«В том нет никакого кумовства»

Перебрав многие возможные варианты — «Нелюбовь» Андрея Звягинцева, «Аритмию» Бориса Хлебникова, «Матильду» Алексея Учителя и «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» Александра Ханта — российский оскаровский комитет выдвинул «Нелюбовь» на самую престижную международную кинопремию. А МОСЛЕНТА позвонила исполнившему главную роль в «Нелюбви» актеру Алексею Розину, чтобы поздравить его с этим событием.

Алексей был скромен: «Спасибо! Но ведь это ещё не шорт-лист самой премии. Подождем попадания фильма в него, тогда и поздравления будут оправданы!» Однако же с удовольствием порассуждал о кризисе среднего возраста, жизненной рутине, Андрее Звягинцеве, театре, любви и хэппи-эндах.

О виражах, станках и желаниях

Обо мне часто пишут, что я играл в РАМТе, в МХТ. Но давайте уточним сразу: в МХТ ролей у меня не было! Точнее, так: я там, студентом, выходил на сцену в массовых сценах в спектакле «Кабала святош». И все. Точно так же я принимал участие в массовых сценах «Ромео и Джульетте» в Театре имени Пушкина. Все это было так называемой игровой практикой. А вот РАМТ – да. Я поступил в него, отслужил в нем четыре сезона, а потом взял и уволился – точнее, перешел на разовый контракт. Несколько лет доигрывал постановки с моим участием, а затем вовсе перестал работать театральным актером.

Что меня подвигло на такие жизненные виражи? Было много разных обстоятельств. Но главным, наверное, оказалась усталость. Мой багаж, накопленный за время учебы в институте, мое желание играть и быть на сцене, какое-то количество внутреннего материала, которым хотелось делиться со зрителем, темы, о которых хотелось говорить, – все это подошло к концу, исчерпалось. А новых впечатлений у меня не было, как не было и возможности их насобирать – я был очень плотно занят в театре, и времени не оставалось ни на что. Моя жизнь стала напоминать мне этакую фабрику, на которой я постоянно находился у станка. И в какой-то момент этот процесс просто перестал приносить мне удовольствие. Игра из праздника превратилась в рутину. В голове была только одна мысль: скорей бы закончился спектакль и я поехал домой. А в театре так нельзя… Только пару лет назад я вдруг понял, что наотдыхался и снова хочу на сцену.

О среднем возрасте, стендапе и ушедшей жене

Пару лет назад я снова вышел на сцену. В Центре имени Мейерхольда я сыграл в спектакле «Средний возраст», идея которого принадлежит моему товарищу Сергею Щедрину. Именно ему пришла в голову идея проанализировать пьесы Людмилы Петрушевской. Он придумал постановку, в которой предложил участвовать и мне, причем и как актеру, и как режиссеру. Мы взяли две пьесы Людмилы Стефановны – женскую и мужскую: «Чинзано» и «День рождения Смирновой». Назвали все это «Средний возраст», который я и мои однокурсники и играли в двух залах, разделив публику по гендерному признаку.

Многие решили, что текст этого спектакля целиком принадлежит Петрушевской, но это не так. Я предложил Сергею слегка «оживить» Людмилу Стефановну, то есть не играть ее «вчистую», потому что до нас это уже делали неоднократно и хорошо. Моя же идея заключалась в том, чтобы разбавить ее текст нашими собственным вставками, этаким стендапом. Каждый из нас рассказывал свои истории. Я произносил, например, это: «Впервые я понял, что это такое, когда от меня ушла жена. Именно тогда я ощутил, что внутри умерло что-то важное. Кажется, это была юность...» И эта фраза оказалась близка огромному количеству людей. Но стендап ведь на том и строится: стоящий на сцене артист должен обязательно попасть в какую-то часть аудитории, иначе он не получит обратной реакции.

