«В "Третьяковке" знакомился с девушками»: Юрий Грымов — о понтах, Лолите и Москве

Вы возглавляете театр «Модерн» уже несколько лет. Чем из сделанного на этом посту гордитесь больше всего?

Если посчитать по календарю, получится, что «Модерн» я возглавляю всего три с половиной года. Это немного, но достижения у нас, конечно, есть. Во-первых, создан уникальный коллектив. Во-вторых, если говорить об эстетике и этике театра, мы добились узнаваемости. В-третьих, у нас сформировалась своя аудитория — мы это видим по продажам билетов. Кому-то может показаться, что это не так уж много, но нужно иметь в виду: нашему театру — 30 лет, но три с половиной года назад мне не достался ни один зритель — его просто не было. Странная ситуация, правда? Потому что обычно бывает как: если, допустим, вы приходите в театр Х, вам по наследству переходит и его история, и зритель, которого вы можете или потерять, не удержав, или заменить другим. Но в театре «Модерн» аудитории не было в принципе. Нам пришлось нарабатывать ее с нуля, и выстраивая определенные отношения с публикой, и формируя репертуар. Мы выпустили 11 новых спектаклей — это очень много… Но и очень мало, потому что для полноценной работы нужно 25-35 спектаклей.

Вы сказали, что создали уникальный коллектив. Какова судьба тех актеров театра, что служили там до вашего прихода? Они уволены?

Я сохранил примерно 80 процентов людей. Я не знаю, с чем это связано, но они открылись, оказавшись совершенно удивительными актерами. А на место тех, с кем пришлось расстаться, я набрал новых людей… Вообще, если говорить про экономическую составляющую, мы театр самый сбалансированный. Я имею в виду, сколько вложено в постановки, сколько уходит на содержание труппы и насколько труппа не раздута. Потому что в некоторых московских театрах, давайте уж говорить честно, в труппе более ста человек, тогда как мировая практика показывает: в основном играют порядка пятнадцати артистов. Из-за этого, если помните, были скандалы у Анатолия Эфроса в Театре на Малой Бронной, у Олега Ефремова во МХАТе им. Чехова, да везде. Большая труппа — не спасение, а обременение. Поэтому в моей труппе сегодня 32 человека, будет 35, но все они — универсалы.

Вопрос, возможно, покажется вам наивным, но в чем отличие «Модерна» от прочих московских театров?

Мы играем 99 процентов того, что не идет более нигде и ни у кого. Второе: я считаю, что любую пьесу нужно превращать, образно говоря, в поэзию, поэтому у нас настоящий художественный театр. Я не понимаю вот этих сегодняшних тенденций: собрать актеров, усадить их на стульчики и заставить читать пьесу. Это просто скучно и не имеет никакого отношения к спектаклю. Мне кажется, что в театре должен создаваться некий мир, происходить художественное осмысление сегодняшнего дня. Да, я идеалист и романтик и этого не стесняюсь, поэтому уверен: театр должен делать людей лучше. Утопическая идея, согласен. Но без нее нет смысла работать в театре и ходить в театр.

Для многих карантин стал временем переосмысления своих предпочтений и убеждений. Скажем, есть те, кто открыл для себя прелести удаленки. А вам понравилось репетировать в зуме?

Что вы! Это ужас. Да, некоторые пытались по зуму ставить спектакли, некоторые выкладывали свои спектакли в интернет, но все это было катастрофично, все это — смерть и ад. Театр нельзя тиражировать, а цифра — это всегда тираж. Подобная беда уже случилась с нашим кинематографом: после пандемии кино на 90 процентов ушло в интернет, там оно, поверьте, и останется.

Вы перестали снимать кино по этой причине?

