«Вся страна в джинсах – это же безобразие!»

Алина, маркетолог

(из блога kurok_moscow)

Когда мне было лет 15, я загналась насчет внешности. Мне никто не говорил, что я толстая, ничего такого. Это просто такой возраст. Хочется всем нравиться. Хочется, чтобы тебе говорили комплименты, а когда этого не происходит, начинаешь себя анализировать.

В интернете очень много пабликов, где висят фото девушек, которые считаются идеальными. А как быть тем, кто выглядит не так, как они? У меня крупные черты лица, нос с горбинкой. Мне казалось, что я какая-то не такая. И я решила привести в порядок тело – сбросить пару лишних килограммов. Как ребенок, которому сложно открыться, я не пошла с этим к родителям, а начала сама искать в интернете какие-то диеты, таблетки. (...) В результате вместо того, чтобы избавиться от пары килограммов, я за месяц-полтора избавилась от шести. Я стала очень худой, и мне все говорили: «Ой, как ты хорошо выглядишь!» Хотя сейчас я смотрю фотографии того периода и вижу, что я выглядела совсем не хорошо. Я выглядела болезненно. Я настолько сильно стала себя ограничивать, что истерила, даже если съедала 100 граммов брокколи. В итоге с 52 килограммов я дошла до 38.

Потом у меня начали случаться срывы: я открывала холодильник и в приступе беспамятства съедала все, что находила. Я попала в замкнутый круг: голодание сменялось перееданием. Я думала только о еде. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я говорила себе: «Пойду-ка я погуляю». Шла гулять, по пути начинала считать калории, которые сожгла за время прогулки. Сама я справиться с этим не могла и начала искать таблетки. Таблетки были не относящиеся к похудению – антидепрессанты, мочегонные, ускорители обмена веществ. Я их себе назначила сама. Ну, как сама? Вычитала на форумах, где сидят такие же девочки, как я...

Выйти из этого состояния невозможно. Все эти разговоры: начни любить себя, займись спортом, отвлекись – не работают. Я больше шести лет жила, как в аду. Чем больше ты худеешь, тем сильнее чувствуешь, что с тобой что-то не так. Претензии к себе накапливаются. Сложные обстоятельства в семье, в учебе – все это как снежный ком. Под конец у меня ни на что не было сил, я просто сутками спала. Просыпалась, объедалась. У меня были жуткие отеки, потому что я пыталась слезть с таблеток. Вес у меня резко пополз вверх и стал намного выше, чем до всего этого.

Выйти из замкнутого круга мне помог феминизм. Я очень часто слышала: ты ведешь себя не как девочка. А как себя должна вести девочка? Феминизм помог мне избавиться от зависимости от чужого мнения. Также мне помогла работа. Я попала в хороший коллектив. Ты приходишь, здороваешься и слышишь в ответ: «Привет». Для обычного человека это норма, но для меня это было очень странно. Я чувствовала себя ужасно, выглядела еще ужасней, но меня все равно воспринимали нормально. Я начала заниматься чем-то полезным, появились первые результаты – и жизнь наладилась.

Родители мои за все это время и не попытались понять, в чем проблема. Когда я пыталась поговорить с ними об этом, они отвечали: ты сама все это выдумала, просто перестань загоняться. При этом, когда мой вес пополз вверх, они говорили: посмотри на себя – у тебя же бока висят, ты бы занялась собой. Они, видимо, считали, что это просто.

Своих детей я буду учить любить и принимать себя в любом состоянии. Они должны себя ценить и не считать, что они плохие, потому что не идеальные.

Сейчас я вешу около 50 килограммов. По сути сбросила те два килограмма, как изначально хотела. Но какой ценой?

Олег Морозов, портной

(из блога kurok_moscow)

Мне 73 года. Из них 50 лет я шью. 16 лет работаю под этой вывеской. Меня готовили быть военным. Я окончил Суворовское училище в Воронеже. Служил на флоте 4,5 года, но офицером не стал. Моя мама была закройщицей, и после армии я пошел в ученики к портному. Первой вещью, которую я сшил, была морская шинель. Мне повезло – я попал в Московский общесоюзный дом моделей, который тогда располагался на Кузнецком Мосту, дом 21. Там я работал под началом Вячеслава Зайцева. Это был лучший художник моды в СССР. Работать с ним было легко, потому что у него чудесная подача в эскизе – очень правильная, настоящая. Поначалу мы делали исключительно женские коллекции. В коллекции был всего один мужчина – жених. Зайцев первым набрал 15 манекенщиц и 15 манекенщиков и сделал из показа мод настоящий спекталь.

