«Одетый в ватник тунеядец Бродский стал образцом стиля»

Ушли на базу

Современное искусство так же, как мода и стиль, — это прежде всего люди. Не только модельеры или стилисты, но и художники, меняющие наш мир не в меньшей степени, чем политики…

В начале XX века авангардисты в России революционизировали язык искусства. И, соединяя искусство и современную реальность, предлагали разные способы радикальных реформ стиля жизни, пропагандируя «футуристическую моду» — мужчин, например, они призывали вплетать в волосы цветные ленты, раскрашивать лица и носить в петлицах хохломские ложки. Они следовали, по сути, заветам британских денди, богемных поэтов и эксцентриков, вроде Оскара Уайльда.

Революция, Гражданская война, бедность, сталинский террор на долгое время исключили из жизни советских людей стилевые эксперименты. К ним возвращаются в 1950-е годы — и это своего рода знак наступившей свободы. Интересно, что именно тогда, после Великой Отечественной войны, возникает массовое производство повседневной одежды. Эти вещи и стали базой для дальнейших экспериментов. Это очень важно понимать именно сейчас, когда большинство сетевых магазинов во всем мире заполнены базовыми вещами — белыми свитерами, вельветовыми штанами, джинсами, клетчатыми рубашками и футболками, то есть тем, из чего только и складывался советский гардероб — и мужской, и женский.

Иосиф Бродский против Славы Зайцева

Советский послесталинский период особенно интересен: некоторые художники оказались не в самой «комфортной» ситуации и с экономической, и с социальной точки зрения. Это были неофициальные художники, не признанные государством, выступавшим в то время как монополист на рынке искусства и как единственная институция, выдававшая социальные статусы. Неофициальные художники в советском обществе были изгоями, маргиналами. Но, не обладая каким-либо (общественным или финансовым) капиталом, они умудрялись создавать свои персональные вселенные, бывшие чрезвычайно притягательными даже для тех, кто не входил в их ближний круг.

В это время существовало два пути самовыражения для тех, кто хотел быть в авангарде моды: пытаться имитировать стиль кумиров западной культуры, подражать стилевым мифам — быть похожим, например, на Джеймса Дина, Брижит Бардо или Эрнеста Хемингуэя. Или создавать свой собственный, абсолютно ни на что не похожий образ.

Первый путь, как ни странно, был непростым, учитывая ассортимент советских магазинов. Представители номенклатурной советской интеллигенции, на которых власть смотрела снисходительно и которые обладали свободным доступом к западному рынку одежды, могли себе позволить одеваться нестандартно — их пестрые рубашки, яркие галстуки и костюмы от-кутюр свидетельствовали о высоком статусе их обладателя, включая такие бонусы, как дружба с сильными мира сего и возможность ездить на «загнивающий Запад».

А вот выбор первого пути был и вовсе уделом немногих. Он говорил о свободомыслии, независимости и яркой индивидуальности его последователей — из обычной рубашки, ватника и старой дедовской шляпы эти люди могли создать невероятно соблазнительный образ, с которым не могли поспорить шмотки из «Березки» и от Славы Зайцева.

Еще одним способом подчеркнуть свою обособленность от мещанского мира, непохожесть на человека из толпы, было следование субкультурным моделям. Не выглядеть как чиновник, инженер или обласканный властью деятель искусства, а подчеркнуть свое аутсайдерство, одеваться как зек. Не снимок модной голливудской звезды, а фотография «тунеядца», репрессированного поэта Иосифа Бродского, на которой он стоит в ватнике и кирзовых сапогах, стала для многих образцом для подражания.

Зеки и мушкетеры

В то время, кстати, «лагерный» стиль вообще был, как сейчас сказали бы, важным стилевым трендом. В 1956-м начали возвращаться из лагерей «враги народа», принесшие в общество свою манеру одеваться, свою этику и эстетику. Одним из последователей этого стиля стал яркий представитель второй волны «русского авангарда» Эдуард Штейнберг, отец которого вернулся в семью, проведя десятилетия в ГУЛАГе. Эдуард Аркадьевич носил толстой вязки свитеры, неизвестного происхождения штаны, шапку-ушанку и потрепанный полушубок и курил «Беломор». В таком виде можно было прийти и к друзьям на квартирную выставку, и на прием к американскому послу, где пить экзотические коктейли и не стесняться в выражениях.

Существовали люди и совершенно иного темперамента. Например, замечательный художник-нонконформист Дмитрий Краснопевцев, автор изысканных метафизических натюрмортов. Пройдя всю войну, а затем прослужив еще несколько лет во флоте, он вернулся в Москву, где тут же восстановился в вузе. Он был исключительно красив и являлся образцом рафинированно-тонкого вкуса — в том числе и в одежде. Вместе со своим другом — иллюстратором Иваном Кусковым — он влюбился в романтизированную героику мушкетеров, реконструировать которую в Советском Союзе того времени было достаточно сложно. Несмотря на все трудности быта сталинской Москвы, Краснопевцев умудрялся носить идеально-белоснежные рубахи с воротником апаш, транспонируя таким образом эстетику Дюма, образ прекрасного вечно пьяного героя, верного прекрасной даме и готового на подвиги.

(продолжение следует)