«Мы не ощущаем необходимости общаться друг с другом»

От Пьяцца Навона до мобильного приложения

Как будет жить маленький человек с мобильным телефоном и планшетом? Как с точки зрения архитектуры, градостроительства и городского планирования новая реальность оказывает влияние (положительное или наоборот) на социальное пространство, в котором мы живем?

Прежде всего, несколько слов о том, что мы архитекторы рассматриваем как общественное пространство или социальное пространство. Я не буду говорить вам об истории архитектуры, просто остановлюсь на нескольких моментах, которые мы считаем основополагающими. Архитекторам нравится карта Рима XVIII века, 1748 год. Почему? Потому что, если посмотреть на нее, отчетливо видно, что это за место — Пьяцца Навона, и где эта площадь расположена в городе. Она гораздо большее, чем другие общественные пространства в римских кварталах. Пьяцца Навона и сегодня продолжает оставаться живым городским центром, на котором очень много всего происходит в городе.

Пожалуйста, постарайтесь держать образ этой площади в памяти, пока я буду читать лекцию об успешных общественных пространствах. Здесь проходит очень много торговой деятельности, сюда приходит очень много туристов. Это действительно живое место, где люди общаются, разговаривают друг с другом. Тут происходит социальное взаимодействие.

Нужно сказать, что с течением истории вообще формы общественного пространства менялись. Во время рококо во Франции появились широкие бульвары, и там общественное пространство стало упорядочивающим фактором в городе, то есть возникало действительно пространство для специальных социальных собраний.

Парижские бульвары служат той же цели. В XIX веке в Париже улица «пошла» в здание, появились аркады. Пространство использовалось как для общения, так и просто для прогулок.

В следующем веке общественное пространство стало уже не так зависеть от городского планирования, но здесь по-прежнему продолжало очень много всего происходить: оно оставалось местом торговли и проведения досуга. По фотографиям Манхеттена того времени видно, как пространство заполняется людьми, социальным действием, общением. В XIX веке обозначилась очень четкая связь стала между торговлей и агорой (название рыночной площади в древнегреческих полисах, которая являлась местом общегражданских собраний).

До настоящего времени люди всегда участвовали в жизни общественных пространств: только так это место становилось активным, но сейчас появляется новое явление.

Мобильные приложения, мобильные устройства, планшеты, конечно, повышают эффективность нашей жизни, и мы, потребители, гораздо лучше можем при их помощи выбрать то, что нам надо. Но помогают ли они развитию общественных пространств и социального общения?

Умные города

Я уже много лет живу в Пекине. Китай, наверное, пионер торговли через интернет. После того, как она стала активно развиваться, стали возникать сомнения относительно необходимости общественных пространств. Для того чтобы что-то купить, больше не надо выходить из дома, ты можешь все заказать по мобильнику. То же самое с транспортом. Я уверен, что большинство из вас пользуются Uber или какими-то другими местными аналогичными службами, и в таком случае вы знаете, что вам никуда уже больше не надо ходить, не нужно взаимодействовать с городом. Вы просто можете заказать все, что вам нужно, по мобильному телефону, по планшету. Имненно так и стала воплощаться концепция «умного» города.

Есть огромное количество приложений платформ, подобных Placemeter. Берете свой телефон и видите карту, социальную реальность, можете получить любые данные, понять, что люди делают, как они перемещаются и так далее. Можно исходить из того, что все аспекты городской жизни сейчас уже подлежат наблюдению: кто-то их отслеживает, и предлагает вам через мобильные приложения. Вы становитесь просто потребителем городских услуг.

При помощи приложений теперь можно управлять собственным домом: открывать, закрывать его и давать распоряжения своим электронным устройствам. Пока все нормально, вы просто более эффективно пользуетесь «умным» городом, «умным» домом. Но помогают ли эти приложения использовать пространство, общаться друг с другом? Может, да, а может, нет.

Приложение Dodgeball позволяет вашим друзьям понимать, где вы находитесь и когда, то есть вы точно знаете, где найти своего друга. В этом плане ваши перемещения по городу становятся более определенными. Вы знаете, куда вам надо попасть и это тоже своего рода конечная услуга.

