Чего душа просила к Рождеству

Как праздновали Рождество в Москве? Что ели-пили, как готовились к празднику и как его отмечали горожане в начале прошлого столетия? МОСЛЕНТА отправляется в прошлое за пикантными и вкусными подробностями.

«И утка, и кура, и индюшка…»

До Октябрьской революции Рождество в России было самым главным торжеством. Оно начиналось 25 декабря и сопровождалось гуляньями, поздравлениями и, конечно, сытными пирами. Потом наступал Новый год и веселье продолжалось до 6 января.

Дыхание Рождества ощущалось еще с середины ноября. Пошли густым потоком в Белокаменную поезда с птицей. «Шел гусь через Москву, — с Козлова, Тамбова, Курска, Саратова, Самары... — писал Иван Шмелев в книге «Рождество в Москве». — И утка, и кура, и индюшка, и тетерка... глухарь и рябчик, бекон-грудинка и... — чего только требует к Рождеству душа. Горами от нас валило отборное сливочное масло, «царское», с привкусом на-чуть-чуть грецкого ореха, — знатоки это очень понимают, — не хуже прославленного датчанского. Катил жерновами мягкий и сладковатый, жирный, остро-душистый «русско-швейцарский» сыр, верещагинских знаменитых сыроварен, «одна ноздря»... А с предкавказских, ставропольских, степей катился «голландский», липовая головка, розовато-лимонный под разрезом, — не настояще-голландский, а чуть получше…»

Магазины и лавки были полны, и чем ближе становилось Рождество, тем беспокойнее становились москвичи, заполнявшие улицы. Всем хотелось отхватить кусок получше, поаппетитнее, чтобы потешить себя и ближних. Торговались покупатели изрядно, но продавцы не очень-то уступали, поскольку желающих была тьма-тьмущая.

Беспрерывный людской поток

Немыслимая толчея в центре Москвы — в Охотном Ряду, на Кузнецком Мосту, Арбате. Столпотворение у «Мюра и Мерилиза» (ныне — ЦУМ). Там торгуют одеждой, ювелирными украшениями, парфюмерией, детскими вещицами. К слову, накануне Рождества 1900 года в универмаге случился пожар и от здания остались лишь стены.

Спустя восемь лет в Москве вырос новый, причудливый семиэтажный «Мюр и Мерилиз» по проекту модного архитектора Романа Клейна. В универмаге были справочная, рестораны, комнаты ожидания и сверкающий электрический лифт — новинка-с!

«В глазах москвичей, — писал современник. — «Мюръ и Мерилизъ» является выставкой всего того, чем торгует столица применительно ко вкусам как богатых великосветских кругов, так и средних слоев населения».

На лестницах беспрерывный людской поток. Последний этаж отдан рождественскому базару. На широченных прилавках — елочные украшения, святочные маски, игрушки, хлопушки, звезды, шарики из стекла и воска, золоченые мишки и орешки. Дети теребят своих родителей, плачут, если те отказываются от покупки. Все, как в наши дни…

Примечательно, что даже миллионеры, купцы, знатные писатели и артисты не доверяли приобретение праздничных покупок кухаркам и слугам, а сами отправлялись за покупками. И так же, как простой люд, торговались, спорили с торговцами, стремясь выгадать хоть пятиалтынный, хоть гривенник.

И снова — о еде. Да и куда ж без нее?

«Булочные завалены, — писал Шмелев. — И где они столько выпекают?!.. Пышит теплом, печеным, сдобой от куличей, от слоек, от пирожков, — в праздничной суете булочным пробавляются товаром, некогда дома стряпать. Каждые полчаса ошалелые от народа сдобные молодцы мучнистые вносят и вносят скрипучие корзины и гремучие противни жареных пирожков, дымящиеся, — жжет через тонкую бумажку: с солеными груздями, с рисом, с рыбой, с грибами, с кашей, с яблочной кашицей, с черносмородинной остротцой... — никак не прошибутся, — кому чего, — знают по тайным меткам...»

Пока мужчины закупали провизию, женщины приводили в порядок квартиру. Дым стоял коромыслом — сдвигалась и полировалась мебель, снимались образа, картины, мылись полы, протирались окна, люстры и канделябры, вытряхивались ковры и половики. В общем, не жалея сил, москвичи гнали прочь пыль и грязь. Воздух становился чистым, с пронизывающим запахом мастики, скипидара и прочих очистительных средств.

Кавалеры ордена святой Екатерины

В конце декабря Москва окутывалась терпким хвойным духом. В начале прошлого столетия елками торговали лишь на Театральной площади и Воскресенской — где нынче гостиница «Москва». В 1910 году газеты сообщали, что «несколько кудрявых еловых лесов выросло и на других городских площадях». Продавались зеленые красавицы всех размеров — от великанш до крошек. Тут же толкались простолюдины, желавшие поднести — за несколько монеток — покупку.

