«Это был район неприкасаемых, такой московский Гарлем». Советская тусовка глазами одного из первых рокеров страны
© Фото: Евгений Одиноков / РИА Новости
«Это делает не город, а люди»
Для меня все началось в 60-х. Существовавший в то время режим и его запреты не ассоциировались у молодых людей напрямую с Москвой. Все прекрасно понимали: это делает не город, а люди, которые им управляют.
Невозможно сказать, была ли Москва к нам враждебной в те годы или, наоборот, приветливой. Для нас этот город был местом, в котором мы жили.
У нас не было особого выбора. Несмотря на то что Москва тех лет была серой и мрачной, лишенной света и, конечно, какого-либо привычного нам сегодня сервиса, мы не заморачивались на эту тему. Мы были молоды. Даже в этой недружелюбной обстановке мы умудрялись просто гулять и кайфовать от жизни. А еще находили какие-то укромные, истинно наши уголки со своей собственной атмосферой.
«Еще одно место, где мы чувствовали себя как дома»
Особенно любимыми нашими уголками были московские дворики. Там мы по-настоящему чувствовали себя своими. Первое, что вспоминается, — дворики на улице Горького, позже переименованной в Тверскую. Таким был двор около здания Союза композиторов. Туда можно было пройти только через подъезд. Тогда в нашу компанию входили Петя Мамонов, Света Виккерс, Сережа Трофа (Трофименко), Мишель Краснов (Миша), Гоша Айказуни, Володя Тартаковский и многие другие. И вот мы все в этом дворике проводили очень много времени.
Еще довольно долго мы могли сидеть в кафе-мороженом напротив Елисеевского и в других облюбованных нами местечках.
Иногда мы слишком здорово хулиганили, и нас забирали товарищи милиционеры. Везли всегда в отделение №102. Оно тогда находилось за сегодняшним «Макдоналдсом».
Еще в конце 60-х мы с моим двоюродным братом Аликом и другом Гришей Орджоникидзе, который потом играл в группе «Политбюро», Андрюшей Макаревичем, Сашей Кутиковым и многими другими играли рок-н-ролл и, конечно, хулиганили во дворах кинотеатра «Ударник» и Дома на набережной. В 1968 году я жил там, в первом подъезде. Тут же, в подвале, в красном уголке репетировала начинающая группа «Цветы». Чуть позднее в подъезде напротив начала репетировать недавно собравшаяся и мало кому известная «Машина времени».
Через некоторое время мы с «Цветами» получили комнату для репетиций в уже тогда культовом рок-н-ролльном месте — ДК Энергетиков. Там уже репетировали и выступали многие группы — «Сокол», «Меломаны», «Ветры перемены». Потом я туда сосватал и «Машину времени». Следующим был «Арсенал» саксофониста Алексея Козлова. Он начал карьеру в 1971 году и тогда играл с нами в «Цветах», но позже ушел. ДК Энергетиков — еще одно место, где мы чувствовали себя как дома.
© Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
«Нормальные люди боялись заходить»
Для меня очень важной вехой в жизни оказался тот самый Дом на набережной. Там я познакомился со своей будущей гражданской женой, поэтессой Аленой Басиловой. Это было в середине 70-х. Я вышел во двор погулять со своим черным пуделем и увидел ее. Она тоже выгуливала собаку — пуделя, только белого.
Алена жила в том же доме со своей мамой Аллой Рустайкис. Она тоже была поэтессой. Мать с дочерью занимали две разные комнаты в коммунальной квартире. У нас с Аленой начался роман, и в этой коммуналке мы потом прожили еще два года. Тогда мы удостоверились, что Зощенко в своих рассказах многое недоговаривал.
А рядом, прямо за нашим домом, на Стрелке, была шоколадная фабрика «Красный Октябрь». Это был район «неприкасаемых», своего рода московский Гарлем. Как и в Нью-Йорке, так и в Москве в такое место нормальные цивилизованные люди боялись заходить.