Другие приложения, которые тоже соответствуют феномену урбанизма, позволяют вам положительно или отрицательно отзываться о любом месте, куда вы приходите, будь то кафе или выставка, а у остальных пользователей есть доступ к вашей информации. Поэтому сегодня, когда вы выходите в город, вы не хотите принимать участие в том, как функционирует общественное пространство. Вы сразу получаете то, что вам нужно. Вы еще дома знаете, что хотите получить, можете, например, отправиться на Олимпиаду в Рио-де-Жанейро и все заказать, не выходя из квартиры. Другие популярные приложения позволяют вам осуществлять поиск каких-то мероприятий или событий в вашем районе.

Про «Инстаграм» и говорить не надо, тут все понятно: изображение реальности помещаем в интернет, и там создаются социальные пространства, эти изображения помещаются на страничку в «Фейсбуке», и таким образом вы все друг про друга знаете.

Объединение и разобщенность

Тут задаешься вопросом: есть ли какие-то приложения, которые помогают людям объединяться, сходиться вместе, общаться? Нет, наоборот, они нас разъединяют, такие приложения не дают нам общаться.

Вы, наверное, читали несколько лет назад про зонтичную революцию в Гонконге, движение, которое называется Occupy Hong Kong («Оккупируй Гонконг»). Массовые протесты были организованы там при помощи приложения Firechat, которое позволяет при помощи bluetooth связываться друг с другом. Приводя этот пример, можно сказать, что эта технология помогает создавать социальные связи при помощи общественного пространства, но так ли это? Дело в том, что людей объединяют в рамках мероприятия, это временное явление. Люди приходят для того, чтобы в чем-то поучаствовать, а не просто там побыть.

После внедрения мобильных приложений города у нас стали гиперэффективными. У нас смартфоны, у нас «умные» дома. А пространства для коммуникации, такие, как Пьяцца Навона, у нас остались? Нет, осталось много ностальгии по поводу такого «деревенского» формата общения, ведь мы живем во времена трансформации, перехода из коммунитарных мест в места либертариарные. Чуть позже я объясню, что это такое.

В наши дни в городских общественных пространствах часто можно видеть людей, которые находятся рядом, но не общаются ни с окружением, ни друг с другом. Они проводят время обособленно: просматривают сообщения на смартфоне, слушают музыку в наушниках. Они вообще ни с кем не общаются. Это и есть пример работы принципа либертарианского города, либертарианского пространства. Города, в котором вы, я и все остальные существуем, как потребители продукта, который он предлагает.

Мы не ощущаем никакой необходимости общаться, вступать во взаимные отношения ни с городом, ни друг с другом. В наше время мы исходим из модели: город — это рынок, я — потребитель, и я живу в либертарианском рынке.

Как создавать либертарианские пространства

Если отвлечься от политических и культурных вопросов, именно так выглядит рынок сегодня, но есть много примеров, которые не соответствуют тому, что я вам говорю. Например парк Кони-Айленд в Нью-Йорке. Если вы там были, то знаете, что это очень живое социальное пространство. Его создание было запланировано в ХХ веке, но реализовали этот парк в ХХI веке. Здесь можно видеть оптимальное сочетание либертарианства и коммунитарианства, оптимальное сочетание двух видов пространств.

Как можно создать коммунитарные пространства, которые будут функционировать как либертарианские? Как это делать? Я бы хотел сейчас рассказать о нескольких проектах. Не буду останавливаться на их архитектуре, расскажу в основном о социальных, общественных пространствах. О наших усилиях, направленных на то, чтобы создать коммунитарные пространства, которые благодаря своей организации способствуют продвижению социального общения. Все эти проекты были реализованы в разных странах с разными социальными ситуациями и реальностью: от небольших зданий до целых районов. Каждый является уникальным с физической, архитектурной точки зрения, с точки зрения истории.

Общественные пространства мы создавали путем включения в здания, открывая их в районах, которые таким образом делали свободными, пропускными. Мы делали так, что общественные пространства находятся внутри квартала, а также создавали их на уровне городских фрагментов.

Общежитие Массачусетского технологического института

Хороший пример включения таких пространств в здание — это общежитие MIT в Массачусетсе. Здесь двадцать тысяч квадратных метров жилого пространства, 150 спален. Место особенное. Почему? Потому что оно находится на самом краю кампуса MIT. Это граница двух миров. К югу от нашего проекта начинается уже другой район — Бриксфилд.

