«Чебурашка — еврей»: в чем советская власть обвиняла евреев и где найти «пасхалки» от них

Анна, вы подготовили выставку о евреях в СССР, об их самоидентификации, сохранившейся вопреки, казалось бы, всему. В первую очередь — вопреки позиции власти, которая после войны на какое-то время превратилась в неприкрытый государственный антисемитизм.

Да, эта выставка — про феномен советского еврея в послевоенный период. Во время, во многом определенное антиеврейскими кампаниями, — против космополитов, делом врачей, то есть в 1949 и 1953 годах. Эти два события во многом задали «тренд» государственного антисемитизма, к которому «подтянулось» народное отношение. Конечно, у взаимоотношений СССР со своими гражданами еврейской национальности были разные периоды — но они, если можно так сказать, были сведены к единому знаменателю. Еврей воспринимался как «другой».

Кстати, говоря о разных периодах этих отношений, нельзя не отметить рубеж 1967 года — Шестидневную войну. Тогда были разорваны дипломатические отношения с Израилем. Появилось выражение «израильская военщина», которое увековечено в песне Галича.

Тогда государство в каком-то смысле стало более агрессивно по отношению к своим гражданам-евреям, но «народное» отношение во многом стало заинтересованным. В фольклоре того времени (например, в анекдотах) появился неожиданный образ еврея-победителя.

А в чем именно обвиняла тогда евреев советская власть?

Я сейчас опишу это более понятными словами; так тогда не говорили, но именно это имелось в виду. Считалось (а с конца 60-х годов это стало совсем проявленным), что у еврея есть некая двойная лояльность. С одной стороны, еврей был как бы идеалом советского человека. Советская власть им, что называется, «все дала», остановила дискриминацию, существовавшую при царизме, вывела из местечек и так далее. И это — очень важный момент. Многие евреи были деятелями новой системы, очень многие из них отказались от религии и традиций во имя «светлого будущего».

При этом довольно быстро стало ясно, что, кроме верности вот этой вот «советскости», у этих людей есть верность «еврейскости», про которую сначала вообще было непонятно, что это такое. Некая общность, что ли. А в шестидесятые эта вторая лояльность для государственных структур уже стала конкретно ассоциироваться с государством Израиль и возможностью отъезда туда.

А если вернуться к моей выставке — она посвящена поиску той самой «еврейскости». Что это такое в контексте того, что религия, традиции для большинства были отодвинуты, даже забыты? Что такое тогда еврейская идентичность?

И что вы выяснили, проведя исследование и подготовив выставку? Что такое советская «еврейскость»? И в чем заключалась еврейская идентичность в СССР?

Ну вот смотрите. В СССР почти 90 процентов евреев к 1970-м годам не сохранили языка. Я имею в виду идиш. Иврит, наоборот, в основном стали изучать как бы «заново» из-за вновь обретенного самосознания. И все как миленькие сидели под елочкой в Новый год. И все эти люди, даже крестившиеся (ситуация с крестившимися евреями описана Улицкой в книге «Даниэль Штайн, переводчик»), знали, помнили, что они евреи. Для них это было важно.

В чем заключалась «еврейскость», когда не было ни традиции, ни языка, ни религии в активной фазе? Этому исследованию и посвящен проект. Он пока небольшой, но я очень хочу его продолжить. Эта выставка стала скорее ироничной попыткой снять первый слой. Поэтому он такой веселый: про мультипликацию, про детские книжки, про телевидение, про всякие мейнстримовые песни.

У Башлачева во «Времени колокольчиков» есть слова: «Ходим круг да около, на своем поле — как подпольщики». В СССР это ощущение было знакомо каждому, к какой бы национальности или культурному сообществу человек ни принадлежал. По-моему, история, которую вы раскапываете, корнями уходит в ту реальность. В которой, если ты что-то из себя представлял и отличался от среднестатистического читателя газеты «Известия», то надо было шифроваться, перестраховываться и ходить тайными тропами.

Это очень точно. Грубо говоря, именно об этом и проект. Про такое самосознание, как вы сейчас описали. И в этом плане, конечно, выставка не только про евреев, она именно про это советское, а вообще-то, и не только советское, подпольное сознание.

