Самый страшный день Москвы

Ровно 635 лет назад в истории Москвы произошел один из самых трагических эпизодов — город был разорен и сожжен войском татарского хана Тохтамыша. Это одно их тех событий, которое в равной степени можно назвать досконально известным и, одновременно, совершенно загадочным, во всяком случае, белых пятен здесь очень много. МОСЛЕНТА пытается восстановить ход событий и разобраться в их причинах.

Золотоордынский сепаратист

В сознании большинства современных россиян Куликовская битва 1380 года и последовавшее через два года разорение Москвы Тохтамышем складываются в единое событие. Мол, татары пришли отомстить за поражение и сожгли Москву. Между тем, в реальности все было гораздо сложнее, и чтобы разобраться в этом, нужно шире посмотреть на геополитическую обстановку, которая сложилась в ту эпоху и прежде всего на события происходившие в Орде — доминанте евразийского мира XIV века.

Род потомков внука Чингисхана и основателя Золотой Орды хана Бату (Батыя, как его называли на Руси) иссяк в 1359 году, когда умер последний законный представитель династии хан Бердибек. С этого времени наступил период «великой замятни», когда за 20 лет (до 1380 года) на троне сменилось 25 ханов!

«Серым кардиналом» в этом процессе выступал темник (командир десятитысячного корпуса) и беклярбек (глава государственной администрации) Мамай, который, не будучи чингизидом, по сути, правил государством, смещая и назначая марионеточных ханов. Со временем у него появились весьма влиятельные противники и дело закончилось расколом — Мамай со своими сторонниками откочевал в Причерноморье, фактически отделившись от Золотой Орды. В своей орде он назначил «ханом» чингизида Муххамад-Буллака и правил от его имени.

В других частях монгольской империи Муххамад-Буллака не признавали, а Мамая считали изменником. К этому времени Мамай реально контролировал только Крым и Причерноморские степи до устья Волги. Среднее течение Волги и земли восточнее ему не подчинялись. Сидевшие в Сарае правители Золотой Орды (хан Урус, его сын Токтакия, Тимур-Мелик) не пресекали сепаратизм Мамая только по одной причине — они были заняты войной с ханом Тохтамышем, ставленником хромого Тимура.

В отличие от Мамая, Тохтамыш был настоящим «чингизидом» — потомком великого Чингисхана. В юности из-за сложных придворных интриг ему пришлось бежать от хана Уруса к «хромому» Тимуру (или Тамерлану), который решил использовать Тохтамыша для установления контроля над Золотой Ордой. Вся вторая половина 70-х годов прошла в сплошных войнах Тохтамыша против «законных» правителей Орды. Трижды он был разбит, но Тамерлан давал ему новые отряды. К апрелю 1380 года Тохтамыш все же завладел Сараем и всеми землями Золотой орды, кроме тех, которые контролировал Мамай.

Столкновение Тохтамыша и Мамая было неизбежно, но в дело вмешался русский князь Дмитрий, разбивший темника раньше. Мамай пытался «переключить» Москву на выплату дани ему, а не властителям Сарая, однако на Куликовом поле был жестоко бит. Правда, вскоре Мамай собрал новое войско и все же выступил против Тохтамыша, но битвы не получилось: воины Мамая добровольно перешли на сторону «законного» хана. Мамай бежал в Крым и был зарезан близ генуэзской Кафы, нынешней Феодосии. На этом «великая замятня» в Золотой Орде завершилась, хан Тохтамыш стал единоличным правителем.

Естественно, встал вопрос о восстановлении отношений с Русью. В принципе, Дмитрий и Тохтамыш никогда не враждовали, а по отношению к Мамаю выступали союзниками. После победы на Куликовом поле хан даже отправил князю свои поздравления. В 1381 году Тохтамыш посылает к Дмитрию состоявшее из 700 человек «великое» ханское посольство во главе с «царевичем» Акходжой. Посольство доехало до Нижнего Новгорода, но дальше почему-то не продвинулось.

Первая загадка или два Дмитрия

До этого момента события шли относительно логично, но здесь возникает первая загадка: почему Акходжа не поехал в Москву на встречу с великим князем? Точных данных относительно причин такого странного шага мы не имеем, но вероятнее всего, это связано с влиянием принимавшего его князя Нижегородского и Суздальского Дмитрия Константиновича. Во всяком случае последующие событии указывают именно на такой вариант.

Князь Дмитрий был весьма значительной фигурой на русской политической арене 70-80-х годов XIV века. В 60-е годы при малолетстве московского тезки (будущего Донского) он трижды получал в Орде ярлык на великое княжение, три года даже сидел во Владимире, но реально стать главным князем Руси не смог. Кончилось дело тем, что московская дружина разбила войско Дмитрия Константиновича и силой решила исход спора.

Позднее уже Дмитрий Московский помог тезке в борьбе с его братом, после чего между князьями наступил мир. Более того, они вскоре породнились: Дмитрий Московский женился на младшей дочери Дмитрия Суздальского.

