«Такое просто немыслимо»

Разбирая историю создания и структуру классического советского микрорайона, спроектированного во второй половине 1960-х в рамках хрущевской программы жилищного строительства, Куба ставит вопрос: если Беляево мало чем отличается от тысяч других таких же микрорайнов — значит ли это, что оно не имеет исторического значения и не нуждается в сохранении?

Четвертая глава книги «Беляево навсегда. Сохранение непримечательного», публикуется с разрешения издательства Strelka press.

Яков Белопольский — творец нового мира

Беляево было спроектировано Яковом Белопольским, одним из самых талантливых и влиятельных (хотя по сей день не очень широко известных) российских архитекторов. Раньше я этого имени не слышал, хотя ходил мимо домов, которые он спроектировал, видел их на открытках и фотографиях. И они неизменно привлекали мое внимание необычностью своих архитектурных решений, амбициозностью плана и глубиной понимания урбанистического контекста.

Свою профессиональную карьеру Белопольский начал еще при Сталине (он был учеником великого архитектора-конструктивиста Бориса Иофана), а закончил после перестройки. Он был свидетелем всех важнейших эпох в советской истории, и в его проектах в той или иной мере отразились почти все важнейшие архитектурные тренды и модные тенденции этого времени. Наследие Белопольского огромно — это и памятники, и общественные здания, и жилые районы. Интересно наблюдать, как его архитектура менялась во времени — по мере того как менялся мир и Советский Союз, — но некоторые ее черты оставались неизменными и складывались в его личный архитекторский почерк.

В портфолио Белопольского входят проекты разных стилей, он участвовал в формировании большей части стилистических течений советской эпохи. Его карьера началась с проектирования сталинской высотки — Дворца Советов (совместно с Иофаном, 1937–1941). Этот небоскреб — гигантский, богато украшенный постамент для статуи Ленина — должен был расположиться в самом центре Москвы и стать «восьмой сестрой» сталинских высоток. Дворец Советов — одно из самых ярких выражений сталинской архитектурной мечты, хотя он так и не был построен. Другой проект Белопольского — огромный иконический монумент «Родинамать зовет», построенный в Волгограде (1959–1967).

В 1960е годы Белопольский, как и весь Советский Союз, разворачивается к модернизму. Его конкурсный проект московской Всемирной выставки 1967 года поражает своим размахом и проработанностью композиции. Вся территория выставки организована как единая суперструктура, вписанная в идеальный круг, — метафора круглого стола, за которым заседают все нации. Она изящно включала в себя множество разнообразных объектов разных масштабов и функционального назначения. Этот проект осуществлен не был, но на счету Белопольского есть и реализованные, хотя и менее масштабные проекты, выполненные в том же архитектурном стиле. Они позволяют составить представление о таланте и мастерстве этого архитектора. Московский государственный цирк на проспекте Вернадского (1965–1971) по сей день производит сильное впечатление своим светлым прозрачным фасадом, на котором покоится тяжелый купол прекрасных пропорций и тектоники. Динамичный памятник первому космонавту, установленный на площади Гагарина (1975– 1980), является одним из самых запоминающихся памятников Москвы и примером того, как традиционная фигуративность в изображении советского героя может сочетаться с более современным языком.

В конце жизни Белопольский проектирует не сколько зданий в уже совершенно иных экономических, политических и социальных условиях. Многие архитекторы, которые в советские годы были авторами величественных проектов, потерялись в эпоху лихорадочных перемен. Большинство зданий, которые строятся в постсоветское время, представляют собой дешевые версии коммерческого постмодернизма. Удивительным образом те несколько проектов, которые Белопольскому удалось выполнить до 1993 года — года своей смерти, обладают очень высоким качеством.

Многофункциональный комплекс «Парк Плейс» на Ленинском проспекте (1989–1992) — жилой дом, в котором также есть офисные помещения, рестораны и спортивный центр, — для своего времени является проектом исключительным. Динамичное расположение окон, стен, балконов, великолепный внутренний двор и поразительное внимание к деталям выгодно выделяют это здание из ряда его современников.