Но во всем этом есть и другая сторона. Когда что-то перестают называть, когда что-то оказывается тайным... А тут надо сказать, что именно с 60-х годов из употребления пропало даже слово «еврей», его заменяли бесконечными эвфемизмами. Евреев (например, Эмиля Горовица и Аиду Ведищеву) перестали допускать на телевидение, а от публичных людей с еврейскими фамилиями требовали псевдонимов…

Так вот, ровно тогда, когда какую-то вещь начинают отовсюду вычеркивать, когда какое-то явление начинает замалчиваться, — в этот момент все начинают его всюду видеть. Советская привычка читать между строк, безусловно, растет из этого. А с евреями в СССР вышел просто показательный случай.

Люди везде видели намеки на что-то еврейское. Иногда они были правы, потому что действительно в ситуации этого замалчивания еврейские авторы пытались передать разнообразные еврейские «приветики». Как, скажем, в серии «Ну, погоди!», где волк попадает в саркофаг Рамзеса II. Это ровно тот фараон, к которому приходил Моисей и говорил «Отпусти мой народ!» А в этот момент как раз один из авторов «Ну, погоди!» Феликс Кандель эмигрировал в Израиль. Так что это такая пасхалка его соавторов.

И таких случаев много, но еще больше — таких, когда люди видели еврейское там, где его не было и нет. И здесь безумные антисемитские выдумки (например, снежинки на ларьках мороженого на самом деле магендовиды) сходились с филосемитскими, а проще говоря еврейскими ожиданиями. Ну, например, что наш милый Чебурашка — еврей.

Почему это?

Ну, во-первых, потому что он приходит в ящике с апельсинами. В тот момент апельсины поставлялись именно из Израиля по знаменитой “апельсиновой сделке”. А кроме того — он же такой неприкаянный, вечно «другой» с грустными глазами — «неизвестный науке зверь». Ни Успенский, ни мультипликатор Шварцман ни в одном из интервью такую теорию не подтвердили, так что это все-таки из категории мифов.

Вообще-то идея этой выставки зародилась из воспоминания моей мамы. Она где-то в середине семидесятых прилегла на диванчик в нашей квартире в брежневской девятиэтажке. А там такая розетка, которая проходит сквозь стену в другую квартиру, и, соответственно, что в другой квартире люди говорят — слышно. И вот мама услышала, как соседи очень громко разговаривают: разбирают членов политбюро и про каждого говорят, что он, конечно же, еврей. Вот Пельше — точно еврей, Суслов — еврей по матери, а Брежнев — не знаю, но что-то есть, потому что такие брови только у евреев бывают. И мама никогда так и не поняла, кто были эти люди — антисемиты, которые обсуждали, что вот, евреи всюду пролезли и нами правят, или это были евреи, которые радостно констатировали, что наши всюду пролезли? Это мамино воспоминание замечательно обозначает зону неразличения, в которой находились советские евреи.

Про эту зону неразличения хорошо пишут в книге «60-е. Мир советского человека», в которой говорится, что евреи были главной тайной Советского Союза. Так и есть, потому что это была абсолютная фигура умолчания на всех уровнях: государственном, бытовом.

Меня интересует самосознание еврея в Советском Союзе, его отношения с обществом. То, что он был как бы растворен, спрятан, но всегда и предъявлен. Потому что все их все время искали: в ком есть еврейская кровь, не рассказывали ли еврейские анекдоты, и так далее. На самом деле все это можно видеть как метафору очень многих проявлений советской жизни, где действительно все были подпольщиками.

К этому можно добавить, что чем проще и сам человек, и общественное сознание, тем ярче проявляется противопоставление «свой-чужой». Которое выражается, в частности, и в антисемитизме. Огромный СССР населяли в основном люди простых взглядов, а общественное сознание подменяла государственная пропаганда.

Да, и в Советском Союзе был жесткий государственный антисемитизм, а граждане скорее подтягивались к этому уровню.

Как, по-вашему, ситуация изменилась?

По-моему, сейчас в России антисемитизм — одна из самых маленьких существующих проблем, но это не значит, что его нет. А в СССР государственный антисемитизм бесконечно подпитывал антисемитизм бытовой.

А что антисемитизм сделал с самими евреями в СССР? Как он их изменил?

Знаете, с точки зрения сохранения той самой «еврейскости» он, можно сказать, был полезен. Существует такой социологический термин, прекрасное словосочетание — «сообщество судьбы». Он не только к евреям имеет отношение. Он подразумевает общность, появляющуюся у людей, когда против каких-то людей обращено какое-то зло. Зло — в смысле плохое человеческое отношение. Поэтому, например, блокадники в каком-то смысле состоят в сообществе судьбы, и люди, больные СПИДом, и, безусловно, евреи. Антисемитизм в Советском Союзе никогда не давал им забыть, что они евреи.