Потом он создал из наших знаменитых ивановских ситцев «коллекцию спецодежды для женщин-работниц и жительниц села». Эта коллекция привлекла внимание французского журналиста, и вскоре ее опубликовал журнал «Пари Матч». По этой статье Зайцева разыскал Пьер Карден. Карден приехал в Москву, состоялась теплая встреча, которую журналисты назвали «встреча королей моды».

К сожалению, до перестройки Вячеслав Зайцев считался невыездным. С его коллекциями выезжали за рубеж другие люди.

В те времена мы были за железным занавесом, но, конечно, были журналы (L'Officiel, Linia Italiano), откуда мы брали информацию. Наши художники Дома моды тоже выезжали за рубеж.

Сегодня смотришь на молодых людей – все с бородами, с прическами, лицо ухоженное... Все остальное – ужас. Вся страна в джинсах – это же безобразие.

Артемий Демидов

(из блога kurok_moscow)

Как-то раз мы с пацанами пытались разжечь огонь с помощью лупы. К нам подошел полуслепой мужик из соседнего дома и сказал: вы неправильно делаете, а надо вот как. Оказалось, что несмотря на то, что он почти не видит, он ведет курсы по выживанию. Он меня научил разным штукам. Например, как разводить огонь с помощью марганцовки и глицерина, как сделать снегоступы из ивового прута или одежду из камыша. В прошлом он был офицером морской авиации и служил на Новой Земле, когда там были испытания «царь-бомбы». Из-за лучевой болезни он ослеп. Благодаря ему у меня появилась мечта – служить на флоте. Мне всегда нравилась эта эстетика – ты стоишь в шапке, как у Жак-Ива Кусто, с биноклем, воротник бушлата поднят, и смотришь вдаль, а вдали – огни маяков.

И когда пришло время идти в армию, я пришел в военкомат и сказал: берите меня только на флот, в противном случае я прямо сейчас перепрыгну через забор и убегу. Я против милитаризма, служения государству, но на флот меня по-настоящему тянуло. И меня взяли на флот и отправили в Северодвинск. Приезжаем в Северодвинск, а там такая обшарпаная хрущевка, сломанные кровати, рваное белье. И я подумал – блин, куда я попал? Неужели это и есть флот, и я здесь буду год служить? Оказалось, что это только учебка. Нас учили обслуживать ядерный реактор, и я, по идее, должен был идти служить на атомный крейсер «Петр Великий». Но нас забрали в Североморск и отправили на авианосец «Адмирал Кузнецов». По приезде мы сразу отчалили от берега и пошли в море. И пробыли там десять месяцев. Мы ходили в Сирию. «Адмирал Кузнецов» очень сильно дымил, когда проходил мимо берегов Сирии, что привлекло к нему внимание СМИ со всего мира. Но причина была банальна: на авианосце был очень плохой мазут, который горел, и из-за этого авианосец коптил.

Моя служба проходила в котельном отделении. Когда все котлы работали, там было 60 градусов жары. Пару раз были пожары. Когда снимаешь робу после пожара, то она в прямом смысле стоит. В итоге за всю службу море я видел два-три раза.

На корабле ты все время прибираешься. Есть старая морская тема, что корабль – это образец чистоты. Все латунные изделия должны блестеть. Однажды в цистерну с водой попал мазут, и нам сказали: берите тазики, ныряйте в цистерну и выбирайте тазиками мазут. Когда на корабле спрашивают, кто хочет на работу, нужно сразу говорить «я!», потому что если ты не пойдешь, то будешь драить палубу или делать еще что-то настолько же однообразное. А работа – это всегда что-то новое. Например, можно поехать на соседний корабль за запчастями. Прозрачный Атлантический океан, полный штиль, берегов вообще не видно. Такая красота!

На корабле все время хочется спать, потому что спишь всего часов пять в сутки. Один раз я задремал на посту и присел на стоявший рядом огнетушитель (а сидеть на посту нельзя, ты должен все время стоять). Пришел проверяющий, положил мне руку на плечо, я вскочил и... тут же упал. Ноги занемели. Потом я был наказан и стоял восемь часов кряду. Служба на корабле – это армия в абсолюте. Там нет тупой военной муштры, но есть полное подчинение правилам. Если, например, ты слышишь сигнал аварийной тревоги, то где бы ты ни был и что бы ни делал – ты должен сию секунду прибыть на боевой пост. У нас парни реально голые из душа выбегали!