Стилистический диапазон Белопольского был очень велик, но некоторые элементы присущи всем его проектам и формируют его личный стиль. Прежде всего это масштабность. И богато декорированный Дворец Советов, и проект ЭКСПО 67, который, на против, отличается своей простотой, и даже памятники, которые проектировал Белопольский, — все их объединяет масштабность и амбициозность замысла. Они не стараются вписаться в контекст — они сами хотят стать главным пространственным ориентиром.

Еще одна черта, которая, на мой взгляд, является общей для всех проектов этого архитектора, — это качество его архитектурных решений. Белопольский экспериментирует с разными стилями, но приоритетом для него всегда остается качество архитектурной разработки и оригинальность решения. Такие здания, как Институт информации, Фундаментальная библиотека социальных наук РАН СССР (1960–1974), Дворец молодежи на Комсомольском проспекте (1972–1982), формально отличаются друг от друга, но в равной мере привлекают внимание поклонников позднего модернизма. Своим рассказом о Белопольском я только хочу подчеркнуть, что в случае с Беляевом мы имеем дело с архитектором большого таланта, мастерства и амбиций. Но на что же Белопольский направил свою творческую энергию, работая над этим проектом?

На первый взгляд может показаться, что типовой микрорайон, который образуют типовые сборные коробки, — последнее, что могло бы заинтересовать этого амбициозного архитектора. Однако парадоксальным образом Беляево прекрасно вписывается в общий контекст его деятельности. В 1951 году Белопольского переводят в Моспроект, и он приступает к работе над проектом «большого» ЮгоЗапада.

В этой части Москвы им спроектировано множество жилых районов. К концу карьеры на его счету было более 18 миллионов квадратных метров жилья! Работая над такими масштабными проектами, как Коньково-Деревлево, Беляево-Богородское, Теплый Стан или Бутово, Белопольский экспериментировал с планом, композицией и масштабом. «Беляево-Коньковский жилой массив», как он официально назывался, был спроектирован и по строен между 1964 и 1970 годом. Он занимает участок 400 гектаров, имеющий почти идеальную квадратную форму и расположенный вдоль оси Профсоюзной улицы — одного из радиусов, ведущих из центра к юго-западным окраинам города. Участок разделен на четыре почти равные части, в центре расположена станция метро. Каждая из этих четырех крупных частей, в свою очередь, делится на более мелкие. Отсюда происхождение слова «микрорайон».

В описании изначального проекта вся территория в целом называется районом; четыре крупных участка, на которые она делится, — подрайоном. Микрорайон же является базовой градостроительной единицей: он представляет собой группу жилых домов, расположенных вокруг важнейших общественных зданий (школы, детского сада и пр.). Позже этот особый и узкоспециальный термин («микро район») получает широкое распространение и в раз говорном языке служит для обозначения такого рода ландшафтов в целом. Иерархичность структуры — район, подрайон и микрорайон — позволяла наилучшим образом распределить социальные услуги между оптимальным числом граждан. Так, школа должна была быть в каждом микрорайоне, а вот кинотеатр мог быть только один на весь район и т.д. 12 микрорайонов Беляева (по три в каждом подрайоне) расположены таким образом, что все они соединяются друг с другом кольцом зеленых насаждений и маршрутами общественного транспорта — с таким расчетом, чтобы человеку не нужно было пересекать большие улицы. Кроме того, вдоль оси «восток — запад», параллельно улице Миклухо-Маклая, Белопольский расположил протяженный зеленый пояс: здесь, согласно проекту, должны были разместиться спортивные и развлекательные сооружения. Вся эта система благоустроенных территорий примыкала к Битцевскому лесопарку, расположенному к востоку от Беляева.

