«Мой верный друг и ел, и спал вместе со мной»

Татьяна Огнева-Сальвони, писатель

Этого белого плюшевого зайца когда-то — точнее, 18 лет назад — мне подарила на день рождения подруга Дина. Мы тогда обе были юными начинающими журналистками.

Именно он стал одной из любимых игрушек. Заяц сидел на всех моих рабочих столах, менял со мной редакции, квартиры, города и страны. Сопровождал меня в пути по взрослой жизни, по всем ее скоростным трассам и потайным околицам. Поистрепался слегка, но еще достаточно крепок, чтобы теперь с ним играли мои дети. Уж не знаю, доживет ли до внуков... Хотя сейчас обычно заяц сидит в зале на дорогом дизайнерском столике в тепле и тишине.

Мне уже 39 лет, я взрослый состоявшийся человек. Но когда я смотрю на него, то где-то в районе солнечного сплетения разливается приятное тепло. В психологии плюшевые игрушки называют переходными объектами. Они — что-то вроде портала для личной памяти человека в его собственный опыт, в те чувства, которые были когда-то. Плюшевый друг — молчаливый свидетель того, что пережито, и того, с чем все-таки удалось справиться вопреки всему. Некогда разделивший с тобой и горести, и радости… Этот заяц был со мной во время несправедливого увольнения в 2005-м, и в мой болезненный развод в 2008-м, и вместе мы выкарабкивались из гибельной влюбленности 2009-го... Однажды он висел на старом зеркале-трюмо в чужой случайной квартире, которую я недолго снимала в самое темное время жизни, глядел своими глазами-бусинками, подбадривал, и его незыблемая пушистость давала надежду, что получится, получится излечить черную бездонную дыру в душе, найти тот волшебный эликсир, который дает понимание, что же делать, как следует жить, где правда.

Есть чья-то фраза, что спасение совершается между отчаянием и надеждой. И вот как раз где-то между висевшим на трюмо зайцем с надеждой и настойчивым желанием выйти в окно однажды я нашла тот самый выход в добрый рассвет. Сейчас жизнь кажется сказкой, кажется, что всегда так и было и что по-другому быть не могло. Что радость, любовь, благодать были всегда, и всегда пели птицы и цвели розы, и сияло солнце, и смеялись дети. Но есть пушистый, потрепанный ушастик на столике, который безмолвно напоминает про обратную сторону Луны. И эта память отрезвляет, рождая безмерную благодарность Богу за каждую простую счастливую мелочь.

Евгения Попова, редактор

Я не помню точно, как и когда у меня появился этот слон. Кажется, что он был со мной всегда. Большой, ватный, тяжелый, а главное — розовый. Зато до сих пор вспоминаю вот что: когда мне было лет пять, в детском саду решили устроить праздник под названием День рождения игрушек. Умные дети решили принести игрушки поменьше, ну а я — любимую! И вот приближается день Х. Накануне мы всей семьей катали из аптечной ваты большие шары, красили их оранжевой краской, потому что и плюшевые гости должны были получить лакомство. Ну, а какой слон не любит апельсины? Я была безмерно счастлива… Столько лет прошло, а от этих воспоминаний на душе до сих разливается приятное тепло.

Спустя 15 лет, когда мои родители затеяли ремонт, я внезапно обнаружила пропажу. Я была в шоке: оказалось, что моего любимого слона отправили на помойку! После моих громких страданий, стенаний и манипуляций «как же так, это мое детство», папа вздохнул и отправился выручать мою ватную подругу из лап мусорных монстров. Слониху выстирали, высушили и отправили на полку. Справедливость восторжествовала!

С тех пор прошло довольно много времени. Я повзрослела. А слон… Однажды мой любимый розовый слон, опять исчез. Наверное, отправился в теплые страны есть настоящие апельсины. Пусть ему там будет хорошо. Но… я по нему очень скучаю.

Борис Войцеховский, журналист

Первый был без имени. А еще — без клока шерсти и одного глаза. Говорят, в него играл еще мой отец, потом я, приезжая на лето к бабушке. А затем он куда-то исчез. Ушел, наверное. Этот медведь был моей первой любимой игрушкой.

Спустя некоторое количество лет мне встретился медведь совсем другой...

Его нашли в Стокгольме — в крошечном уютном магазине, в который усталые мамы относили уже ненужные игрушки их выросших детей. Там было разное: маленькая железная дорога, переводные картинки, куклы и лошадки.

Он лежал на полке среди других плюшевых зверей: небольшой медвежонок в синих штанишках с большими красными пуговицами, в полосатой рубашке и с красным галстучком-бабочкой на шее. Этакий скандинавский франт.

Его купили мне в подарок. И он, вот этот вот кругляк, живет со мной до сих пор, переезжая из квартиры в квартиру. Могу ошибиться. Но, кажется, мы с ним сменили уже адресов пять. Когда-то, увидев этого медвежонка, моя старшая, а на тот момент единственная дочка пришла в полный восторг. Она клала его с собой в кровать и просила рассказывать про него сказки.

«Папа, а как его зовут?»

Бьерн — было первым именем, пришедшим мне в голову. С тех пор так и повелось.

Бьерн и сейчас стоит на полке рядом с моими книгами, рисунками и красками — этакий расфуфыренный дуралей, герой сказок и друг детей.

