«Главное, чтобы жена не доставала!»
© Изображение: Алексей Гимеин
«Я сейчас у тебя на чебурек не прошу, не прошу на чебурек, и на сигарету не прошу, и денег не прошу, и ничего не прошу, потому что я вообще ничего не прошу, потому что люди мне сами дают, если захотят, а они хотят, и ты сейчас захочешь, вот прямо сейчас и захочешь, чего улыбаешься, ты у меня еще посмеешься, потому что я кто, я, знаешь, кто, я бомж, но не абы какой, а бомж веселый, веселый бомж, понимаешь, веселый, это у меня прямо как имя, вот ты кто, Борис, а я веселый бомж Митя, я тебе сейчас анекдот расскажу, всем, рассказываю и тебе расскажу, анекдот, такой, что ты улыбнешься, а если улыбнешься, вот тогда денег и дашь, потому что чебурек фигня, сигарета фигня, а улыбка нет, за нее и заплатить не жалко, правда же не жалко, ну так вот, слушай, сейчас улыбаться будешь, пришли три грузина в зоопарк и увидели в клетке белку, кстати, мне бы на два чебурека денег-то, и говорят, мол, давайте ее украдем, потому что у нас в Грузии белок нет…»
Бомж Митя кругл, мал и рыж. У Мити растительность клочками, взгляд юрок, движения резки, а голос вкрадчив.
«Украли они, грузины, значит, белку эту, и один ее в штаны засунул, ну, чтобы вынести из зоопарка, идут они такие, и тут этот как закричит, чего кричишь, спрашивают другие грузины, а он молчит…»
Митя шатается из стороны в сторону, чешет неуверенную растительность на подбородке и ласково смотрит мне в глаза.
«Идут грузины дальше, и тут этот грузин, который с белкой в штанах, опять орет…»
«Сосиськи! Кто сосиськи заказывал? Две сосиськи!»
Мужчина в строгом черном костюме и в галстуке, пришпиленном зажимом к круглому животу, несет тарелку с обильно политыми горчицей румяными сосисками, и еще яичницу и блины под сгущенкой. Время обеда.
«Я, — говорит, — Игорь, если что. Приятного аппетита».
Игорь работает юристом в находящемся неподалеку офисе. У него хороший маникюр, барсетка и аппетит. Он показывает мне на сидящих за соседним столиком пенсионеров, с невероятной скоростью поглощающих пухлые, как щеки младенца, куриные котлеты.
Митя нервничает, потому что никто не любит, когда его перебивают, но все равно улыбается.
«…так вот, он снова орет. Чего орешь, его спрашивают, а он снова молчит, понимаешь, молчит».
«Давайте выпьем за нашу молодость, за наше время и за натуральные продукты!» — раздается откуда-то справа.
Читайте также
Престарелые супруги заглатывают последние кусочки котлет.
«Давно вас тут не было! Как дела?» — интересуется у них уборщица.
«Эй, девочки, быстрее обслуживайте! Очередь же!» — добродушно возмущается кто-то в очереди.
Девочки презрительно фыркают. Они и не такое слышали.
«Идут они дальше, и этот грузин опять: ааааа!»
Владу 47 лет. Он бережно несет тарелку, полную оранжевого от моркови горохового супа. Суп обалденно пахнет.
«Я еще за глазуньей сбегаю, — предупреждает он уборщицу. — Не унеси суп!»
«Было такое у меня, — это он уже мне. — В прошлом году: только отвернулся, оп, нет тарелки!»
Влад достает из сумки пакетик с нарезанным хлебом.
«А чего, — объясняет. — На него деньги тратить? Хлеб и дома хлеб. Вот суп — другое дело. Он тут охрененный, все время его заказываю».
«Ааааа! Вот так орет. Ты чего, орешь, спрашивают снова грузины грузина с…»
С кем? С кем? А, ну, да, понятно, хотя не слышно. Митя отмахивается от чужих голосов, я отмахиваюсь от чужих голосов, голоса машут крыльями и порхают вокруг нас, как ополоумевшие чайки:
«Регресс всей системы образования!»
«Я стал старым хмырем!»
«Главное, чтобы жена не доставала!»
«Жениться? Ну, ты, брат, чего...»
«Давай граммов по 50 пока, а там посмотрим».
«Думали все, нормальный парень, а он на первом пороге сломался».
«Взял халтуру, чтобы не подохнуть».
Уборщица с серым лицом флегматично трет столы серой тряпкой — в этом видится гармония.
«Джамшид, эй, Джамшид, люля долго готовится? А чакка есть? А сузьма? Брат, ты тут работаешь, все знаешь — принеси то, чтобы сам себе взял!»
«…с белкой! Чего орешь, значит, спрашивают. А он берет, вынимает из штанов белку и расфигачивает ее об асфальт».
За соседним столиком мужчина со строгим лицом выливает мерзавчик коньяка в пластиковый стаканчик и задумчиво пьет.
«Ты чо, обалдел, мы ж теперь без денег останемся! Ты зачем белку убил?»
Обладатель поповской седой бороды и безбожно красных щек, охая от удовольствия, глотает из горла пиво и урчит от удовольствия.
«Ооооооо. Ммммммм. Аааааа».
Хочется пива, хочется супа, хочется пухлых, как щечки младенца, котлеток.
«А он им: мужики, когда она приняла моя яйца за орехи — я смолчал…»
Симпатичная женщина лет 40, тревожно озираясь, большими кусками откусывает чебурек.
Читайте также
«Когда она приняла мою жопу за дупло — я молчал...»
В углу пять бухих суетливых индусов бойко говорят по-русски пяти бухим не индусам: «Вы, чего, москвичи что ли?» «Москвичи», — отвечают те. Индусы требуют предъявить им паспорта.
«Но когда она стала тащить орехи в дупло…»
Митя замолкает, Митя смотрит на меня, Митя улыбается, я улыбаюсь, Митя раскрывает ладонь, я достаю кошелек, не индусы собираются бить индусов, старый хмырь собирается курить, у бороды кончилось пиво, гороховый суп расплескался на стол, пенсионеры уже исчезли, уборщица уже убрала, 50 граммов давно кончились, Митя идет покупать себе чебуреки, я иду покупать себе селедку под шубой, а потом тоже чебуреки, и пиво, и сладкий чай, и жизнь прекрасна, если знаешь, куда идти, и только белку, белку чертовски жалко, хоть она и обнаглевшая скотина.
На душе и на сердце у меня тепло.