В целом план Белопольского строго следовал проектным нормам того времени, регулирующим плотность застройки и расстояния между объектами. На 150 тысяч человек — ровно 400 гектаров земли, иерархичное деление на под и микрорайоны, 5 и 15-минутная пешеходная доступность объектов «соцкультбыта» — все эти рациональные правила действовали в то время, когда Белопольский проектировал этот район. Характерно, что в те годы существовал некий идеальный образ архитектурной среды: в советских учебниках по градостроительному проектированию даже помещались образцы идеальных геометрических композиций, которые обеспечивают пешеходную доступность общественного транспорта и прочих общественных услуг для всех жителей района.

Работа архитектора, «сверху» ограниченного строгими правилами советского градостроительного проектирования, а «снизу» — типовым характером домостроения, по большей части состояла в том, чтобы как можно более творчески распределить жилые блоки в пространстве. Так в чем же, собственно, это творчество проявлялось? Если говорить о визуальной стороне дела — о внешнем облике района, — то здесь у архитектора было очень мало свободы. Общая атмосфера, дух района всегда предопределялся так называемыми СНИП-ами (строительными нормами и правилами), правилами городского планирования, ограниченным набором типовых домов, равно как и стилистической парадигмой модернизма как такового. Но зато архитектор мог определять ритм застройки, играть с высотностью, предусматривать внутренние дворы, от крытые пространства, использовать особенности конкретной местности. И архитекторы пользовались этими возможностями: если сравнить с упомянуты ми выше идеальными учебными образцами реальные московские микрорайоны, то в них мы обнаружим большое многообразие композиционных решений. Так, у каждого из 12 микрорайонов Беляева были своя идея и свое функциональное назначение.

Архитекторы были ограничены в своих возможностях влиять на визуальную сторону архитектуры больше, чем в возможностях определять качественный уровень жизни советских граждан. Нередко архитекторам удавалось выжать максимум из имеющихся природных, топографических особенностей участка для создания благоустроенных территорий. Так, например, беляевский парк Белопольский создал на основе уже существовавшего там сада. Парковая территория расположилась посередине между тремя микрорайонами — таким образом, она находилась в пешеходной доступности для всех жителей, и они искренне полюбили это «зеленое сердце» юго-западного подрайона. Большие пруды, расположенные по близости, стали композиционным центром нового средового пространства, образованного окружающими домами. Вода естественным образом расширяет перспективу, в ней отражаются дома, зелень, небо.

Вокруг водоема выстраиваются прочие пространственные решения — ритмика, вариативность высотности, использование домов различных типов. Добавляя водный элемент в это неоднородное пространство, архитектор создавал новый, интересный городской ландшафт. Архитекторы старались улучшить качество жилой среды всеми доступными средствами. Юго-восточный подрайон Беляева, например, был спроектирован таким образом, чтобы высокие здания с протяженными линями фасадов ограждали территорию от сильных южных ветров. А тщательно спланированное распределение функциональных объектов позволило почти полностью исключить пересечение пешеходного и транспортного потоков.

Таким образом, влияние архитектора и его решений на повседневную жизнь горожан было огромным. И хотя архитекторов практически отстранили от проектирования зданий, именно они определяли, как будут устроены обширные пространства между домами, занимались городским планированием, прокладывали удобные улицы и дорожки. На первый взгляд значение этой работы неочевидно. Все эти отвлеченные технические решения действительно не так-то просто оценить — и даже осознать, — если только вы не живете в таком районе. Архитектор также мог проявить себя в создании интересных городских сред — с неожиданным композиционным устройством, ритмом, открытыми пространствами.

Хотя микрорайонная эстетика кардинально отличается от эстетики архетипического города, она, безусловно, обладает своей ценностью: просто она оперирует не улицами, площадями и кварталами, а макрообъектами, которые больше всего походят на абстрактные геометрические фигуры разных цветов (зеленые, голубые, белые). Сейчас Беляеву исполняется пятьдесят лет — самое время провести некоторую инвентаризацию. Много ли модернистских идей выдержало испытание временем и доказало свою жизнеспособность? На середину этого временного отрезка приходится распад Советского Союза.

