Культура против политики и брендов

У столичных любителей классической музыки праздник: Государственный академический русский хор имени А. В. Свешникова празднует юбилей и дает два концерта с Государственным академическим симфоническим оркестром России имени Е.Ф. Светланова. МОСЛЕНТЕ удалось приобщиться к культурной жизни и поговорить со всемирно известным скрипачом Михаилом Симоняном, которого называют «Паганини современности». Разговор вышел серьезный: про влияние политики на музыкальное сообщество, прозябающие консерватории в регионах России и сотрудничество с Федором Конюховым.

Любимый концертный зал

— Вы ведь в первый раз будете выступать в Большом театре?

Да. И я слышал, что в Большом театре одна из самых уникальных акустик в мире. Вообще в России не так много хороших акустических залов, а ведь это главный «инструмент» в оркестре. Чем она лучше, тем больше красок раскрывается в музыке.

— Вы выступали почти во всем мире. Есть ли концертный зал, который Вам особенно полюбился?

Думаю, что да. Например, Венский зал, Музикферайн. Замечательные залы стали строить в Японии и Китае. Мариинский-2 и Мариинский-3 тоже уникальны по своей акустической системе.

Кстати, Большой зал и Колонный зал не так часто используются для концертов, но там акустика действительно невероятная. Есть какие-то чудо-залы в наших регионах, но они или разрушены, или находятся в заброшенном состоянии. Я сам из Новосибирска, такой зал есть как раз в нашей консерватории. Он маленький — всего на 350 мест, но акустика там одна из лучших в нашей стране.

Форсмажоры

— Этот вопрос мы не можем обойти. Как часто рвутся струны на сцене? И что вы обычно делаете в такие моменты?

Струны рвутся всегда и неожиданно. Иногда это весьма болезненный момент, потому что струна может разрезать палец и даже попасть в глаз. У меня подобная ситуация вышла в Сингапуре — пришлось взять паузу во время концерта. Когда я исполнял глиссандо (прием, когда палец скользит по струне — ред.), струна попала мне под ноготь и разрезала палец. Я все-таки смог доиграть, хотя, конечно, было тяжело, текла кровь. Но обычно, если рвется струна, я иду за сцену, чтобы поменять. Если же выступаю с симфоническим оркестром и отойти не могу, то беру скрипку у концертмейстера, чтобы доиграть.

— А какой забавный форсмажор вам больше всего запомнился?

У меня как раз недавно была такая история конфузная. Я играл скрипичный концерт Моцарта. Заменял коллегу, который заболел. Я играл этот концерт, может, лет восемь или девять назад и не очень хорошо помнил наизусть. Порепетировав за сценой без оркестра, я посмотрел в ноты и передал их рабочему сцены с просьбой поставить партитуру на пульт. Поклонился, начал уже играть вступление, опустил глаза, а там… лежали вальсы Шопена! Я испытал, конечно, хорошую порцию холодного пота, но как-то напрягся, собрался и всё же сыграл. Вспомнил!

Политике все подвластно

— Вы 15 лет прожили за рубежом, до сих пор выступаете по всему миру и работаете в многочисленных культурных проектах. Скажите, то, что происходит сейчас в политике, влияет на музыкальное сообщество?

К сожалению, да. Есть некоторые нюансы, когда из-за политической деятельности приостанавливают какое-то сотрудничество. И есть культурная дипломатия, ее невозможно остановить. Нельзя нам запретить играть музыку Самюэля Барбера, американского композитора, или невозможно нашим коллегам из США и Прибалтики запретить играть музыку Чайковского – это невозможно. Когда объединяются все вместе, тогда это единственный язык для диалога во многих ситуациях.

У нас недавно была постановка оперы «Кармен», мы объединили те страны, которые звучат сейчас только в негативных новостных сводках – Украина, Литва, Россия и Южная Осетия, которые на саммите и руки не пожмут друг другу. Но в сфере культуры это проходит, и я рад, что наши коллеги также откликнулись на приглашения выступить на этом концерте.

Тоже должен сказать, что крайне расстраивает позиция неких государственных структур. Например, канал «Культура» сослались на то, что они слишком заняты, чтобы снять этот концерт. А французский канал с огромным удовольствием согласился: «Да-да! Мы это снимем, для нас это большая честь!». У нас не знают, как вести пропаганду российской культуры, а там знают.

— Требуется ли подталкивать как-либо музыкантов России или музыкантов из Америки, или любой другой страны для такого творческого сотрудничества?

Подталкивание не нужно. Для больших акций нужны ресурсы финансовые, административные. Например, в фонде «Открытое море» два человека делают 99% работы за частные инвестиции (имена раскрывать не буду). Но, когда обращаешься к государственным структурам, всегда начинаются какие-то объяснения причин, почему не могут помочь, что для этого проекта ресурсов нет. А на что есть, если не на такие проекты?! Мы пока на это смотрим сквозь пальцы и пытаемся сильно не обращать внимание. Я думаю, что подобная акция для разрешения этого вопроса состоится в ближайшие дни и может это сдвинет государственно-частное партнерство.

