«Этого памятника ждали 60 лет»

Скульптор Георгий Франгулян, выигравший конкурс на создание памятника жертвам политических репрессий, рассказал МОСЛЕНТЕ о том, какую работу ему предстоит проделать, чтобы на пересечении Садового кольца и проспекта Сахарова появился монумент «Стена скорби».

— Создавая проект памятника, вы отталкивались от какого-то конкретного образа, может быть, архивной фотографии? Или это чистая аллегория?

Этого памятника ждали 60 лет, с 20-го съезда партии, на котором был развенчан культ личности Сталина. И эта работа для меня — и выполнение долга, и покаяние, и предупреждение на будущее. Я ее делал, исходя из своих гражданских и профессиональных позиций.

Моя «Стена скорби» — это аллегория, образ. В ней есть вынутые фигуры, они образуют проходы в памятнике, каждый может встать в ряд ушедших или пройти сквозь него. Это гребенка, которая прошлась по стране, кого-то оставив в живых. И мы в любой момент можем встать в этот ряд и на своей шкуре прочувствовать, что это было такое.

— Когда памятник будет отлит и смонтирован?

Пластически это будет огромное, сложное сооружение, предстоит колоссальная, многоэтапная работа. Пока передо мной не поставили конкретные сроки, и я не знаю, свободен ли я во времени. В любом случае надо будет сделать замеры на месте, убедиться, что я предложил верные размеры, найти место, где исполнять работы, завезти глину. Создать каркас и вылепить всю эту махину. Затем — формовка в гипсе, отливка в бронзе, монтаж. Отливка будет авторская, в ходе нее я буду делать свои внедрения: добавки в бронзе, работа над фактурой. Отдельно будут делаться конструктивные, рабочие чертежи, производиться строительные работы по созданию фундамента. Схема понятная, но ее надо пройти.

— Большая команда будет работать над созданием монумента?

К работе я буду привлекать только технических помощников, они будут сваривать каркас, подавать глину. Лепку я никогда и никому не доверяю, делаю все своими руками. Так что автор у памятника будет один. Архитектором будет мой сын, Андрей Франгулян: он будет делать чертежи, решать, как укладывать плиты. Это огромный объект, огромная ответственность. Нас ждет большая работа.

— Как вы оцениваете выбор места для установки памятника?

Это данность, которая заложена в условия конкурса. В конкурсе всегда так: либо ты играешь по предложенным правилам, либо нет. Если по принципиальным соображениям я был бы против, то не стал бы участвовать. Но я посчитал, что сама идея создания такого памятника стоит того, чтобы сделать эту работу. А чтобы вписаться в предлагаемое пространство, существуют профессиональные навыки.

— Репрессии как-либо коснулись вашей семьи: родителей, бабушек и дедушек?

Нет, как говорится, пронесло. Репрессированы были дальние родственники, из ближнего круга — никого, все остались живы, слава Богу.

— Какое у вас есть видение будущего памятника, заключенного в нем послания?

Прежде всего, это должно быть эмоциональное произведение искусства. И как мне это удастся сделать, я сам еще не до конца представляю. Потому что одно дело — маленький проект, и совсем другой масштаб открывается, когда ты начинаешь работать над созданием такой махины. И хватит ли твоих сил на то, чтобы охватить такую громаду, подчинить ее своему чувству?

Всегда очень сложно делать большую работу, потому что надо сохранить и пронести чувство, с которым ее создаешь, на большой промежуток времени: год или, может, два года. Это большая работа — и физически, и эмоционально. У меня есть опыт создания огромных сооружений, я знаю свои силы и уверен, что справлюсь.

— Во время работы над памятником вы будете обращаться к документам той эпохи, читать дневники репрессированных?

Нет. Я прожил в этой стране 70 лет, у меня достаточно эмоций, знаний и впечатлений. Теперь мне нужно только выразить свои чувства.