«Приходите к нам и за спичками, и за форшмаком»

Об утраченной собственности и правильных акцентах

«У вас, может быть, новые домашние туфли, а у меня старые, похожие, извините за выражение, на блин. Но у моих туфель есть одно достоинство, которого нет у ваших, — они мои…»

(Шолом-Алейхем. ««Записки коммивояжера»)

В этом здании наша община живет уже шесть лет. Как еврейские общины получают здания в пользование? Сложнее, конечно, чем общины православные. Там-то часто в силу вступает реституция, а у нас… Реституция у нас тоже существует. Поэтому время от времени московским евреям, если они могу доказать, что им когда-то принадлежали те или иные здания и сооружения, и, если это технически реально, городские власти эти помещения возвращаются. Однако наш собственный опыт таков: мы, зарегистрировавшись как местная еврейская религиозная организация, заселяемся в здания по абсолютно легальному договору аренды.

О бытовом страхе и не заправленном циците

«Я ведь еще не рассказал вам о Палестине. Что там слышно, хотите вы знать, дорогой друг? Страна хорошая, что и говорить! "Земля, текущая млеком и медом", - говорится у нас в священном писании. Беда только, что Палестина - в Палестине, а я, как видите, все еще здесь...»

(Шолом-Алейхем. «Тевье-молочник»)

Охотно ли владельцы помещений идут нам навстречу? Ответ на этот вопрос стоит разделить. Наш опыт аренды полностью положительный.

Что же касается аренды помещения для жилых нужд… У нас есть прихожане. И эти прихожане стараются селиться поближе к общине, потому что это – удобно, потому что их жизнь связана с посещением общины, как у других она связана, например, с посещением фитнесс-клуба. Так вот. Наши прихожане в Хамовниках с антисемитизмом не сталкиваются никогда, потому что в Хамовниках жилых помещений практически нет. А вот в Марьиной Роще, где находится синагога и Московский еврейский общинный центр, ситуация иная. В этом районе на сегодняшний день проживает порядка двухсот еврейских семей и некоторые из них рассказывают, что арендодатели отказываются сдавать квартиры, едва только видят человека в кипе. Почему? Думаю, это проявления так называемой бытовой ксенофобии.

Наследие ли это советских времен, известных своим антисемитизмом, или в принципе нелюбовь к евреям? Я, честно говоря, не думаю, что это как связано с евреями в частности и еврейством вообще или с какими-то стереотипами. Дело в другом - в бытовой прагматичности, которая работает так: тот, кого ты не понимаешь, кто отличается от тебя образом жизни, внешностью, мотивами, системой координат, тот тебя и пугает. И ты стараешься лишний раз не иметь с ним дело. Это работает в любых социальных отношениях, а уж в вопросе аренды квартиры – тем более, ведь ты должен вверить кому-то свою собственность, причем, собственность дорогую. А вдруг после этого он поведет себя каким-то непредсказуемым образом? Это, по сути, точно та же ситуация, что существует в Москве и в отношении выходцев с Северного Кавказа или из Средней Азии. Разве что евреи попадают в нее чуть реже, потому что все же мы находимся чуть в другой социальной страте. Хотя… если уж начистоту, бывают невероятно интеллигенты и порядочные выходцы с Кавказа и суперпроблемные евреи… В общем, здесь смешаны как рациональные, так и совершенно иррациональные мотивы, но какой-то глобальной несправедливости по отношению к евреям в Москве я не вижу.

Взять даже меня. Я – так сказать, маркированный еврей: у меня легко считываемая внешность, у меня есть все атрибуты иудея – борода, кипа, цицит, который я никогда не заправляю. То есть я никогда не пытаюсь замаскировать свою национальную принадлежность. И при этом я, слава Б-гу, ни разу не сталкивался ни с каким негативом в свой адрес. С чем я это связываю? В первую очередь, с тем, что мои интеракции с людьми всегда и везде подчинены определенным правилам. Я придерживаюсь всех принятых в этом обществе конвенций: я здороваюсь, извиняюсь, прошу разрешения, грамотно говорю на русском языке и так далее. Поэтому, еврей типа меня всем понятен... Вместе с тем, если бы я жил не в Хамовниках, а, скажем, в Гольяново или в Капотне, думаю, мне было бы затруднительно ходить по улицам поздно вечером.