И в этом смысле люди, которые никогда друг с другом бы и говорить не стали, например, профессор из Ленинграда и бухгалтер из Харькова, — они видели, что у них есть что-то общее. Потому что против них была обращена эта неприязнь. На выставке есть инсталляция из видеоинтервью с разными немолодыми евреями. И многие говорят, что в какой-то момент своей довольно успешной творческой жизни они могли забыть, что они евреи. Если бы им все время об этом не напоминали.

Может, вы дадите какие-то привязки к Москве? Я тему не изучал, и единственный раз ее коснулся, когда делал материал про Ивановскую горку. А это окрестности синагоги, и мне местные жители рассказывали, что в 70-х там было нечто вроде живой доинтернетовской биржи по обмену информацией об иммиграции в Израиль и Америку. Не могли бы вы рассказать про другие еврейские места в Москве?

Боюсь, здесь я не самый большой спец. Действительно, главное такое место в Москве — эта синагога, она, кстати, в мультике о Чебурашке показана.

Но главные еврейские привязки и в Москве, и московской области — они, скорее, антисемитские. Даже в пародийной песне Высоцкого про то, как бы ему податься в антисемиты: «По Курской, Казанской железной дороге построили дачи — живут там, как боги…» Считалось всегда, что Кратово и окрестности — места очень еврейские, там всегда пахнет куриным бульоном.

**Может, коротко поговорим про сегодняшний антисемитизм? Приведу последний пример, с которым сам столкнулся. Зимой в Индии я познакомился с французом. И вот, сидим мы уже на карантине коронавирусном, и он присылает мне русскоязычное видеоинтервью с французскими титрами. Где сидит русский отставной, а может и нет, генерал, который рассказывает, что если в кране нет воды, то понятно, кто ее выпил. Что коронавирус по планете шагает в результате еврейско-масонского заговора. Надо объединяться и не быть дураками.

Я ответил, что теория заговора — не мой конек, я в такое не верю. И на этом наше общение закончилось, потому что он написал — сам дурак, никакая это не теория заговора. Я тогда сильно удивился, потому что вся эта история прилетела ко мне из Франции.**

Да, занятная история. Во Франции сейчас очень большой антисемитизм — и, соответственно, оттуда много евреев эмигрирует в Израиль. Но все-таки в современном мире антисемитизм принимает форму антиизраильских настроений. Я предвижу, что многие на этом месте со мной не согласятся, но я (да и не одна я) уверена, что это так. Все-таки политкорректный западный мир так устроен, что сказать, будто «жиды изначально плохие, плохая нация», приличному человеку невозможно. Да и если ты пишешь подобное в Фейсбуке и при этом работаешь в каком-нибудь университете — тебя оттуда погонят. Странный русский генерал, конечно, может рассуждать, он не зависит ни от какой корпорации, но если ты работаешь в Google, то можешь за это поплатиться.

А вот полное неприятие Израиля прекрасно это камуфлирует. При этом я не говорю, что Израилю надо бесконечно аплодировать и сама не принимаю множество израильских политических шагов, но я уверена, что эти бесконечные бойкоты израильских продуктов и демонстрации против израильской агрессии на фоне всех других мировых агрессий, про которые мы знаем, — это прикрытый антисемитизм.

Что касается современной России, мне кажется, что у нас другие люди заняли место евреев. С одной стороны, «лица кавказской национальности», с другой — «пиндосы» — их достаточно для народной ненависти.

*Мне кажется, что если сейчас и есть в массовом сознании какой-то враг, то выходит он, скорее, не из синагоги, а из мечети.

Вот-вот. Если смотреть взглядом новой этики, то антисемитизм бывает самый разный. Его проявления могут быть не совсем ясными, как и любой расизм. Скажем, у меня есть знакомая девушка, она работала официанткой. А потом у них в кафе открылась вакансия кассира, который гораздо больше зарабатывает, и все очень сильно хотели на это место. А менеджер показал на нее и сказал: «Вот ты будешь кассиром, потому что ваша нация хорошо обращается с деньгами». И вот вопрос — является ли это антисемитизмом?

Глазами новой этики — безусловно, является. Потому что менеджер глядит на мою знакомую и видит ее национальность, он ее отличает, это вообще практически расизм. С другой стороны, девушке от этого стало только лучше, он хотел ей сделать хорошо.