Анастасия Калябина, сотрудник издательства

Собачка Челли… Помню вот что: я, семилетняя, проводила лето с мамой на даче, а папа работал в городе и приезжал к нам только по выходным. В один из своих приездов он привез мне игрушечную собачку. Она сразу покорила мое сердце: у нее был печальный добрый взгляд, и к тому же она была очень мягкой на ощупь. В качестве наполнителя у нее были шарики, сейчас их называют антистресс, но тогда я этого не знала.

Как-то раз я забыла Челли в поезде дальнего следования. Я возвращалась из детского лагеря, была страшная суматоха, родителей со мной не было, и я, спешно упаковывая сумки, не заметила, что где-то в вагоне осталась моя любимая собака. Поняла я, что ее нет в рюкзаке, только в машине, когда родители везли меня домой. Стоит сказать, что мои родители всегда любили меня и понимали. Папа без споров развернул машину, и мы вернулись на вокзал. Поезда там уже не было. Тогда родители выяснили у сотрудников станции, в какой отстойник отвезли вагоны, и мы поехали туда. Вагон, в котором я ехала, как раз убирали: все забытые вещи собирали в мешки. И тут мы не остановились, быстро пробежали по вагону — там чистота, стали разглядывать содержимое мешков и в одном из них наверху увидели Челли. Моему счастью не было предела! Вернувшись домой, мы ее выстирали, повесили сушиться на батарею, и вечером я опять засыпала со своей любимой игрушкой. Думаю, она тоже была рада, что мы ее вернули.

До сих пор не могу понять, почему эта игрушка так меня покорила. Во-первых, я к собакам всегда относилась спокойно, без фанатизма, потому что — кошатница. Во-вторых, у меня были игрушки и интереснее, ярче. Но именно Челли стала моей спутницей на долгие годы и по сей день ей остается. Наверное, все дело в ее понимающем взгляде. Когда тебе плохо, окружающие начинают тебя веселить, давать советы. И только она своим видом говорит: «Да, это грустно… Жизнь вообще нелегкая штука».

Я ее обнимала перед сном, вытирала ей слезы, когда мне было плохо, советовалась. Иногда какие-то ответы уже у тебя есть, нужно просто правильно сформулировать вопрос, и именно Челли помогала это делать. Сейчас она помогает уже моей дочери. Я, конечно, немного ревностно к Челли отношусь, не даю ее портить, но играть с ней разрешаю.

Илона Воуба, психолог

Среди огромного разнообразия игрушек моих детей есть одна — та, что очень дорога моей памяти и моему сердцу. Вроде бы, ничего особенного. Подумаешь, Микки Маус в бабочке и в красных штанах! Но…

То было послевоенное время. Мой отец привез нас с сестрой из Сухуми в Сочи на цирковое представление. Это было такое счастье, ведь в Абхазии цирка не было и нет до сих пор! Так вот: там-то я своего любимца и приметила. Помню, что он оказался жутко дорогим. И я, будучи ребенком десяти лет, даже тогда хорошо это понимала...

Мой верный друг и ел, и спал вместе со мной. Был вместе со мной рядом во всех поездках. Странно: игрушек в моей жизни было достаточно много, но именно эта вызывает такой эмоциональный отклик до сих пор. Почему? Может потому, что в день ее покупки вся моя семья была вместе и счастлива? Наверное… Для меня Микки — не просто игрушка, а этакий поддерживающий, придающий сил ресурс, теплое воспоминание о безопасном времени.

Ему уже 20, мне — на десять больше. Но какое значение имеет эта разница в возрасте, когда речь идет о верности и дружбе!

Мария Трошенкова, журналист

Это была моя первая самостоятельно заработанная игрушка. Однажды летом меня «позвали джунгли» — помните, в 90-е была такая совершенно замечательная детская передача. «Вечером в среду, после обеда сон для усталых взрослых людей...» Моя команда выиграла.

Среди вороха подарков победителям я увидела ее сразу: коричневая плюшевая шубка, длинные передние лапы, смешные ушки, круглые глаза и пухлая попа. Мартышка моей мечты! Первый час ее звали Чита — солидное имя для солидной обезьяны с телевизионным прошлым. Чита чинно ехала со мной и мамой на электричке из Останкина на дачу, самостоятельно сидела на деревянной лавке и держала меня за руку. А потом я пересадила ее себе на колени.

«Слушай, у нее такая шкодливая мордочка, какая ж это Чита», — рассмеялась вдруг мама.

«Да потому что это Анфиса из моей любимой книжки», — согласилась я.

Наверное, я только в ванну ее с собой не таскала — и то не исключено, что Анфиса просто сидела на полу и ждала, пока я наплескаюсь. Она была главным пациентом в нашей с сестрой игрушечной больнице — на ее длинные лапы было очень удобно накладывать повязки. Однажды пришлось даже лапу по правде пришивать.

Я делилась с Анфисой карамельками — кто же знал, что плюш слипнется в буквальном смысле слова! Еле отстирали.

Недавно кто-то из друзей показал фото: у подъезда выбросили мишку. Шубка точь-в-точь как у моей Анфисы. Потрепанный, заигранный. Когда-то любимый, а теперь — на помойке. Глаза грустные — даром что плюшевый. Моя Анфиса живет на даче. Большой сладкий кусочек детства — как с ним расстаться? Думаю уже подарить ее сыну… Интересно, еще сколько раз придется пришивать ту лапу.