Далекоидущие планы

— Какие крупные проекты готовите на ближайшее время для налаживания международных культурных отношений?

В мае мы вместе с близким другом Кристианом Ярви будем выступать с проектом «Вотер Воркс», указывающим на проблему нехватки воды. В коллективе Кристиана музыканты всех стран Балтики, включая Россию. Проблема воды не так часто педалируется, а ведь вода объединяет нас всех, это энергия. В нашем проекте будет звучат музыка Генделя.

Также американский композитор Филип Гласс пишет для меня скрипичный концерт, и во втором отделении нашего концерта будет звучать его же концерт «Аква де Амазония» — музыка, объединяющая все народы и все реки Амазонки. Очень глобальный проект, со световыми шоу, с нетрадиционным подходом слушания классической музыкой. Любое пространство, в котором мы будем находиться, будет превращаться в интерактивный мир.

Кстати, мы очень дружим с нашим путешественником Фёдором Конюховым, мы его поддерживаем. Фонд «Открытое море» будет соорганизатором его нового рекорда – полета в стратосферу. Для этого построят самый большой в мире воздушный шар. Кстати, Федор слышал о нашем с Филипом Глассом проекте и тоже решил его поддержать. Сказал, почему бы ему в одиночку не переплыть Амазонку, «войду в атлантический океан и переплыву её».

А как у них?

— Вопрос глобальный: чем отличается подход к культуре музыкальной у Европы, Америки от России?

Например, в США вся культура субсидируется частными деньгами, ни одного цента не поступает от государства. Это часть культуры населения, которая заботится о том месте, где она живёт. У нас все финансируется государством: от ремонта окна до постановки оперы, от приглашения педагога до починки лестницы. И настолько все бюрократизировано, что о творчестве говорить трудно.

В Европе молодежь воспитывается на классической музыке, это часть досуга. У них есть выбор: Рианна или Берлинский симфонический оркестр, который может прийти на вокзал и выступить бесплатно, и там хипстеры его послушают, и с удовольствием! У нас сложнее. Я был рад, когда узнал, что Большой театр для студентов снижает цены в несколько раз. Поскольку туда физически студенту трудно попасть – физически нереально, чтобы он купил билет за 15 тысяч рублей на свою стипендию, какая же она тогда должна быть? Тогда он лучше пойдет и послушает наших коллег из поп-индустрии. И даже поп культура… там есть Рианна, Мадонна – уникальные гениальные исполнители, а здесь — кого мы слушаем?

Если бы государство приняло закон о налогообложение, хотя бы как за рубежом – людям выгодно будет дать деньги на культурное развитие, чтобы не облагаться налогами. У нас же вся культура многомиллионной страны сконцентрирована в четырёх городах: Москва, Санкт-Петербург, Пермь, Казань. Ну, может еще Новосибирск.

— А если говорить о классической музыке в нашей стране? Всё ли так плохо?

Я всегда выступал с жесткой критикой, почему мы должны столько денег тратить на бренды, которые ничего не дают. Вот, например, в Новосибирске консерватория разваливается. Она единственная за Уралом! Там принимают по принципу «если вы никуда не поступили»: вы знаете музыку, отучились три класса, а значит заходите – будем учить. Это проблема. Это ведь будущее поколение, потому что симфонические оркестры в других регионах уже не так молоды. Там пожилые люди, которые перестанут играть, а замены им нет.

Когда мы начинаем привлекать внимание крупных государственных структур государственных, появились проблемы. И когда мы сами начали этим заниматься, то выяснилось – образования высшего нет. Пришлось студентов из московской консерватории привлекать и подталкивать, но ведь они не поедут без жилья, соответствующей зарплаты. А в регионе студенты не понимают, что дальше? Юрист — понятно, доктор — понятно, а с музыкой что? Ничего. Считаю, это является самой глобальной проблемой в сфере культуры в нашей стране.

Но думаю, что у нас все получится. Перспективы огромные в нашей стране, наша держава в сфере культуры непобедимая и самая великая и, если бы мы больше уделяли внимание не брендам, а образованию, то было бы все лучше.

— И последний вопрос. Наше издание собирает мнения о том, какой вы видите Москву сейчас и через десять лет, что Вы думаете?

Москва становится центром притяжения культуры, туристов, очень много разных религиозных конфессий. Я вот 15 лет прожил в Нью-Йорке, тоже мегаполис, но Москва почему-то притягивает больше.

Я думаю, что можно провести параллель в плане культуры. Вот как вы видите оперные постановки через 10-15 лет? Это значит не забывать традиции, не забывать старое, но всё же двигаться вперёд.