И вопрос в том, обязательно ли антисемитизм связан с плохим отношением к человеку. В советское время было просто: ты сталкивался с плохими проявлениями этого антисемитизма. Тебя просто не принимали в ряд высших учебных заведений. Или в школе «жидовкой» дразнили.

**У меня субъективное ощущение, что из Москвы ушла эта тема. Хотя, может, я просто не внутри нее, поэтому и не замечаю.

Но, по-моему, даже в примере, который вы привели, менеджер, когда говорил «ваша нация с деньгами хорошо управляется», хотел логично для всех обосновать свой выбор и сказать — вас много, а место одно, возьмем того, кто лучше справится. Лично я тут никакого антисемитского подтекста не вижу.**

Да, но какой-нибудь американец сказал бы нам, что это антисемитизм. Потому что пускай здесь и нет дурного подтекста, но деление людей по расам и предположения, что какой-то расе присущи определенные особенности… Но, как говорится, здесь вам не тут.

Можно ли говорить о том, что еврейской теме в России и в Москве пришло время легализоваться и она «вышла в свет»? Работают синагоги, и прекрасный Музей толерантности уже давно стал частью культурного пейзажа города. Люди ходят туда на выставки, на лекции, даже не всегда напрямую связанные с еврейской темой. И я ни разу не встречал такой реакции, что «фу, ходить туда, в этот еврейский рассадник». Нет, это часть Москвы, у них бывают крутые выставки и лекции, все туда ходят. Можно ли говорить, что произошла какая-то эволюция в общественном сознании, которая позволила московским евреям расслабиться и ощутить себя в городе спокойно и уверенно?

Очень интересный вопрос, но чтобы на него ответить, нам нужно понять, кто это такой — московский еврей? Потому что люди понимают это совершенно по-разному. В моем понимании, наверное, устаревшем — это совершенно цивильный человек, еврей по некоему самосознанию.

Вот я — московский еврей, я не знаю ни слова ни на каком восточном языке, я не религиозна. И если у меня есть на свете Родина — то это русский язык. Или еврей — это все таки тот, кто ходит в синагогу и празднует Новый год не зимой, а осенью?

Так что такое московский еврей? И чувствует ли он теперь себя в городе спокойно? Вот я живу на Чистых прудах, и часто стала видеть там характерно одетых людей. Чтобы человек в такой шляпе расхаживал по улице — было исключительно редко, не помню, чтобы я хоть раз такое видела в советские годы.

В этом смысле можно с вами согласиться — кое-что изменилось к лучшему: и на Бронной, и около Музея толерантности открыты всякие магазины, где крупно написано «Кошерный магазин». И многие делают там покупки, а часто заходят туда и неевреи, потому что там хорошие продукты.

Вот именно. И многие просекли, что кошерные вина, например, просто восхитительны. Но вы так и не ответили, кто же это такой — московский еврей?

Ох. Как на этот вопрос ответить? Для меня — это московский интеллигент-еврей (или еврейка). Для кого-то — это человек религиозный в первую очередь.

Но, наверное, то, что всех евреев объединяет, — чадолюбие, вот как Аскольдов в «Комиссаре» показывает. Безумная сосредоточенность на детском образовании, на том, что ребенка надо обязательно учить музыке.

Еврей — это все-таки ощущение. Об этом есть совершенно поразительная история. Еще когда не были порваны отношения между СССР и Израилем в начале шестидесятых, в Советский Союз приезжало какое-то количество исполнителей из только что образовавшегося Израиля.

И вот приехала Геула Гил — певица, которая пела на иврите. У нее был концерт в Театре эстрады. При том, что никто ее не знал, она не была известна в России, на выступления валила толпа, невозможно было попасть, в оцеплении даже стояла конная милиция. Все хотели слышать пение на иврите.

И человек, который был тогда в Театре эстрады, вспоминает, что, когда после ее выступления включили свет, все люди в зале были мокрые от слез. Потому что «мы не знали языка, на котором она поет, мы в общем и не помнили никаких своих традиций, но мы знали, что всех нас в этом зале объединяет одна вещь — наше еврейское сердце».

Это, может, очень как бы сопливо сказано, но, мне кажется, важно то, что в общем ты никогда не знаешь, где найдешь в себе еврея. Моя бабушка росла советской девушкой, комсомолкой. Она принадлежала к поколению атеистов. Но каждый раз начинала рыдать, когда слышала «Хава нагилу».

Выставка была создана при поддержке Российского еврейского конгресса: она стала одним из победителей Первого конкурса грантов РЕК на развитие музейных и выставочных проектов в области еврейской культуры.