Ближе к Рождеству прибавлялось работы проворным почтальонам. Едва ли не каждый горожанин спешил поздравить ближних со светлым праздником, а потому сумки письмоносцев распухали до невероятных размеров. Почтальоны не бросали послания в почтовый ящик, а вручали адресату лично. Иной раз им приходилось задерживаться в прихожей, ибо радушные хозяева, получив открытку или письмо, спешили отблагодарить пришельцев горстью конфет или пирожком. А то и рюмкой наливки…

Были переполнены вокзалы. Многие крестьяне, приехавшие в Москву на заработки, спешили в родные края, чтобы провести Рождество в семейном кругу. Невзыскательный был народ, а потому довольствовался не мягкими и жесткими вагонами, а грузовыми, попросту говоря, «теплушками». Главное — успеть к праздничному столу.

«Для москвичей, служивших в частных фирмах и казенных учреждениях, Рождество еще было связано с получением «наградных» денег, — пишут авторы книги «Москва повседневная. Очерки городской жизни начала ХХ века» Владимир Руга и Андрей Кокорев. — Кроме того, государственные служащие получали к празднику награды в виде повышения в чинах, орденов и медалей. Информацию об этом каждая из московских газет старалась опубликовать раньше конкурентов. Из-за спешки случались ошибки, и довольно курьезные. Однажды в газете «Русское слово» не только переврали фамилии нескольких высокопоставленных чиновников, но и некоторые из них были объявлены кавалерами ордена святой Екатерины — исключительно женской награды».

«В пьяном виде возвращенье»

И вот наступал праздничный день. Открывался он церковными службами, люди в праздничном наряде отправлялись к заутрене и ранней обедне. После этого вручались подарки. Презенты получали не только хозяева, но и прислуга. Да и дворникам, трубочистам, кучерам, разносчикам и прочим простым людям доставались подарки и небольшие деньги.

В начале ХХ столетия зазвучала замечательная песенка о елочке, которая «в гости к нам пришла и много-много радостей детишкам принесла». Незатейливые, но душевные стихи были написаны дочкой чиновника Московского почтамта, гувернанткой Раисой Кудашевой в 1904 году…

Рождество — время визитов, праздничных поздравлений, объятий, пожеланий здоровья и счастья. Начинались они прямо с утра. Иным горожанам предстояло заглянуть не в один дом, а в несколько. И в каждом гостей усаживали за стол, потчевали.

Пахло вкусностями, звенела посуда, тоненькими голосами отзывались рюмки и бокалы. Оказаться от угощения не было никакой возможности, иначе — обида-с…

«Праздник — это облаченье
В новомодный фрак,
Непонятное волненье,
У дверей рысак.
Чрезвычайная отвага,
Напряженный ум,
Водка, эль, коньяк, малага,
Редерер и мумм...
В каждом доме радость встречи,
Вилок, рюмок стук,
Поздравительные речи,
Целованье рук...
Чувств «горячих» охлажденье,
Помутневший взор,
В пьяном виде возвращенье
Ночью...»

Так в газете «Новости дня» описывалась непомерная «тяжесть» рождественских визитов.

Еще одна цитата из книги «Москва повседневная. Очерки городской жизни начала ХХ века»: «По рюмочке, да по две, а где так и стаканчик красненького или беленького, да коньячок без счету на придачу, — к вечерку-то образовались градусы высокие. От шести различных поросят отведал, половину заливных да половину жареных, ветчин, икр сколько! Словом, приехал домой больной, да и посейчас в себя не могу прийти. Как взгляну на поросячью физиономию, так дрожь меня и берет. Не будь он скотина бесчувственная, да к тому же заливная, — так бы, кажется, и съездил ему по разукрашенной физии».

Позвольте на тур вальса

С приходом Рождества начинался сезон балов. Самыми престижными были дворянские — их давал предводитель дворянства Московской губернии в зале Благородного собрания — это хорошо известное москвичам здание, рядом с Государственной Думой. Во времена СССР его называли Домом Союзов. Чтобы попасть туда, требовался изрядный «вес» в обществе. Претендентов, которых было множество, отбирала специальная комиссия!

Давали балы и купцы. Престиж их торжеств был ниже, чем у дворян, зато размах превосходил. Описывая такой бал, современник рассказывал, что вся Басманная улица была уставлена экипажами гостей и всех кучеров потчевали шампанским. Из окон гремела музыка, купеческие жены и дочери поражали взор нарядами и украшениями.

Праздники устраивались и для низших сословий. Сначала они проводились на Новинском поле (ныне — Новинский бульвар), затем на другом поле — Девичьем, что в Хамовниках, неподалеку от Новодевичьего монастыря, а также в Манеже. Да и вообще вся Москва в Рождество, что называется, гудела.

Побывав в одном ресторане, кутилы мчались в другой, оттуда в третий, четвертый — из «Метрополя» в «Прагу», затем к Тестову, в «Славянский базар»… Пересаживались с тройки на тройку и, шатаясь, выкрикивали нетрезвыми голосами знаменитую фразу: «Ямщик, гони к «Яру»!» Спустя несколько часов, обессиленные от выпитого, съеденного, многочисленных танцевальных туров, бессильно засыпали за столами.

На другой день визиты и веселье продолжались. А там незаметно подступал Новый год, который тоже было грешно не отметить. И снова начинались походы в гости, балы, гулянья и поистине лукулловы пиры за столами, густо уставленными яствами и напитками.

Валерий Бурт