, депрессии и трудности, связанные с самоопределением.

Они не видят будущего?

Да. При том количестве информации, которая сегодня вываливается на подростка, ему очень сложно сделать выбор, определиться со своим местом в мире, с профессией и так далее. А тут еще и среда стала более конкурентной, плюс появилось множество фрустрирующих факторов, связанных с учебой. Ведь сейчас в вузах все связано с рейтингами как способом встраивания в жизнь: от того, насколько качественно ты учишься, от результатов бесконечных тестов зависит и возможность заграничных стажировок, и будущая работа, и много что еще. А ведь еще лет десять назад учеба таких сложностей не вызывала — она была просто замечательным временем для того, чтобы заняться своими делами, слинять с лекции, выпить на улице портвейну и влюбиться.

«Зависимостей будет все больше»

Мне кажется, есть еще один фактор, ощутимо влияющий на психологическое состояние москвичей: сильно меняющаяся городская среда.

Так и есть. Считается, что эта среда становится все более открытой. Действительно, люди стали встречаться и гулять в парках, в центре, в каком-нибудь «Депо» на Белорусской, сидеть в современных библиотеках, коворкингах, кофейнях. Появились доступные такси и каршеринг. То есть город стал как бы доступнее. С другой стороны, на этом фоне в людях стала крепнуть гражданская позиция, запустившая механику протестов: почувствовав Москву более уютной и родной, москвичи стали активно ее присваивать. Это — раз. Два: налицо усиливающаяся социально-имущественная поляризация горожан по районам. И те, кто живет на окраинах, в отличие от жителей центра Москвы, часто считают, что их как бы вообще не существует.

У вас есть прогнозы? С чем, на ваш взгляд, москвичи будут все чаще обращаться за помощью к психотерапевтам в новом десятилетии?

Думаю, состояние москвичей будет во многом обусловлено социально-политической повесткой всей нашей страны, то есть уже сейчас существующей тенденцией поляризации. Люди будут все больше смотреть в сторону Запада, тогда как жизнь в России их, наоборот, будет фрустрировать, рождая все большее количество страхов, тревог и напряжения. Отсюда увеличение тревожных расстройств, депрессий, различных форм зависимостей — химической, пищевой, игровой и так далее.

Игровая зависимость настолько серьезна?

Это очень серьезная проблема, ведь, скажем, при химической зависимости всегда есть то или иное вещество, которое можно вывести из организма, хоть это и не решит проблему. Тогда как при игровой зависимости такого вещества нет, а значит, возникает иллюзия простоты и контроля. Надо только немного разбираться в спорте — и вперед. Кроме того, игра легальна и социально поощряема. Букмекерские конторы повсеместно. Играть не стыдно — наоборот, реклама всевозможных ставок в интернете повсюду, она построена на вере в чудо, ведь можно не работать, а сразу получить много денег, не прилагая никаких усилий.