Вначале мы решили сделать такой «пористый» блок, прозрачный, проходимый, чтобы кампус можно было видеть, чтобы он функционировал как кампус и как общественное пространство. Проект был завершен в 2002 году, и самая важная его часть — концепция пористости, то есть включения общественных пространств в само здание. В здании есть пять проемов и террасы, и в каждом проеме мы создали общественное пространство.

С самого начала, когда мы это здание только задумывали, то решили включить в него общественное пространство, которое находится не снаружи него, а внутри. Большое фойе, то есть место, где люди собираются, а не просто проходят его как коридор, продолжается затем внутри строения.

Еще один принцип, воплощенный в этом здании - вертикальная пористость. Стивен спроектировал пустые пространства в здании, которые пропускают свет и к тому же представляют из себя общественные пространства внутри общежития. Они начинаются в фойе и проходят через все здание, причем идут вверх по ступенчатым переходам и доходят до верхнего этажа, где есть застекленный потолок, который пропускает большое количество света. В дополнение к этому есть несколько больших проемов на фасаде, которые тоже служат источниками света. В результате мы получили общение студентов, то есть каждый день что-то в этом общежитии проходит.

Это пространство задумывалось, чтобы сводить студентов вместе, чтобы между ними происходило взаимодействие, общение, диалог. Ведь жизнь студента — это репетиция взрослой гражданской жизни, и включение в здание пространств, которые способствуют развитию общения, является необходимыми для человека, который живет в обществе. В нашем проекте они являются естественным продолжением жизни в комнатах, причем это такой буфер между жизнью в спальне (глубоко частной) и в кампусе (общественной и открытой). И на общественное пространство можно выйти практически из каждой спальни и из каждого коридора.

Это же пространство продолжается в основные части здания. Вы можете найти это общежитие на YouTube, и увидите, что студенты так любят это здание, что деже создали посвященные ему оперы и фильмы. И любят они его именно из-за того, о чем я говорил – из-за размытых границ между спальнями и общественными пространствами.

Школа искусства и архитектуры в Глазго

Второй наш проект, в котором мы тоже тоже использовали прием включения общественных пространств в здание — это Школа искусства и архитектуры в Шотландии, Глазго. Здесь двенадцать тысяч квадратных метров. Физически очень отличается от MIT, потому что находится в исторической части очень плотно заселенного города. Вокруг - примеры викторианского архитектурного стиля, который позже трансформировался в стиль Макинтоша, потому что там работал Чарльз Макинтош.

Когда мы начали думать, что с этим делать, Стивен предложил идею дополняющего контраста. Когда работаешь в таком историческом контексте, нужно дать что-то сильно отличающееся от того, что делал Макинтош: его здания были темными, тяжелыми, а мы хотели, чтобы в нашем проекте было много прозрачности и света.

Нам нужно было адаптироваться к улице, и мы задумались о фасаде. Ведь улица — это общественное пространство, которое будет обязательно взаимодействовать со зданием. Мы хотели оставить это взаимодействие.

Прежде, чем я начну говорить об общественном пространстве, нужно будет остановиться на структуре, а до этого нужно будет остановиться на освещении. Это было для нас очень важно. В располагавшемся раньше на этом месте макинтошевском здании 1909 года постройки освещение шло через фасады (северные и южные), а мы дали центральные так называемые «многосветовые пространства»: сделали застекленный потолок, и освещение шло через него. Несколько разных многосветовых пространств стали структурой здания, так называемыми нематериальными колонами, дополнявшими уже существовавшее освещение.

Также мы вертикально и горизонтально связали все общественные многофункциональные места в здании, создали так называемую «креативную амброзию». Мы обсуждали это с архитекторами и со студентами, зная из истории, что самые хорошие идеи возникают в результате общения, в процессе которого вдруг кому-то в голову приходит хорошая идея.

Мы сделали такую цепочку связей, которая стала продолжать общественные пространства и связывать разные студии, и в результате люди там просто наталкиваются друг на друга и начинают общаться.

Итак, освещение, структура и общественные пространства — это три наших кита. Все это включено в здание таким образом, что стало его визитной карточкой. Мы учитывали это с самого начала работы над проектом, это было самое главное, чего мы хотели добиться. После того как здание было завершено, в результате наличия этой связующей цепочки в нем вырос уровень общения.