Видимо, в тот момент, когда к нему пожаловало татарское посольство, он решил воспользоваться ситуацией и сплести хитрую интригу с целью отодвинуть Донского от власти и самому занять великокняжеский престол. Не исключено, что инициативу проявили его сыновья Василий и Симеон, которые были уже вполне самостоятельными политиками.

Так или иначе, посольство Тохтамыша с Дмитрием Донским не встретилось (а может, и не собиралось?), после чего ханское войско стало готовиться к походу на Русь. Идти решили «изгоном» — небольшими силами, налегке, но максимально стремительно. Пехоты у Тохтамыша не было, зато каждый всадник для ускорения движения вел с собой нескольких запасных коней.

«Вел же войско стремительно и тайно, с такой коварной хитростью — не давая вестям обогнать себя, чтоб не услышали на Руси о походе его» (здесь и далее цитаты из «Повести о нашествии Тохтамыша»).

Чтобы в Москву не просочилась информация, Тохтамыш арестовал всех русских купцов в Сарае и отобрал их суда. На границе Тохтамыша встретил Дмитрий Константинович с сыновьями Василием и Семеном. Их дружины присоединились к татарскому войску и совместно пошли на Москву. Рязанский князь Олег послал людей, которые указали броды через Оку.

Дмитрий Донской оказался в ловушке. Если он вступал в открытую войну с легитимным ханом, то почти гарантированно терял и ярлык, который, скорее всего, перешел бы его тестю, и голову. На Куликовом поле с ним были воины со всей Руси, сейчас же москвичам пришлось бы биться в одиночку. А людские ресурсы княжества после серии тяжелых сражений с татарами (на Воже, на Пьяне и на Куликовом поле) были почти исчерпаны.

Герой Куликовской битвы князь Владимир Андреевич Храбый сделал то же самое и оставил с дружиной родной Серпухов. Видимо, князья надеялись, что без них города не подвергнутся разорению, а им удастся вступить с Тохтамышем в переговоры.

Популярная версия о том, что Дмитрий ушел к Костроме собирать войска, не выдерживает критики, поскольку армию он так и не собрал, а значит, в бой с татарами вступать и не собирался. Даже преследовать отступающих с награбленной добычей ордынцев не стал. И это еще одна загадка в этом неоднозначном сюжете.

Народный героизм и княжеское предательство

После бегства князя и бояр (давайте называть вещи своими именами) брошенным москвичам волей-неволей пришлось брать судьбу города в свои руки. Горожане и пришедшие под защиту стен окрестные крестьяне ударили в набат и собрались на вече. На нем было решено до конца оборонять город, а беглецов-богатеев наказать. У ворот встала вооруженная городская стража, получившая приказ «намять бока», тем, кто еще попытается сбежать.

«Хотящих изити из града не токмо не пущаху вонъ из града, но и грабяху, ни самого митрополита не постыдъшися, ни бояръ лучших не усрамишася, ни усрамишася съдин старецъ многолътных. Но на вся огрозишася, ставше на всъх вратех градскихъ, сверху камениемь шибаху, а долъ на земли с рогатинами, и с сулицами, и съ обнаженымъ оружиемь стояху, и не дадуще вылъсти из града, и едва умолени быша поздъ нъкогда выпустиша их из града, и то ограбившее». («Повесть о нашествии Тохтамыша»).

Уехать разрешили лишь митрополиту Киприану и княжеской семье — их пропустили без серьезного ущерба, хотя «великую княгиню Евдокею преобидеша», видимо, вербально. Как часто происходит в таких случаях, в городе воцарился хаос: беднота дорвалась до боярских запасов меда и вина, и буйство приобрело неукротимый характер. К счастью, нашелся человек, взявший оборону города в свои руки, – литовский князь Остей. И это еще одна загадка: почему не московский тысяцкий или воевода, не княжий дружинник или просто опытный боец, а молодой иностранец?

Остей был сыном то ли Андрея, то ли Дмитрия Ольгердовичей — литовских князей, перешедших на русскую службу, участников Куликовской битвы. Возможно, он и сам в ней сражался. К сожалению, сведений о нем очень мало, даже точный возраст не известен, но раз горожане доверились ему, значит, авторитетом князь обладал.

В конце концов, Остею удалось унять горожан и организовать оборону. Дабы враг не мог использовать для штурма бревна, посадские строения были разобраны или сожжены, на стенах заготавливали стрелы, кипятили котлы с водой и смолой. Москвичи формировали боевые отряды и распределяли участки обороны.

23 августа передовые отряды татар подошли к Москве и предложили открыть ворота. Горожане ответили непотребной бранью и оскорблениями — по уверению автора «Повести о нашествии Тохтамыша» многие из них все же были пьяны. Три дня татары штурмовали городские стены, но взять их так и не смогли.

Виртуозной стрельбой из луков татары сумели согнать со стен неискушенных горожан, но когда попытались пойти на приступ, снова встречали отпор: москвичи лили на них кипяток и в упор стреляли картечью из «тюфяков» — примитивных пушек, стволы которых делали из дерева, перехваченного для крепости металлическими обручами. Кстати, это первый более или менее достоверно зафиксированный случай применения огнестрельного оружия в русской военной истории.