О свечном воске и взаимной пользе

_«Так говорит моя золовка Броха. Она уверяет, что здешние женщины ходят в синагогу только для того, чтобы показывать свои брильянты. И что они, извините, ужасные дуры. Броха говорит, что они ни аза не смыслят, что они умеют только жрать и сплетничать… Мама ее перебивает и говорит: - А разве то, что ты рассказываешь, дочь моя, не сплетня? Броха отвечает, что ей можно, потому что она рассказывает своим, а не чужим…» _

(Шолом-Алейхем. «Мальчик Мотл»)

На сегодняшний день скопление еврейского населения в Москве можно наблюдать, как я уже говорил, в районе Марьиной Рощи, а еще – Китай-города, где находится Московская хоральная синагога. Все остальное, включая Хамовники – это небольшие еврейские общины, поэтому в процентном отношении количество входящих в них людей мизерно. Более глобальные городские еврейские районы? Думаю, что формирование их неизбежно. Более того, я думаю, что это было бы выгодно не только евреям, но и муниципальным властям. Ведь наличие национальных районов делает управление более понятным и простым. Если у вас в каждом районе живет по три китайца, они везде будут являться некой аномалией, которую нужно пытаться интегрировать в существующие школы, в существующую систему здравоохранения, в социальные сервисы. А если собрать всех этих китайцев в одном месте? И их там будет, например, 300? Вам будет понятно, как их обслужить, как обеспечить всем необходимым, учесть национальные особенности, помочь в реализации того, чем представители этой национальности будут полезны обществу. И Москва в этом плане, на мой взгляд, меняется. Нынешние городские власти нормально относятся к тому, что евреи стараются жить компактно.

Не боюсь ли я, что это приведет к некоторому обособлению и, как следствие, к маргинализации и конфликтам? Нет. Такая логическая цепочка не бесспорна. Перемешивание тоже ведет к сталкиванию, просто – на уровне коммунальной квартиры, представляющей из себе мини-поле для битв. В этом смысле мне очень отрадно, что Москва сегодня – супер-открытый мегаполис, в котором есть очень разнообразная культурная, социальная и национальная жизнь, в которой возникает множество центов притяжения. И евреи включены в нее на всех уровнях. Лучшая иллюстрация этого - Еврейский музей и центр толерантности в Марьиной Роще, куда приходит самая разная публика всех национальностей и изо всех социальных слоев. Туда и в близлежащие еврейские магазины можно ходить за чем угодно: хоть за спичками, хоть за форшмаком, хоть за воском для свечей. То есть еврейское население города, благодаря своему компактному проживанию, смогло сконцентрировать свои ресурсы и при помощи муниципальных властей уже создало инфраструктуру, которой могут пользоваться все москвичи. И это здорово!

О скромных процентах и богатых возможностях

«Я нашел свой городок точно таким же, каким я его оставил когда-то, много лет тому назад. Все здесь по-старому, не изменилось ничего. Те же дома, те же люди. Та же предпасхальная ширь и тот же предпасхальный шум. Одного только не стало: «Песни песней»».

(Шолом-Алейхем. «Песнь песней»)

Евреев, которые идентифицируют себя, как евреи, думаю, как евреи, и говорят о себе, как евреи, в Москве, думаю, всего порядка 1 процента, то есть около 150 тысяч человек. Из них в синагогу и в общину ходит еще меньшее количество – тысяч 30-40. Рассказываю для тех, кто не в теме: «синагога» - более технический термин, означающий место, куда люди приходят молиться и изучать Тору. «Община» - понятие куда более всеобъемлющее. Это – вся совокупность ощущающих себя сообществом евреями людей того или иного города (если мы говорим о макро-сообществе) или района (если речь о микро-сообществе). То есть, скажем, есть еврейская община Москвы, а есть еврейские общины московских районов Хамовники, Отрадного, Химок и так далее, объединяющиеся вокруг определенной синагоги, определенной локации или определенного раввина. Именно в них люди чувствуют себя семьей, занимаются взаимопомощью, тесно общаются.