Плюс ко всему эти переходы стали продолжением общественного пространства. Если вы будете в Глазго, очень советую зайти в Школу искусств и увидеть все своими глазами.

Многофункциональный комплекс в Шэньчжэнь

Если говорить о более крупных проектах с общественными пространствами, то мы работали с идеей слияния, что называется fusion, ландшафтной и обычной архитектуры. Хороший пример такого слияния — это наш проект многофункционального комплекса в Шэньчжэнь на 120 тысяч квадратных метров.

Шэньчжэнь находится на материке напротив Гонконга. С 1985 года в Китае возник свободный рынок, и Шэньчжэнь стал очень серьезным торговым центром, стал застраиваться.

Здание здесь надо было построить на побережье, и все занимались только его проектом, не обращая внимания на то, что оно блокирует вид на воду. Поэтому, когда к нам обратились, то первое, о чем мы подумали - это то, что нужно создать общественное пространство внизу здания, в его основе. Приподнять его на тридцать пять метров и открыть все место для общественного парка. Таким образом, вид на океан и горы будет идеальным, но самое главное — мы сможем максимальным образом использовать возможности существующего ландшафта, плюс ко всему дополнительно создадим новые ландшафты на крышах, то есть у нас будет зелено, и можно будет видеть море.

Парк мы решили засадить тропическими растениями разных цветов. Причем в разные времена года будет доминировать свой цвет, будет меняться вся цветовая палитра.

Мы понимали, что, если поднять здание, то будет шире крыша, и будет, естественно, тень, и будет решен вопрос с вентиляцией в жаркую погоду. Когда мы думали о материалах, то работали с различными текстурами, которые способствовали бы общению: трава, на которой можно лежать, гравий, на котором будут играть дети. Какие-то участки решили замостить, чтобы можно было бегать. Плюс ко всему в контексте традиционной архитектуры мы предусмотрели бассейны и пруды, чтобы охладить место. Опять же, создавая интеграцию ландшафтной архитектуры и собственно архитектуры.

Музей в Циндао

Расскажу еще о нашем проекте музея в центре Циндао. Здесь двести квадратных тысяч метров. В центре Циндао находится этот музей. Это проект, который, мы считали, будет с точки зрения размера сравним с центром Гетти в Лос-Анджелесе и с самыми крупными комплексами такого рода в мире. При его реализации мы учитывали характеристики самого участка. Я уже говорил о том, что физически и метафизически очень важно учитывать то, где ты строишь. Здесь был метафизический элемент — очень длинный мост, объединяющий важнейшие провинции, на которых стоит город. Это вообще самый длинный мост через водное пространство.

Чтобы попасть на территорию музея, нужно перейти мост. Мы решили это учесть, и сделали так, чтобы этот уникальный опыт продолжался в здании и в общественном пространстве. Мы решили продлить мост. Создали такие линейные петли, которые назвали петлями света, потому что здание решили сделать прозрачным и освещенным.

Мы создали несколько общественных пространств, для того чтобы здание было прозрачным. Опять же, как и предыдущий проект, мы приподняли это здание, и единственное, что стоит на земле — это три куба, которые мы назвали «три основных острова».

Этот подход, опять же, обеспечивает пористость. Объект похож на предыдущий, но самое главное, что ты берешь проект и отдаешь его городу, то есть это общественное пространство для проекта и для города. На территории мы создали пять прудов, использовав воду для микроклимата, цветового решения. Спроектировали центральную площадь для объединения большой группы людей рядом с водой.

Что касается слияния ландшафта и архитектуры, здесь учитываются традиции старой китайской архитектуры. Если мы посмотрим сады Сучжоу, мы увидим, как используется вода, отражение. Это - ключевые элементы, которые позволяют свести архитектуру с ландшафтом. И мы работали точно так же: у нас были различные стили ландшафтной архитектуры, и в каждом использовалась вода, отражение.

Точно так же, как в музее Нельсона-Аткинса, например, при помощи инсталляций, созданных китайскими и европейскими художниками, мы интегрировали ландшафт с искусством.