О кризисе, объятиях и кумовстве

Многие спектакли с моим участием – «Средний возраст» и «Невыносимо долгие объятия», фильм «Нелюбовь» – все они про человека, переживающего серьезный личностный конфликт. Мне эта тема близка хотя бы потому, что я как раз и есть человек, находящийся в среднем возрасте – со всеми вытекающими, включая соответствующий этому жизненному периоду кризис. Хотя, конечно, дело тут еще и в совпадениях: ну, как, к примеру, можно было отказаться от неожиданного предложения Ивана Вырыпаева сыграть в «Невыносимо долгих объятиях»? Никак! Зачем мне, актеру, который хочет вернуться на сцену и у которого на данный момент не то чтобы очень много работы в театре, игнорировать хорошего, интересного, сильного автора?

Или вот Андрей Звягинцев. Несколько лет назад меня пригласили на пробы в его фильм «Елена». И с тех пор я хожу на пробы каждого его фильма, принимая в них участие на точно таких же условиях, как и все остальные. Поверьте, в том, что я снялся уже в трех картинах Андрея, нет никакого кумовства.

О конфликтах, безнадеге и «Нелюбви»

В «Нелюбви» много конфликтов – социальных, имущественных, политических, внутрисемейных. Но, когда играешь роль, думать обо всех этих вещах одновременно невозможно. Приходится выбирать. И я для себя выбрал конфликт общечеловеческий. Вы только представьте себе нашу обычную жизнь: предположим, человек находится в ситуации, когда у него разваливается семья. Но он же не существует при этом в безвоздушном пространстве! Вокруг все время что-то происходит: передают новости, меняется курс валют, ломается автомобиль. И человек волей-неволей вовлекается и в социальный контекст, и в политический.

Да, в «Нелюбви» каждый контекст – это полная безнадега. Но это, мне кажется, самый классный эффект от всех фильмов Звягинцева! При помощи этого мрака и безнадеги Андрей позволяет каждому зрителю сформировать собственное мнение, собственную трактовку и понимание того, что он увидел. Тут все, как в жизни: мы смотрим одно и то же кино, но видим совершенно разное. Кроме того, не стоит забывать, что «Нелюбовь» – художественное произведение, находящееся на территории трагедии. А трагедия – жанр, заставляющий нашу душу трудиться, потому что именно неприятные вещи выталкивают нас из зоны комфорта… Но больше всего мне нравится, как обо всем этом сказал сам Звягинцев: мол, совсем не важно, что происходит на экране, потому что хэппи-эндом любого фильма является момент, когда, вернувшись домой после просмотра, человек смотрит на себя в зеркало и говорит: «Вот так делать я больше не буду никогда!» И обнимает своих близких.

О неудобных моментах, попкорне и Тарантино

Многие рассказывали, что, посмотрев фильм, пришли к мысли, что за свою жизнь растеряли море любви. И это тоже очень правильная мысль, говорящая о том, что мы попали в цель… Но мне сейчас в голову вот что пришло: интервью с режиссером Квентином Тарантино, в котором он отвечает на вопрос, неужели он так любит насилие, которого так много в его фильмах. И Квентин говорит, что его насилие – опереточное, игрушечное, к реальным злодействам не имеющее никакого отношения. Но вдруг среди всего этого возникают так называемые «неудобные моменты», вышибающие зрителя из сонного состояния, заставляющие его встряхнуться. Вот и в «Нелюбви», на которую многие могут пойти просто так, по привычке ходить на премьеры, отдохнуть, взяв попкорн, такие «неудобные моменты» имеются. Именно они и оставляют зрителя наедине с самим собой. Тут-то с людьми и что-то происходит… Что-то… хорошее и правильное.

И, наконец, о любви

Верю ли я в любовь? Конечно! Да, с годами в ее восприятие у любого человека вносятся какие-то поправки, но… Куда ж мы без нее! Без любви человек теряет всякие ориентиры. А заблудиться – это очень страшно.