Отчасти. Я давно уже понимал, что российский кинематограф стагнирует. Нам же с 90-х годов навязывали комплекс: можете ли вы снимать как американцы? А я не понимал: зачем? Есть же прекрасный советский кинематограф, его прошлое и настоящее, у меня играли великие актеры, с кем-то из них я был дружен… Но случилась экспансия этого комплекса, поэтому многие сегодняшние режиссеры до сих пор пытаются догнать Голливуд 90-х, не понимая, что и Голливуд уже другой. В театре, слава богу, такого не случилось — наверное, в силу влиятельности русской драматической школы. И, самое главное: в кино исчез автор — драматург, режиссер, тогда как в театре он самое важное. Поэтому — обратите внимание: мы имеем зрителя, который, с одной стороны, не ходит на русское кино, оно ему неинтересно, он над ним смеется, а с другой, идет в русский театр.

Помню, когда вы заступили на должность худрука «Модерна», было очень много разговоров. Например, о том, что Грымов распорядился пускать зрителей в театр только в костюмах. Скажите честно: это было ради хайпа или…

Еще моя бабушка говорила, что в России переодеваются в церковь и в театр. Это важный момент. То, что мы ввели мягкий дресс-код — это моя мечта и мое желание. И сегодня я констатирую, что процентов 60-70 людей приходят к нам уже в нормальном виде — в джинсах и в пиджаке, а не в шортах и сланцах. За все время я выгнал из театра только двоих, точнее, просто не пустил их в зал: они были в шлепанцах, шортах и майках-алкоголичках. Один из них обиделся и немедленно ушел, другому вернули деньги в кассе.

Это законно?

Нет. В обоих случаях я нарушил закон, потому что я не имею права запрещать, могу только рекомендовать. Но я уверен: мой монастырь — мои правила. Я стремлюсь к этому, хотя и вынужден, конечно, на многое закрывать глаза. Понимаете, я не люблю, когда в театре люди кое-как одеты, когда пахнет пивом, а не свежей выпечкой и хорошим алкоголем. Поэтому, кстати, в «Модерне» лучший театральный буфет в Москве, в котором есть шесть видов шампанского.

Каким вы видите идеального московского зрителя?

Он должен приходить в театр, чтобы не терять время, а приобретать его. Не должен прибегать за пять минут до начала спектакля. А в остальном… У нас очень разная публика: это могут быть люди из списка Forbes и девочки 15 лет. И они сидят все вместе на одной и той же постановке.

Вы работали в США, жили во Франции. Чем их зритель отличается от нашего?

Самое главное — у них в театры ходит куда больше людей, чем у нас. И это при том, что театров у них значительно меньше, чем в России. У нас же в одной Москве порядка ста государственных театров и около ста частных! Они есть и в центре города, и в спальных районах. Что же до остального… Сравню лучше публику в Москве и в провинции. У нас она, конечно, перекормленная разнообразием постановок. Социальное положение? В основном в театры ходит зритель среднего и ниже среднего достатка, что замечательно, потому что для людей состоятельных поход в театр — это, как правило, понты, поэтому это вообще не зритель: они заходят, выходят, говорят по телефону. Что же до зрительских предпочтений, то к нам одинаково хорошо ходят и на «Войну и мир» Льва Толстого, и на спектакль «Nirvana», посвященный Курту Кобейну.

Приглашение в ваш премьерный спектакль «Женитьба» Лолиты Милявской — это про хайп? Ведь она непрофессиональная актриса.

Нет. Дело вот в чем: я строю театр, поэтому не выпускаю один спектакль ради одного спектакля. Лолита, правда, прекрасная драматическая актриса, которой я просто помог это доказать. Кроме того, я прекрасно понимаю, что для какой-то части аудитории Лолита является локомотивом, что очень важно для формирования зрительского пакета.

Давайте поговорим о вас. Какой театр вам, москвичу, больше всего нравился в детстве?