Многофункциональное здание в Пекине

Давайте перейдем теперь к пористости - это очень простая тема. Представьте себе губку, которая пропускает, например, воду, или пемзу, которая пропускает звук.

Этот принцип мы воплотили, работая над многофункциональным проектом в Пекине: двести тысяч квадратных метров, более шестисот квартир и коммерческие помещения.

Находится оно на северо-восточном углу Второй кольцевой дороги, за пределы которой город продолжается, причем эта застройка началась после 1950 года. Раньше здесь был завод, потом перед Олимпиадой 2008 года он переехал, и здесь решили перестроить весь район.

С самого начала, когда мы думали про концепцию проекта, нам казалось, что надо вернуть маленький масштаб, который был типичен для Пекина до восьмидесятых годов ХХ века. Ведь изначально это был горизонтальный город. С самого начала его существования там действовал запрет на возведение высотных зданий. Потом наступили восьмидесятые, и пошел взрыв небоскребов, причем как жилых, так и офисных. И у нас возникла идея вернуться к горизонтальности и сделать пространство, которое исторически комфортно для города.

Мы назвали этот проект гибридным, потому что решили реализовать в нем сочетание разных функций, необходимых для современной жизни: жилье, офисы, досуговые посещения, учеба — все в одном здании. Как выглядят обычные многофункциональные здания в Китае? Внизу - магазины, наверху - квартиры. Мы решили выступить против этой идеи и разместить жилые помещения в разных частях здания. Пористость в данном случае используется таким образом, чтобы она нашла отражение и в форме здания, и в том, как мы открываем его основу.

Мы включили общественное пространство в самую середину нашего проекта, и развили вокруг него все остальные функции здания. В отличие от жилых и коммерческих застроек в Китае, мы смогли создать большое количество таких открытых мест внизу, которые позволили нашему проекту быть соединенным с другими частями города.

Это общественные зоны, которые мы подняли (туда можно подниматься на лифте), и наверху объединили их мостами. Потом мы создали два уровня публичных и полупубличных пространств. На первом: плаза, кафе, книжные магазины и синематека. Синематеки гарантируют тот факт, что эта плаза останется общественной. А наверху у нас так называемый «небесный променад», по которому можно пройти: амфитеатр, мост, спортзал, зал для йоги, бассейн, книжный магазин.

Когда создаешь метафизическую связь с местом, сам опыт перехода по мостам, когда ты идешь и смотришь вниз на город, расширяет саду идею публичной функции здания.

Самое главное для успеха этой концепции — это включение общественной функции. В здании в виде алмаза мы расположили синематеку с тремя кинозалами. Это пространство создает ощущение общности: люди идут на коммерческое кино или на артхаус и общаются. То есть там создается критическая масса, туда приходят новые люди. Наши офисы находятся рядом с этой синематекой, и мы очень часто туда ходим.

Здесь набирают людей «Доктора без границ», здесь происходят национальные фестивали, здесь происходит очень много встреч различных организаций, потому что в принципе в Китае такие жилые комплексы просто огораживаются забором, и создается ощущение исключения, а у нас, наоборот, ощущение включения. Если делаешь кинотеатр внутри здания, то исключить уже это здание из города невозможно, оно включено по определению.

Мы уделяем очень большое количество внимания ландшафту — сорок процентов территории, если не больше, у нас занимают зеленые насаждения. Таким образом мы создаем микроклимат, который так важен для Пекина. Потому что, если вы приедете в Пекин летом, то возненавидите его, пожалуй, так же, как я, когда в первый раз попал туда в августе.

Проект в Чэнду

Четвертый тип взаимодействия с общественными пространствами, который мы применяем в своих проектах — это создание участков с элементами архитектуры, которые являются общественными пространствами.

На главной улице в центре китайского города Чэнду мы создали проект на триста десять тысяч квадратных метров. Замысел был в том, чтобы сделать общественное пространство взаимосвязанным с этой улицей. Чэнду – очень плотно населенный город, по переписи 2010 года там проживает семь миллионов человек. Мне кажется, это очень много, потому что это половина населения Чили, откуда я родом.

Здесь богатая традиция использования общественных пространств. Наверное, в силу природных условий, весь год здесь очень мягкий, климат приятный, погода хорошая, и на протяжении всего года хочется выйти на свежий воздух. Улица становится продолжением того, что происходит в зданиях.

