Поэзия Северного Медведково

Слово, как известно, не воробей: вылетит – не поймаешь. Но задумывался ли кто-нибудь о том, как поймать вдохновение? Где, где во всей необъятной Москве жаждущий заняться творчеством человек может встретить свою музу? Прошли времена, когда пароли и явки были хорошо известны: булгаковский Мастер, к примеру, столкнулся со своей Маргаритой в районе Патриарших, кто-то видел музу в районе Чистых прудов и Воробьевых гор.

Ну, а сейчас? Кто бы мог подумать, но нынче настоящую покровительницу искусств можно встретить в столице лишь в одном, причем совершенно неожиданном месте — во дворе дома №4 по улице Грекова, что в районе Северное Медведково. Именно здесь благодаря чьей-то причудливой фантазии стоит памятник Музе, к которому и отправился обозреватель МОСЛЕНТЫ, дабы проверить, насколько благоприятно такое соседство влияет на местных жителей, а заодно повысить собственный творческий потенциал.

«Сознания открылись шлюзы»

Муза была бела, пригожа, фигуриста, но при этом совершенно неприступна на вид. Впрочем, наверное, так и должно быть: во-первых, она дама божественного происхождения, а, во-вторых, каждый должен понимать, что благосклонность такой красотки нужно еще завоевать.

Слегка разомлевший от внезапного июньского солнышка бородатый Владимир, уютно и, судя по всему, надолго расположившийся на стоящей неподалеку лавочке, на всякую благосклонность плевать хотел. И вообще выглядел неласково.

«Памятник? — недоуменно переспросил он меня. — А, этот что ли? Он тут давно стоит. Кто автор? Да, х… [кто] его знает, но я слышал, что сам Иван Айвазовский. Что, он памятники не делал и помер давно? Жалко! Но вообще я так считаю: лучше бы вместо всяких Муз тут еще одну мусорку поставили!».

Владимир явно более тяготел к земному, нежели к духовному. Однако же на всякий случай поинтересовался я и тем, не возникает ли у него иногда потребность писать стихи, не нисходит ли на него, так сказать, поэтическое вдохновение. И даже продекламировал пару строк собственного сочинения, родившихся за секунду до нашего разговора:

Сознания открылись шлюзы, / Лишь увидал я груди Музы.

Но – нет. Владимир стихов не писал. «Груди — это хорошо», — резюмировал он, после чего стрельнул у меня полтинник и, кажется, задремал от удовольствия.

Облагородить и срифмовать!

Стоит признать: Муза району Северное Медведково очень подошла. Она его облагородила, а виной тому стала счастливая случайность.

«Этот памятник появился здесь еще до меня, около пяти лет назад в рамках программы благоустройства дворовых территорий за счет средств инвесторов, — рассказал МОСЛЕНТЕ глава управы Северное Медведково Борис Трофимов. — Двор дома по адресу улица Грекова, дом №4, взял на себя меценат Арменак Агабабян, живущий и работающий в нашем районе. Почему именно этот двор? Да потому, что, располагаясь совсем рядом с метро, он всегда был таким… не побоюсь этого слова, засранным!».

Нынче все смотрится совсем не так: вот юноша, стоящий возле музы, ждет свою девушку, вот женщина крошит хлеб птичкам, вот мимо идет толпа детей. Прелесть, короче, сущая пастораль, так что даже строки сами в моей голове зарифмовались:

Идут толпою карапузы. / Куда? Возможно, на прогулку. / И смотрят, как в изножье Музы / Красотка в мини крошит булку.

Медведковские греки

Я даже подумал, не обольщаюсь ли я, не романтизирую ли увиденное. Но – нет. Вот и Борис Трофимов рассказывает: «Народ памятник оценил, хотя были отдельные элементы… Через некоторое время Музе всякого подрисовали, что-то отбили. Так что памятник пришлось реставрировать, точнее — делать заново, уже из бетона. Теперь наша Муза крепкая, долговечная».

А подкатившая к памятнику молодая мама Ирина Савицкая и вовсе утверждает: «Для меня этот памятник очень важен. Пока он был на реставрации, тут вообще ужас какие компании собирались, а как его недавно на место вернули, стало заметно потише. Кажется, что при Музе люди стесняются безобразничать! Может, даже облагораживаются слегка. Все же она — дочка Зевса».

Задумавшись над ее последней фразой, я решил, что, если уж посвящать Музе стихи, то правильнее делать это в стилистике Гомера. И сочинил гекзаметр в тему:

Парни, которые раньше одну только водку лишь пили, / Нынче в Медведково льют молоко в свои рюмки / И без проблемы рифмуя любые задорные фразы, / Все как один воспевают бетонно-прекрасную Музу.

Далалай! Далалай! Далалай!

Знал бы Арменак Агабабян, как повысил он мою творческую потенцию! Причем, вот молодец, сделал это совершенно безвозмездно. «Он ведь за свой счет сделал эту зону отдыха: поставил скамейки, урны, а, чтобы добавить всему культурную составляющую, позволяющую людям задуматься о чем-то высоком и вечном, установил памятник», — раскрывает мне глаза на то, как тут все было, глава управы.

И я, следуя заветам мецената Арменака, задумываюсь сначала о высоком, потом – о вечном. И кажется мне, будто Муза уже не так холодна, и что смотрит она на меня украдкой и даже подмигивает. Как тут устоять?

Вижу я подходящего к Музе мужчину в футболке с надписью «Дагестан» на широкой груди. И записываю себе в блокнот (у каждого литератора должен быть блокнот!) строки в стиле поэта Расула Гамзатов:

Кто в Медведково в дождь одиноко стоит / И в жару кто стоит, угадай? / Это Муза - весьма симпатична на вид. / Далалай! Далалай! Далалай!

Вижу кого-то, похожего на японца, и сочиняю уже в стиле Мацуо Басё — хокку с положенными семнадцатью слогами:

На Грекова / Муза стоит. Не пойму: / А где вдохновение?!

А после и вовсе пускаюсь во все тяжкие, сочиняя баллады и частушки, амфибрахии и лимерики:

Головою крутя вверх и вниз, / Изваянье увидел Борис. / И, вскричав: "Ой, Иисусе, / Это ж памятник Музе!", / Перед Музой надолго завис.

А что же Муза? Несмотря на внешнюю холодность, она оказалась дамой приветливой и приятной во всех отношениях. Таких бы побольше, потому как в Москве, помимо Северного Медведково, есть и много других районов, страждущих вдохновения, творчества и рифм. Разве можно лишить их такого шанса?