Не помню. Но помню, как в детстве смотрел знаменитый спектакль «Синяя птица», кажется, во МХАТе. Он произвел на меня очень сильное впечатление, особенно герой Сахар, ломающий себе пальцы. Но сказать, что я тогда влюбился в театр… Нет, это было бы неправдой. Я был совершенно равнодушен к нему, пока не познакомился с Петром Наумовичем Фоменко. Я тогда буквально прикипел душой к его «Мастерской» и его актерам. А после премьеры моего фильма «Му-Му» ко мне подошел великий драматург Григорий Горин и спросил: «Юрий, а не хотите ли вы что-то сделать в театре?» — «Мне театр не интересен и не нужен», — ответил я. На что Горин сказал: «Мне кажется, что вы нужны театру». Это было 20 лет назад. И почти 15 лет после этого я в театры по-прежнему практически не ходил. Мне там было скучно.

Где вы жили?

В районе метро «Свиблово». И все мое детство проходило на ВДНХ и на Тверской, где жили мои друзья. На Тверской — тогда улице Горького — росли большие деревья, вокруг которых были огромные металлические решетки для воды. Мне очень нравилось ходить под этими деревьями, это было как-то очень уютно, и к тому же этим самым ты как будто отделялся от толпы. На ВДНХ я очень любил всякие закоулки и павильоны в стиле сталинского ампира, которые постоянно фотографировал. А когда я начал заниматься живописью, в число любимых мест добавилось еще одно — Третьяковка на Крымском Валу. Я ходил туда практически на все выставки, а после в здешнем кафе знакомился с девушками.

«Третьяковские» девушки были высокоинтеллектуальными и невыносимо культурными?

Они были красивыми, и с ними было о чем поговорить. Мне всегда казалось, что это важно. Современную молодежь, насколько я понимаю, вот это «а поговорить?» занимает куда меньше.

Гулять нынче куда ходите?

Да все туда же, плюс на выставки, в книжные магазины и в театры. В кино не хожу очень давно. И, конечно, часто приезжаю в Свиблово, где по-прежнему живут мои родители. Я люблю все это. А не люблю разве что московские районы, соседствующие с промзонами. И урбанистические районы не люблю, потому что, кажется, там нет человека. Все вот эти небоскребы, огромные жилые комплексы. Это тяжело. Сити — как какой-то нарыв. А многоэтажки эти в спальных районах, где стена к стене! Люди прилетают в эти соты, оставляют там мед и улетают снова. А потом им дают другие соты.

С какими городами вы сравнили бы Москву?

Она уникальна, тем и хороша. Но я жалею, что Москва не пошла по токийскому пути. Понимаете, в Токио — при всем том, что там сплошные трудоголики и офисные центры — всегда чувствуются люди. О них там думают. А Москва… Да, она стала лучше, краше, но все равно порой выглядит как страница глянцевого журнала, хотя и идет в правильном направлении.

Предложи вам на выбор города для проживания, выбрали бы Токио?

Да. Но есть большая сложность: я не японец. Поясню: есть прекрасная русская пословица «Знакомство с иностранцем — повышение в чине». У нас в Москве иностранец найдет работу быстрее, чем местный. Посмотрите, например, на совет директоров любой большой компании. Сколько там иностранцев? В Японии все с точностью до наоборот: там всегда отдадут предпочтение своим. Думаю, рано или поздно эта ситуация у нас изменится тоже. Я вообще за «своих», поэтому считаю, что власти должны расставить приоритеты в вопросах трудоустройства. Плюс подумал бы вот о чем: почему человек, приезжающий сегодня в Москву, не утруждает себя тем, чтобы заняться своей речью и начать говорить как москвич? Он даже не думает на эту тему, продолжая говорить с ужасным акцентом! Такого не может быть в той же Японии, где вы не сможете вписаться в общество, если плохо разговариваете… Хочешь вписаться в Москву? Стань москвичом! Или хотя бы делай вид, что ты москвич, чтобы людям казалось, что ты тут рожден, что тут были рождены твои родители. Нужно открыть «Школу москвича». Прими эту культуру, эти традиции, уважай местных жителей. Я уверен, что это возможно. А параллельно, будь бы я волшебником, я бы сделал все для того, чтобы москвичи оторвались от мониторов и вновь стали людьми созидательными: работали бы на токарных станках, выращивали бы деревья, что-то делали бы своими руками и рожали бы детей.