Но, независимо от обаяния Чэнду, там, конечно, есть и свои сложности: город остается в своих границах, но плотность населения очень сильно растет. Работая над проектом, мы решили подойти к нему, отталкиваясь именно от этого феномена уплотнения. И следовали четырем принципам, при помощи которых смогли обеспечить максимальную площадь такого важного для города социального пространства.

Остановлюсь на каждом из них более подробно. Это, во-первых, то, что обязательно наш проект должен быть связан с городом, его обновлением. То есть нужно взять существующее пространство и развивать его так, чтобы там появилось социальное пространство, в котором окажутся реализованы заложенные нами культурные программы, не соответствовавшие обычному коммерческому проекту в Китае.

Во-вторых важна связуемость проекта с городом. Вообще, как я уже сказал, место очень хорошее. Тут проходит двадцать автобусных маршрутов, рядом проходит метро, что создало критическую массу, которая обеспечивала успех нашего проекта, то есть люди сюда приезжали по определению.

Для нас было важно участие в восстановлении города, и в нашем проекте был музей провинции Сычуань (столицей которой является Чэнду). Этот музей переехал в другой район города, а старое здание можно было реставрировать. Что подводит нас к третьему принципу — внедрение городского общественного пространства. Место, с которым мы работали в Чэнду, можно сравнить с Рокфеллеровским центром в Нью-Йорке. Плаза на двенадцать тысяч квадратных метров, которая была создана в самом центре, и она не за забором, а абсолютно открыта для города.

Так как мы связаны с инфраструктурой города, общественное пространство тоже связано со всеми его улицами. Такое место принято называть городским центром: здесь много всего происходит, и это хорошо для города. Точно так же, как Рокфеллеровский центр притягивает людей на Манхеттене, наш проект стал притягивать людей в Чэнду.

Опять же, мы создали там микроклимат благодаря озеленению, что важно для загрязненного города. Реализация общественных пространств на двух разных уровнях помогла нам сделать этот проект понятным с точки зрения сугубо человеческой. Надеюсь, что вы когда-нибудь приедете в Чэнду. Если это случится, пожалуйста, приходите, посмотрите, что мы сделали.

Когда оказываешься там, кажется, что ты, в общем-то, на небольшом пространстве. И сложно поверить в то, что в основе проекта громадное здание, из-за того, что у него много фасадов. Там постоянно проходит много различных мероприятий, все рядом друг с другом, и от этого появляется комфортное ощущение. Важно и то, что из города к нашему проекту существует пять точек доступа.

Мы воспользовались возможностью увеличить степень озеленения — 45 процентов территории там не заасфальтировано, а покрыто зелеными насаждениями.

Теперь там проходят социальные мероприятия, люди общаются, можно наблюдать и либертарианское использование пространства, когда люди говорят по мобильным телефонам и заказывают что-то, но они общаются и с пространством.

Четвертый принцип — это включение культурных программ в само здание. Исторический павильон был спроектирован Стивеном, а «павильон света» - Леббеусом Вудсом, архитектором, художником, хорошим другом нашей компании. Его работы - в постоянной коллекция Музея современного искусства в Нью-Йорке. Очень плодовитый художник. Исторический павильон находится в здании и выходит на плазу. Таким образом, общественное пространство начинается на плазе и идет внутрь здания.

Исторический павильон — это коммунитарное пространство, платформа, на которой проходят лекции и другие самые разные мероприятия. Мы называем его историческим павильоном, потому что нам хотелось создать метафизическую связь с самим местом. Я говорил, что раньше здесь был музей культуры Сычуани. И наша идея состояла в том, чтобы сохранились образы того, что в нем было раньше: маски, бронзовые вазы. Так возникает метафизическая связь, которая выходит за рамки физической. Она сохраняет образы того, что здесь раньше находилось.

Световой павильон — великолепное архитектурное творение Вудса, вклад в искусство и культуру, чего обычно в коммерческом проекте не встретишь. Это действительно волшебное пространство феноменологических характеристик. Вы можете прийти сюда, походить. Вы видите сталь, отполированную до зеркального состояния, и она отражает свет, который проникает в здание через разные отверстия. Когда туда попадаешь, теряешь ощущение вертикального и горизонтального, и перестаешь понимать, что сверху, а что снизу – так отражается свет.