Отмечен в летописи и такой небезынтересный случай: один из защитников города, «суконник» по имени Адам (видимо, сурожский, то есть судакский гость, возможно, генуэзский купец продававший сукно), приметив с Фроловских ворот знатного ордынского военачальника (как потом выяснилось, татарского царевича) пустил в него стрелу из арбалета и поразил «во́рога» насмерть. Гибель знатного воина очень опечалила Тохтамыша и окончательно исключила возможность примирения с горожанами. Косвенно, этот меткий выстрел стал причиной трагедии, разыгравшейся пару дней спустя, ведь прощать подобное татары не умели.

26 августа, на четвертый день сражения, наступающие пошли на переговоры. К москвичам вышли сыновья суздальского князя Дмитрия Василий и Семен. «Не на вас бо воюя прииде, но на Дмитриа, ратуя, оплъчился», уверяли послы, кстати, родные братья жены Дмитрия Донского Евдокии. Братья прилюдно целовали крест, что если князя в городе нет, татары уйдут с миром.

«И отвориша врата градная, и выйдошя съ своимъ княземь и с дары многими к царю, такоже и архимандритове, игумени и попове съ кресты, и по них бояре и лучшии мужи, и потом народъ и черныи люди».

Итак, горожане поверили врагам, чего делать было категорически нельзя — татары никогда не прощали гибели своих товарищей, а данная русскими князьями клятва не считалась ими обязательной к выполнению. Москвичи вышли из крепости торжественно, с крестным ходом, хлебом и солью. Шествие возглавлял сам молодой князь Остей (вот когда проявилась его неопытность), самые видные священники и горожане. Но миролюбие татар оказалось военной хитростью, и степняки накинулись на безоружную процессию. Остей и его воины погибли первыми, даже безоружных священнослужителей безжалостно изрубили саблями и мечами. Татары, суздальцы и нижегородцы ворвались в город, и началась страшная резня.

«И бысть внутрь града съчя велика, а анъуду такоже. Толико же съчаху, додне же руцъ их и плеща их измолкошя, и сила их изнеможе, сабли их не имут - остриа их притупишася».

А потом вспыхнул пожар — неизбежный спутник городского разорения. Большинство жителей погибло, остальных увели в полон. Перейти Москву-реку и спастись в лесах успели не многие.

Нехитрый подсчет показывает, что Москва только погибшими потеряла 24 тысячи жителей, а это не менее половины населения. А сколько было уведено в рабство? Известно ведь, что татары ушли с большим полоном.

Поначалу многое из того, что описано в летописи казалось преувеличением, но уже в наше время масштаб трагедии получил материальное подтверждение. При археологических раскопках в Кремле на краю холма были обнаружены груды костей и черепов, перемешанных с землей в полном беспорядке. В некоторых местах количество черепов явно не соответствовало остальным костям скелетов. Очевидно, что это были остатки погребальных ям, в которых в беспорядке были свалены части разрубленных трупов. И судя по сопутствующим находкам, это и были останки несчастных жертв, погибших при взятии Москвы татарами в 1382 году.

Вопросы без ответов

Решительной битвы между татарами и русским войском так и не случилось. Как только передовые отряды мародерствующих степняков вступили в соприкосновение с дружиной Владимира Серпуховского и понесли первые потери, Тохтамыш поспешил ретироваться. Войско Дмитрия Донского его не преследовало, хотя существовала реальная возможность попытаться отбить пленных. Но князь предпочел вернуться в Москву и приступил к восстановлению города.

Еще одной загадкой стало то, что ярлык так и остался за Дмитрием Донским. То ли дело в том, что его суздальский тезка в тот год скончался, то ли Тохтамыш и не собирался отнимать ярлык у Москвы. Существует даже версия, что татары и не собирались воевать с Дмитрием, а выступали его союзниками в борьбе против городского населения. Мол, Дмитрий пригласил татар специально, чтобы унять взбунтовавшихся горожан. Письменных источников у нас, к сожалению, нет, а уже упоминавшаяся «Повесть о нашествии Тохтамыша» вряд ли может быть беспристрастной, ведь написана она была в окружении митрополита Киприана, у которого была своя политическая повестка дня. К тому же, написана повесть была существенно позже. Впрочем, сам факт «восстания» горожан довольно сомнителен — похоже, им просто ничего не оставалось делать, кроме как взять власть в Москве в свои руки. Другое дело, если это случилось раньше, но на это не указывает ни один из источников.

Вопросов без ответов действительно остается множество. Почему Дмитрий отказался платить дань Тохтамышу, но не подготовился к неизбежной в таком случае войне? Почему ушел из города, оставив его беззащитным, и не вернулся, когда стало ясно, что горожане успешно отбиваются от татар? Удар с двух сторон вполне мог решить исход дела в пользу русских. Наконец, почему он так и не собрал войска и не попытался отбить пленных? В любом случае, такое поведение не красит героя Куликовской битвы, которого многие привыкли считать образцом доблести и мужества.