В основном на фабрике работали лимитчики — люди, приехавшие на заработки из других регионов. Они там же и жили — в общежитии. Там был вечный полумрак. Сумрачно было даже днем, потому что дворы и здания практически не освещались. Мы туда не совались, но по слухам знали, что там происходит беспредел.
«Так приходила в город новая культура»
Однажды мы с Аленой вышли на прогулку со своими пуделями и засиделись во дворике. Была ночь. Двор был не освещен, и только в арке висел, качаясь на ветру, фонарь с единственной лампочкой.
И вдруг мы увидели девушку. Помню, у нее были очень длинные ноги и очень короткая юбка. Такие тогда только появились.
Судя по всему, девушка шла из фабричного общежития. Выйдя на середину арки, она остановилась прямо под фонарем и… справила малую нужду. После этого она просто встала и пошла дальше.
Мы с Аленой онемели. Тогда было трудно представить себе такую откровенную наглость. В конце концов, можно же было остановиться и присесть где-нибудь в кустиках, в темноте двора, а не в самом центре освещенной арки. Когда мы пришли в себя, долго хохотали. Тогда мы поняли, что что-то изменилось. Так приходила в город новая культура, о которой рассказывал Михаил Афанасьевич Булгаков в «Собачьем сердце».
© Фото: Юрий Сомов / РИА Новости
«Нас просто любил народ»
Популярность группы «Цветы» на моей реальной жизни никак не отражалась. Она же была неофициальной, негосударственной. Нас просто любил народ — миллионы людей. Но эти миллионы ничего не значили для тех, кто командовал парадом.
Если кто имел в то время привилегии, так только те, кто пел про советскую власть, прославляя ее, и подчинялся правилам режима.
И первые десять лет существования группы «Цветы» все, что мы имели благодаря своей популярности, — возможность выпускать одну маленькую гибкую пластиночку фирмы «Мелодия» в год. При этом за ее миллионные тиражи нам вообще ничего не платили. «Мелодия» зарабатывала на нас огромные деньги.
В официальных средствах массовой информации мы тогда были запрещены. Нас нельзя было упомянуть даже вскользь. Впервые мы появились на радио и телевидении только в 1980 году, когда случилась новая «олимпийская» оттепель. Эти моменты были эпизодическими, и уже в 1981 году, после организованного мною фестиваля в Ереване, мы снова попали под запрет. Ситуация начала меняться только в 1986-м. При Горбачеве что-то реально сдвинулось. Для меня эти 16 лет с момента основания «Цветов», годы с 1969-го по 1985-й, были одним большим запретом. Это было противостояние, которое никогда не прекращалось. Сейчас все это даже не хочется вспоминать. Проехали — и слава богу.
«Кто не знал ту Москву, не поймет»
За годы, что прошли с того времени, Москва изменилась принципиально. И внешне, и по сути. Говорить про это можно очень много, но те, кто не знал ту старую, советскую Москву, все равно не поймут, о чем идет речь.
Ну, вот, например: когда ко мне в гости приехал Фрэнк Заппа, известнейший американский композитор, певец и мультиинструменталист, после семи вечера мы не могли найти в городе место, где можно было бы сесть и выпить чашечку кофе…
Говоря о сегодняшней Москве, надо понимать, что она настолько огромная и настолько разная, что дать ей какую-то оценку просто невозможно. Я не могу сказать, хорошая она или плохая. Даже не могу ответить на вопрос, люблю я тех, кто в ней живет, или нет. Наверное, все-таки люблю, но не всех.
Зато могу признаться: мне близка добрая, теплая хипстерская Москва. Она все-таки еще жива, а где-то, в некоторых местах, даже процветает. Мое отношение к этой, может быть, не такой многочисленной, но искренне любимой мною столице я сформулировал в своей песенке «Улицы Москвы», которая вошла в мой новый авторский альбом «Летать».