«На Лубянке залегли снайперы»

24 года назад, 19 августа 1991 года, в России произошла попытка государственного переворота — «августовский путч». Члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) в СССР попытались отстранить от власти президента Михаила Горбачева. Но инициативу перехватил президент РСФСР Борис Ельцин. Путч провалился после трех дней противостояния. МОСЛЕНТА расспросила москвичей о произошедших событиях.

Михаил Шнейдер, политик, сопредседатель московского отделения партии ПАРНАС

В то время я был помощником председателя Моссовета Гавриила Попова. 19 августа в 6 утра мне позвонила знакомая, рассказала о ГКЧП. Я собрался и поехал на работу. Стояла задача собрать максимально возможное число людей у Белого дома, днем тогда там было всего несколько тысяч человек. Времени напечатать листовки, воспользоваться массовыми СМИ не было, и я придумал отличный вариант — использовать машинистов в метро.

Наши активисты разбрелись по подземке, примерно половина машинистов согласилась зачитывать для пассажиров специальный текст. В итоге к 9 вечера у Белого дома было уже несколько десятков тысяч человек, началось строительство баррикад. Моссовет пригнал для этого несколько троллейбусов и грузовиков, укрепления возводились также с помощью мусорных баков, каких-то старых дверей — любого подручного материала.

Я отдельно всегда подчеркиваю, что люди на баррикадах не пьянствовали, все были абсолютно трезвые. За малейшие попытки проноса спиртного людей задерживали. Этим занимался специальный 50-й отряд.

Самой страшной для меня стала ночь с 20 на 21 августа, которую я провел у Белого дома. Ходили подтвердившиеся потом слухи о подготовке группой «Альфа» штурма здания. Там и в окрестностях на тот момент находилось уже до ста тысяч человек. Это стало одной из причин отказа альфовцев разгонять протестующих. Специально обученным людям, кстати, раздали у Белого дома бутылки с зажигательной смесью. В случае штурма это было бы громадное побоище…

Потом часть солдат с техникой перешла на сторону Ельцина, а 22 августа у Белого дома уже шел так называемый «митинг победителей», на котором присутствовало двести тысяч человек. Оттуда вся огромная толпа прошла на Красную площадь. У Кремля появилось ощущение бессмысленности мероприятия, нужна была какая-то кульминация, финальная точка противостояния. Я шел во главе колонны, предложил свернуть налево, к Лубянке, и все меня поддержали.

При подходе к площади я увидел, что на всех крышах большое количество снайперов. Народ был на взводе, готов был громить здание КГБ, это было олицетворением коммунистического режима. При первых выстрелах снайперов началась бы паника, давка, погибло бы очень много людей, случилось бы второе Кровавое воскресенье.

Мы придумали компромиссный вариант. Гнев люди должны были выплеснуть не на живых, а на памятник в центре площади, ведь и Феликс Дзержинский был символом режима. При заходе на Лубянскую площадь мы памятник окружили. Я понял, что опасность миновала, схватил в Моссовете свой чемодан и… улетел в Токио. Мне надо было участвовать в Международном конгрессе городов — посланцев мира. На следующий день в Токио по местному телевидению смотрел, как валили Феликса Эдмундовича.

Сергей Худиев, радиоведущий, православный публицист

Тогда я только перебрался в Москву. Собирался поступать в ВУЗ, не поступил, но подружился с группой анархистов. Предводитель нашей группы держал маленькую фирмочку по продаже газет и журналов. Он скупал печатную продукцию в редакциях, а мы перепродавали эти газеты и журналы на улицах и в электричках. Читали тогда много, дело было прибыльное.

Когда объявили ГКЧП, то мы с друзьями-анархистами собрались на Манежной площади, оттуда пошли к Белому дому. По всей Москве стояли танки и БТРы. Солдаты сильно хмурились, но ничего не делали. Ощущение было такое, что им велели выдвинуться и бросили.

У Белого дома все ждали, что вот-вот начнется разгон толпы. Я помню, как некоторые люди пытались принести бутылки с зажигательной смесью, арматурины, чтобы ими драться. Мы, анархисты, уговаривали людей этого не делать. Мы объясняли, что против огнестрельного оружия это все равно будет бесполезно.

С одной стороны, ожидание силового сценария пугало. С другой стороны, было удивительное чувство единения, важности, значимости собственных действий. Думаю, что-то такое люди испытывали на Майдане в Киеве. Я помню, как люди ходили по ночам по Москве, кричали «Долой хунту». Я помню ликование, которое охватило народ, когда мы узнали о провале путча.