Наша община возникла в 2008-м году и была сформирована по двум основным принципам. Первый из них – географический. То есть к нам в основном ходят евреи из Хамовников. А второй… В нашей общине предприниматели, интеллигенция, те, кто занимается какой-то научной работой, руководители в той или иной сфере. К нам приходит заместитель одного из федеральных министров, главный врач крупной больницы, серьезные инвесторы, основатели серьезных стартапов, резиденты Сколково, управленцы Сбербанка, рекламщики, продюсеры, режиссеры. То есть мы попробовали собрать людей, которые к своей жизни подходят максимально творчески, ответственно и активно, людей достаточно сложных, рефлексирующих и нацеленных на высокие результаты. Они хотят, чтобы с ними говорили на их языке, по-умному шутили, использовали определенные культурные коды и референсы. И у нас это получилось сделать! При этом, у нас нет никого фейс-контроля, каких-то требований. У нас открытый мир, куда может прийти каждый. Поэтому, если, например, к нам заглянет еврей-сапожник, мы будем стараться создать для него максимально комфортные условия. Как, кстати, и для не еврея-сапожника.

О сладком цимесе и вечной вере

«Каждую ночь она отводит душу. Рассказывает о своих горестях. С кем она разговаривает? С богом? Каждую минуту она повторяет со вздохом: – Ах, боже, боже!»

_ (Шолом-Алейхем. «Мальчик Мотл»)_

Для чего люди приходят в еврейскую общину, какими целями руководствуются?

У любого человека есть важная базовая потребность ощущать свою причастность и принадлежность к какому-то сообществу. Важно иметь, например, возможность обсудить блюда еврейской кухни, то, где в Москве поесть цимес, и вместе посожалеть, что таких мест практически не осталось, поговорить о воспитании детей и так далее. Многие приходят к нам именно за таким кругом людей, чтобы пообщаться со своими ребятами, с теми, кто может тебя понять, ведь даже название нашей общины – «Среди своих». Есть те, кто именно здесь компенсирует отсутствие каких-то семейных связей или пытается их дополнить. Или через общину установить связи с другими семьями. Это – первое. Второе: люди получают в общине доступ к своей еврейской самоидентификации, как бы активируют ее. Бывает же так: у человека есть знание, что он еврей, или просто, что у него есть еврейские корни. И он хочет в связи с этим что-то делать. А что – не знает. Тут-то ему и может помочь община. Третье: религиозная потребность. Человек в результате того, что у него, например, кто-то ушел, начались семейные проблемы или проблемы на работе, так называемый кризис среднего возраста, может понимать, что ему не хватает в жизни каких-то духовных источников, ориентиров. И ему нужно место, где бы он мог поговорить обо всем этом с раввином.

Отдельно замечу: в нашу общину могут приходить не только верующие евреи. От этого никуда не уйти: те 70 лет советской власти, которые пережила наша страна, очень сильно трансформировали представление людей о том, что такое религия. Это только до революции в России не было не вовлеченных в иудаизм евреев. Затем в синагоги не ходил практически никто. Затем, в конце 80-х – начале 90-х, наоборот, все туда повалили. Но для многих в России она до сих пор что-то маргинальное, считающееся уделом меньшинства. Поэтому мы ждем каждого еврея не зависимо от того, как он себя религиозно идентифицирует. Даже если он говорит, что вообще не религиозен, это просто значит, что у него в голове до сих сидит стереотип, что религия – это что-то страшное и непонятное, с чем лучше не сталкиваться. Но ведь термин «религиозный» очень условен. Вот вы из еврейской семьи? Значит, начав изучать Тору, вы рано или поздно поймете, что она – внутри вас. Что то, что вы опоздали на нашу встречу всего на две минуты, говорит о том, что скорее всего в глубине души вы религиозны и имеете соответствующую ценностную основу, управляющую вашими поступками. Что те нравственные наставления, которые вам в детстве давали ваши бабушки и прабабушки, растут из их и ваших корней, неразрывно связанных с верой.