Очень интересно также, как соотносятся общественные функции с плазой. Ведь все общественное обычно бывает снаружи, здания-то, как правило, частные. А мы смешали эти понятия.

Музей планирования и гражданский центр в Тяньдзинь

Наконец, самый амбициозный проект нашего бюро, над которым мы работали в контексте целого района города. Это музей планирования и гражданский центр в Тяньдзинь. Проект находится в новом центральном деловом районе, который вдоль реки идет на север и находится на экологически восстановленной земле.

Наш проект был очень важным для этого места. На юге района мы построили три основных гражданских пространства, экофорум и гражданский центр. Все это будет включено в зеленый район города. Замысел Стивена состоял в том, что эти здания должны общаться, дополнять друг друга, так как являются двумя главными центрами города. Для этого он решил убрать какой-то элемент из одного здания и придать другому. Эта дополняемость и сочетаемость и создает между ними невидимую связь.

Очень интересно: теперь, когда переходишь из экофорума в гражданский центр и наоборот, возникает ощущение, что ты попал в противоположность другого здания. Между ними находится центральная агора.

Центральный холл гражданского центра мы потом превратили в общегородской центр, а к северу от бизнес-центра и к югу от реки создали своеобразную многофункциональную агору. Здесь совмещены коммерческая и гражданская функции и сохраняется вид на реку. Таким образом, река включена в наш проект.

На ранних стадиях, на стадии генплана мы взялись за учебники архитектуры, и стали думать о том, что нам нужно сделать. Вернулись к Пьяцца дель Кампидольо и подумали, как нам сделать так, чтобы эти стоящие напротив друг друга здания стали публичным форумом. Надо было учитывать высоту зданий и их функционал. Чтобы возникало ощущение комфорта, нужно было все это принять во внимание. Мы вернулись к Пьяцца Навоне, которая представляет из себя идеальный пример пропорций такого пространства.

Золотой остров в Москве

Наконец, я бы остановился на нашем проекте в Москве. Это жилой квартал на «Золотом острове» на десять тысяч квадратных метров и сто сорок квартир.

Великолепное место, которое позволяет нам расширить общественные пространства, воспользоваться соседством с Москва-рекой, обеспечив доступ к ней. К сожалению, обычно в наши дни этого не делают. В Москве, когда идешь вдоль реки, бывает сложно ее найти, потому что здания идут сплошняком, они широкие, длинные, и реки не видно. Нужно, чтобы были проходы, чтобы можно было легко увидеть реку и выйти на нее.

Предложение Стивена состояло в том, чтобы создать так называемые пространственные ленты. Они оставляют пустые места, то есть идет застройка, а между элементами этой застройки остаются пустые места, такие ленты.

Мы обсудили маршрут перемещения по этим коридорам, по этим лентам, чтобы можно было пересекать их, выходить из общественных в частные территории, которые тоже были предусмотрены. Эта открытость обеспечивает доступ к городу и реке. И это будет подарок городу, потому что можно будет всем сюда приходить.

В комплекс включены частные сады, в которые могут прийти только его жильцы. Вдоль центрального прохода через квартал будут размещены инсталляции художников, также с него будет открываться вид на Кремль. Озеленения плаза с прудами, предусмотренная в самом центре проекта комплекса - пространство полностью общественное. Здесь можно проводить любые мероприятия, зимой по льду замерзших прудов можно будет кататься на коньках.

В северной части проекта то общественное пространство, которое мы создали, мы хотим «перевести» через дорогу и продолжить его, использовать потенциал реки. Для этого мы планируем создать на воде музыкальный павильон в виде корабля или парома. Там будет звучать русская музыка, что создаст очень интересную связь с расположенной рядом музыкальной школой, в которой учился Рахманинов. Павильон будет вмещать от 150 от 250 человек, таким образом публичность пространства будет сохраняться уже за рамками непосредственно проекта. Я уже не говорю о замечательной панораме, которая с этого музыкального павильона будет открываться на реку и на Кремль.

Частные сады на территории квартала, о которых я упомянул ранее, будут характеризовать совсем другие черты - это незначительные по размеру пространства, более закрытые, чем общественные пространства с видом на реку и Кремль.