Беляево, как и все прочие микро районы, оказалось в новой реальности — не той, для которой оно проектировалось: рыночная экономика, индивидуализм, растущее число личных автомобилей, коммерциализация пространства... Список этих изменений можно было бы продолжать. Сильнее всего от этих перемен пострадал «зеленый пояс». Обширная зеленая зона (где граждане должны были проводить свой досуг), похоже, с самого начала казалась слишком обширной. Даже в условиях социалистической экономики, когда земля не имела денежной стоимости, такой огромный и прекрасно расположенный свободный участок был чем-то немыслимым, и уже к 1970-м годам он заполняется жилыми постройками, не предусмотренными первоначальным проектом. С приходом «капитализма» этот процесс только ускорился (земля рядом с метро стремительно подорожала), и вскоре от «зеленого пояса» осталось одно лишь воспоминание. На его территории беспорядочно расположились ларьки, будки и торговые центры.

В отличие от «зеленого пояса», находившегося в центральной части района, жилые комплексы, рас положенные на его окраинах, остались такими же, какими и были. Только деревья выросли, и прямо на территории города образовался лес, через который то и дело проглядывает белый прямоугольник дома и в котором можно набрести на открытую поляну с прудом посередине. Отправиться весной на прогулку по пешеходному кольцу Беляева — все равно что отправиться на прогулку в парк. Быть может, эта архитектура уже устарела морально, вышла из моды; пешеходные зоны скукожились; нет удобных подъездов для автотранспорта; там и тут выросли заборы, которые разделяют пространство бессмысленно, без всякой логики. Но, несмотря на все это, район еще сохраняет черты, которые были особенно дороги его проектировщику. Системе удается сохранять свою целостность и функциональность, поскольку в нем сохранилось кольцо, соединяющее группы строений с важнейшими объектами транспортной и сервисной инфраструктуры. Гуляя по этому району, вы чувствуете ритмичность в расположении заросших зеленых участков.

Та же ритмичность ощущается в просветах между домами, через которые открываются интересные виды на модернистский ландшафт, и в открытых пространствах со спортивными объектами. Можно подумать, что это прогулочное кольцо задумывалось специально для того, чтобы здесь можно было составить полное представление о городской среде нового типа. В отличие от более ранней и очень плотной застройки здесь много зелени, простора и света. Сад, расположенный в юго-западном подрайоне, и пруды, рас положенные по соседству, образуют зону отдыха, которая в центральной части города просто немыслима. Судя по количеству людей, которые приходят сюда летом, это место заменяет жителям соседних домов дачу — не нужно никуда ехать, все под боком. И, наконец, последнее, но не менее важное обстоятельство: весь этот ансамбль, спроектированный для проживания 150 тысяч человек, обладает пространственной целостностью. Часто такие районы считают скучными. Но неужели мы, утомленные городом, который больше всего напоминает огромное лоскутное одеяло и пестрит разными случайными элементами, — неужели мы и теперь не сможем оценить визуальную простоту микрорайона?

Думаю, что в Беляеве, как и в других похожих районах, можно обнаружить множество очень качественных проектных решений. Вопреки распространенному мнению микрорайон не является бездумной и бездушной «машиной для жилья». Архитекторы того времени работали в тисках строжайших ограничений, которые накладывали на них СНИП-ы, фабричный способ производства и серийность — но, не смотря на все эти ограничения, им удавалось находить блистательные пространственные решения. Собирая микрорайон из ограниченного набора готовых блоков, они демонстрировали невероятную чуткость к формированию городских сред, сохраняли особенности природного ландшафта и творчески их использовали. Они создавали непритязательные, скромные, но максимально комфортные для проживания среды.

В принципе, в чем разница между архитектором, который проектирует фасад, и архитектором, который использует свой творческий потенциал для создания некоей идеальной среды? Он не перестает быть архитектором от того, что не занимается проектированием отдельных зданий. Белопольский и его современники создавали архитектуру совершенно иного уровня. Хотя ее масштабность трудна для восприятия, а сегодняшняя репутация микрорайонов однозначно негативна, я считаю, что талант и творческие усилия этих архитекторов не пропали даром — они достигли поставленных целей и создали качественную архитектурную среду вопреки всем существовавшим тогда формальным ограничениям.