О правильных книжках и семейной гармонии

«Вот об этом-то я и спрашиваю у них, у наших молодых людей то есть, у которых, извините за выражение, штанов нет, а учиться - страсть какая охота. Как в сказании на пасху говорится: "Все мы мудрецы", - все хотят учиться, "все мы знатоки", - все хотят быть образованными... Спросите у них: чему учиться? Для чего учиться? Козы бы так знали по чужим огородам лазить!»

(Шолом-Алейхем. «Тевье-молочник»)

Что, собственно, делает сама община? Самое важное – и лучше об этом сказать вначале – мы занимаемся благотворительностью. Помогаем пожилым людям, тем, кто сидит в тюрьме, детям в детских домах. В основном, конечно, евреям, потому что это – наша миссия. Мы можем помочь им лучше, чем кто-либо другой, потому что люди иногда нуждаются просто в общении со своими, в духовной поддержке – как, скажем, те же заключенные. Иногда мы им просто отправляем книги – например, сейчас, когда наши подопечные сидят в нескольких СИЗО Москвы. И это не только религиозная литература, а все то, что может подержать в человеке его еврейскую самоидентификацию - скажем, Леона Фейхтвангера, Исаака Зингера, Филипа Рота.

Далее – община занимается очной и заочной образовательной деятельностью, направленной на детей и взрослых. Первые уроки у нас стартуют в 7 утра, потому что это единственно возможное время для учебы для большинства наших прихожан. А ухожу я с работы около 11 вечера. Согласен, у меня не самый оптимальный график, но – я ведь работаю для людей и с людьми, поэтому и подстраиваюсь под них.

Мы проводим встречи с интересными гостями, различные презентации, концерты, выставки, детские программы.

О своих копейках и хорошем раввине

«Босс говорит: «Ты только будь хорошим „боем“, тогда все будет „олл райт“». По-нашему это значит: «Не будь дураком – будешь кушать кашу с молоком»».

(Шолом-Алейхем. «Мальчик Мотл»)

Экономическая модель работы нашей общины такова: если вам вдруг захотелось к нам прийти, чтобы посмотреть, поучиться и в чем-то поучаствовать – пожалуйста. Первые раза три вы это можете сделать бесплатно, потому что мы не хотим, чтобы человек не пришел к нам из-за денежных вопросов. Но если вам все понравилось, и вы хотите приходить к нам и дальше, вы можете взять на себя некоторые финансовые обязательства, уплатив членский взнос. Для новых членов общины он может составлять всего несколько тысяч в месяц, но в конечно итоге человек сам определяет его размер. Кто-то, скажем, может позволить себе несколько тысяч, кто-то – несколько десятков тысяч, кто-то – несколько сотен.

Может показаться, что это – очень много. Но тут важно вот что: мы не прогоним человека, у которого таких денег нет, а подумаем, как он может помогать общине иначе, как может ее поддержать.

Но надо все равно понимать: взносы – основной источник дохода общины, из которого оплачивается и аренда нашего помещения, и коммуналка, и все остальное, включая суммы, направляемые потом на благотворительность. Без всего этого наша община бы просто не могла существовать. Ну, или нам нужно было бы без конца получать гранты от отдельных крупных фондов, как это делают некоторые другие московские общины. И за каждую копейку отчитываться перед ними. А так мы отчитываемся только перед своими прихожанами и Советом нашей общины. Более того, это позволяет общине иметь раввина, выбранного и нанятого своими силами.