Несмотря на то что служба на флоте оказалась не такой, как я ожидал, мне все равно было очень интересно. Как я и хотел, служба на флоте оказалась вообще не про милитаризм. Я автомат не видел даже на присяге. Моим оружием был гаечный ключ.

Виктория, саунд-артист

(из блога kurok_moscow)

Неделю назад мы с братишкой пошли на Волковское кладбище в Санкт-Петербурге, там был интересный ландшафт – половину могил затопило водой, и в какой-то момент мы решили послушать землю, услышать «рокот сторожевых псов». Прилегли, увидели мать-и-мачеху и подумали, что это знак: мы в правильном месте, какое-то время послушали землю, а потом съели немного земли, земля на вкус как земля. Братишка сказал, что это ритуал – съесть могильной земли, что за ритуал – не помню, но как по мне, так это альтернативное занятие, укрощающее автоматизм. Выходит опыт, инспирируемый ритуалом, который открывает бесконечную продолжительность жизни через трансформацию и обновление. Потом стало холодно, и мы пошли в церковь, но нас оттуда попросили, потому что мы «неправильно сидели», и тогда мы пошли греть восковые пальцы в торговый центр. Там поднимались по этажам, наворачивая спирали вверх, и это было вероятно похоже на прохождение кругов ада.

Вообще, мне нравятся кладбища, особенно если они различаются. В коллекции моего «некротуризма» есть, например, могила Александра Маккуина, которая находится в самой северной точке Шотландии, на острове Скай. Могилы Йена Кертиса и Эмиля Чорана. В детстве меня отправили в пионерлагерь «Зубренок» в Беларуси, вожатые повели нас на кладбище времен Первой мировой войны и сказали, что если мы все сейчас замолчим и будем слушать надгробные плиты, то мы услышим, как бьется сердце солдата. И все дети легли на надгробные плиты и слушали.

Антон, владелец кафе Fruit&veges

(из блога kurok_moscow)

Все началось с того, что я стал веганом и понял, что мне просто негде поесть в городе. Я решил открыть кафе здесь, на Artplay. Мне предложили три места: в подвале, где была куча всяких железок, на чердаке и там, где сейчас стоит это кафе. На постройку у меня ушел год жизни, в процессе строительства я потерял все деньги и достраивал из того, что находил в контейнере Artplay, и при помощи своих друзей. Но самым сложным оказалось не строительство, а то, что в день открытия я понял, что совсем ничего не знаю о том, как работает кафе. Я поехал закупаться продуктами на мопеде в январе, кассового аппарата тоже не было. Я был администратором, поваром, что я только ни делал, но, честно признаться, лучше всего у меня получалось мыть посуду.

На тот момент у меня даже друзей-вегетарианцев не было, а когда открылось кафе, сюда начали приходить чуваки, которые говорили: «О! У тебя тут веганское кафе, давай мы будем у тебя работать?» Со временем я начал замечать, что они все жесткие неформалы – либо антифа, либо панки. В общем, это такая низовая субкультура. И с этим было много проблем, потому что приходили их друзья и дебоширили. Многие из них живут воровством, потому что против корпораций, а они суперлевые чуваки, зачем покупать, когда можно просто ободрать эти корпорации?

Я пытался им объяснить, что на каждую украденную вещь магазин сделает наценку следующему покупателю, но это бесполезно. Я сам в какой-то степени беспризорник. Меня не очень любили в школе, у меня был конфликт – я все время спорил с учительницей по английскому языку, поправлял ее акцент. Моя мама работала военным корреспондентом на Sky News и часто говорила на английском, в том числе в моем присутствии. Поэтому на «thank you» учительницы я отвечал «You are welcome». Так не говорят! Как не говорят? Все говорят! За это она ставила мне плохие оценки и плохо относилась ко мне. Я решил ей отомстить: разбил пару яиц в пластиковую бутылку и поставил у окна греться на солнышке, а через месяц купил большой шприц и закачал в подкладку ее шубы этот «нефритовый экстракт». В 16 лет меня выгнали из школы, следующие шесть лет я не учился, а занимался всякой фигней. В 22 я решил получить образование экстерном и пришел в специальное учреждение, где детям из интерната помогают социализироваться, оно называется ROOF (Russian Orphan Opportunity Fund). Это была самая клевая школа, я там даже не борагозил, с директрисой до сих пор дружу. Но история не об этом.