Тогда люди были совсем другие. Было много надежд на будущее, прозападные настроения были очень сильны. Казалось, стоит сделать шаг, и ты окажешься в какой-то новой реальности.

Елена Степанова, бухгалтер

Это было время, когда все вдруг как будто проснулись и решили, что все можно изменить. В тот момент все ужасно устали от «совка». Мне кажется, даже самые замшелые бабушки хотели перемен. К тому же появился лидер, которому народ поверил. Ельцин правильно себя позиционировал, народу нравилась борьба с привилегиями, нравилась его демонстративная близость людям, поездки на троллейбусе.

Еще один важный момент: есть было просто нечего. В магазинах мышь могла повеситься. Там стояли только трехлитровые банки соков, морская капуста, какая-то перемороженная рыба. У меня в июне того года родился второй сын. Дефицит был даже на молочных кухнях!

При этом в 1989 году я впервые попала за рубеж — съездила в ГДР. У меня мир перевернулся. Полки там, в социалистической стране, ломились от разнообразных сыров, колбас. Джинсы здесь были чем-то элитарным, одеждой небожителей, там — повседневными штанами. Что говорить, если я оттуда даже русские книги везла! Я купила двухтомник Булгакова, сборник Андрея Платонова. В Германии эти книги оказалось найти легче, чем у нас.

Непосредственно во время путча я была в Москве. Постоянно созванивались с родственниками и друзьями, смотрели телевизор. Казалось, что к Белому дому идут все. Было особенно обидно, ведь мне-то бросить маленького ребенка нельзя. Я договорилась тогда с бабушкой, она должна была посидеть с сыном 23 августа, но в тот день все как раз и закончилось.

Олег Трегубов, историк

18 августа 1991 года я вернулся с друзьями из Польши. Туда мы ездили в большое паломничество на встречу с Папой Римским. По тем временам, выехать за границу уже было невероятным событием, а тут нам повезло попасть в Польшу за чужой счет. Даже паспорта не требовались, границу переходили по групповым спискам.

Утром 19 августа я проснулся от звонков друзей и коллег с работы. Мало кто понимал, что происходит, но все звали идти к Белому дому, где находился центр сопротивления путчу.

В то время было много неформальных политических движений — партий, субкультурных образований. Около Белого дома образовалось какое-то удивительное сообщество, все поддерживали друг друга. Какие-то бабульки приносили еду, борщ в кастрюльках, домашние пирожки. Продавцы соседних магазинов приносили свои продукты.

Оружие на баррикадах не раздавали, но настроения внутри Белого дома были очень серьезные, там готовились ко всему. Там формировались отряды, были руководители групп. Я знаю, что некоторые после тех событий дружат и встречаются до сих пор.

Запомнилось еще, как водителям танков закрывали смотровые щели тряпками, а те и не пытались отвечать. Они не были готовы переть на людей, давить их гусеницами. Я потом сравнивал события 91-го года и 93-го. Могу сказать, что массовость в 91-ом была выше, а озлобление меньше. Развал большой страны стал относительно мирным.

Сергей «Паук» Троицкий, музыкант, лидер группы «Коррозия металла»

Бухла в стране не было вообще. Горбачева, в общем-то, все за это проклинали. В августе 1991 года я отдыхал в Евпатории, например. Внезапно в магазине алкоголь появился, и я набрал дичайшее количество портвейна и различных водок. Выпил все это, и мне пришла телефонограмма из Москвы. Стас Намин сообщил, что вся тусовка собирается на акцию «Рок на баррикадах». Я тут же ломанулся в Москву, долетел за 17 рублей.

Приехал, в общем-то, к Стасу Намину в офис на улице Маршала Тухачевского. Там уже все были — Кинчев, Гребенщиков, Макаревич, Шевчук. Надо было на чем-то везти аппаратуру к Белому дому, например. Я взял топор, разбил стекло в первом попавшемся грузовике, который был припаркован у дороги. Вырвал провода, грузовик завели, погрузились и двинулись.

По дороге выяснилось, что кончилось моднейшее бухло и сигареты. Я сел за руль, сдал грузовиком назад, чтобы бортануть какой-то ларек. Стекла лопнули и мы дичайше отоварились.

В самом Белом доме нас отвели в буфет, где стояло примерно тысяч 20 или 30 ящиков водки, много было различной элитной водки с черной этикеткой. Ящиков 30 водки, например, мы сразу с собой взяли. В этот момент из подземного хода вышел Ельцин с секретаршами. Он вроде прятался там. Помню, увидел наш состав и заулыбался, тогда же еще Хирург с байкерами пригнал. Я, в общем-то, говорю: «Борис Николаевич, не волнуйтесь, «Коррозия металла» привезла состав и секс-шоу».