Суперинтендант его величества

МОСЛЕНТА продолжает рассказывать о великих архитекторах прошлого, создавших облик современной Москвы. В этой серии речь пойдет об Иване Зарудном, русском зодчем, который не уступал мастерством приглашенным Петром Первым иностранным специалистам.

Возможно, имя Ивана Зарудного не так хорошо известно любителям московской старины, как имена других выдающихся архитекторов — его предшественников и потомков. Зато он куда более знаменит, чем другие отечественные зодчие переломной петровской эпохи. Наверное, дело здесь не в уровне мастерства, а в том, что время такое было. Через пробитое Петром окно, европейская культура ворвалась на Русь, сметая на своем пути старые художественные традиции и школы. В соответствии с новыми вкусами заказы получали итальянцы, французы и другие иноземные мастера, а доморощенные зодчие оставались в тени… Хотя работы Ивана Зарудного, Якова Бухвостова, Михаила Чеглокова, Петра Шереметьева и их коллег наглядно показывают, что русские архитекторы конца XVII века были вполне конкурентноспособны даже на высшем мировом уровне.

Можно бесконечно долго умозрительно разглагольствовать о любом мастере, но чтобы реально оценить его талант, все равно нужно взглянуть на конкретные работы. И любого, кто хоть раз видел Меньшикову башню, нет нужды убеждать в том, что создать ее мог только выдающийся зодчий. Если же вам этот памятник незнаком, пробел легко восполнить. Итак, сначала нужно доехать до метро «Чистые пруды» или «Тургеневская» и выйти к Чистопрудному бульвару. Оглянитесь, нет ли где поблизости высоких, красивых старинных зданий? Не старайтесь, все равно не увидите. Тогда пройдите вперед по бульвару буквально сто метров и посмотрите направо. Увидели? Всего в 150 метрах от метро, но скрытая домами стоит великолепная стройная башня-церковь, изящная и могучая, сочетающая начало русское и европейское. Храм Архангела Гавриила не единственное, но, пожалуй, самое значительное сооружение из наследия Ивана Зарудного, посему поговорим о нем подробнее.

Москве от «блудного сына»

Где-то в конце 90-х годов XVII века впоследствии «полудержавный властелин», а тогда еще денщик и наперсник молодого царя Алексашка Меньшиков скупил несколько участков у Мясницких ворот, возле «Поганой лужи». Фасадом на Мясницкую улицу был отстроен дворец (примерно, на месте почтамта), а стоявший в глубине храм архангела Гавриила стал домовой церковью для семьи. Сначала Александр Данилович просто отреставрировал старый каменный храм, но в 1704-м все же решил построить новый. Вроде как привез он из очередного похода древнюю икону Полоцкой Божьей Матери, по преданию — написанную самим евангелистом Лукой, в честь чего и затеял строительство. Кстати, тогда же Меньшиков приказал очистить и облагородить «Поганую лужу», которую с тех пор москвичи называют Чистыми прудами…

Сооружение новой величественной церкви было поручено известному московскому зодчему Ивану Зарудному. А помощником его стал Доменико Трезини — будущий главный архитектор Санкт-Петербурга. То ли Меньшиков сознательно хотел, чтобы новая церковь имела традиционно московский облик, то ли итальянец еще не обжился в России. А может быть, слава Зарудного перевесила моду на все европейское. Но факт остается фактом: Трезини помогал Зарудному, а не наоборот. Кроме него, на строительстве работала целая бригада итальянских скульпторов. Кстати, Трезини вскоре был командирован на берега Невы, где начиналось строительство новой столицы, и там его талант раскрылся во всем блеске. А Зарудный продолжил работу в Москве.

Размах нового храма был в духе нувориша Меньшикова: церковь должна была превысить самого Ивана Великого (имеется в виду колокольня) и стать доминантой в городской архитектуре. А еще — вписаться в облик старой Москвы, но выглядеть по-европейски, хитрый царедворец держал в уме вкусы своего патрона. Зодчему была предоставлена свобода творчества и почти безграничные ресурсы — мечта для любого художника.

Изначально храм состоял из четырех ярусов и был значительно (почти на треть) выше — 84,2 метра. Это на 3,2 метра выше колокольни Ивана Великого. Для облегчения конструкции верхний ярус в форме «восьмерика» был сделан деревянным, далее шел тонкий шпиль, увенчанный флюгером в виде парящего ангела с крестом в руке. Такой башня изображена на старинных гравюрах. К сожалению, в 1723 году в шпиль угодила молния, и деревянная часть конструкций загорелась. Бороться с пожаром на такой высоте возможности, естественно, не было, и верхний ярус со шпилем полностью сгорели. Погибли и установленные на верхнем «восьмерике» куранты с полусотней колоколов, радовавших москвичей переливистым звоном. Упав внутрь храма, они сильно повредили, а кое-где полностью разрушили иконостас и декор.

Через полвека, в восьмидесятые годы, уже при Екатерине Великой башню восстановили, но четвертый ярус делать не стали. Нет теперь и шпиля — храм венчает барочная главка в форме еловой шишки.

Но и сейчас облик здания вызывает восхищение. В принципе, крестообразная в плане форма нижнего этажа и верхние ярусы «восьмерик на четверике» довольно традиционны для русской архитектуры, но совмещение их выглядит очень необычно. Гармоничные формы, затейливый декор, сложные переходы между ярусами — все продумано и логично. Обилие деталей не производит впечатления излишества, свойственного барокко, что подчеркивает мастерство художника. Храм Архангела Гавриила трудно отнести к конкретному стилю, точнее, эту работу вписывают в разные вариации барокко. В нем много от присущего предыдущим десятилетиям «московского» (или «нарышкинского») барокко, но видны и европейские черты. Чаще всего, его определяют термином «петровское барокко», хотя это понятие очень условное. Как любой большой мастер, Зарудный не приспосабливался к стилю, а создавал его. И некоторые его идеи поистине революционны для русского церковного зодчества. Например, посмотрите, как он решил главный вход в храм, который, к счастью, сохранился в первозданном виде. Крупные, похожие на контрфорсы волюты (завитки) как бы оттеняют портик, придавая ему удивительный и неожиданный облик. А идея высокого шпиля в русской церковной архитектуре вообще была применена Зарудным впервые. Удачный опыт потом возьмет на вооружение Трезини, например, при строительстве Петропавловского собора, который был заложен им в 1712 году.

Посол Мазепы и суперинтендант Петра

К сожалению, нам очень мало известно о личной жизни Зарудного. Судя по всему, родом он с Украины, во всяком случае, оттуда он приехал. Но с тем же успехом он мог происходить из южнорусских, белорусских или польских земель, входивших в состав Речи Посполитой. В одном из документов он назван «иноземцем», но говорил и писал по-русски он свободно, что явствует из его архива. Впервые его имя упоминается в 1690 году в документах Малороссийского приказа. Вроде бы, гетман Мазепа прислал Зарудного в столицу по делам церковного строительства на Украине, но архитектор так и остался в Москве. Быстро стал известен и популярен. В 1701 году он был определен на службу именным указом царя, причем мастер не состоял в каком-либо ведомстве, а выполнял личные заказы царя и его ближайшего окружения. Известно, что Зарудный был близок с митрополитом Стефаном Яворским — его земляком, бывшим ректором Киевской духовной академии и фактическим главой Русской православной церкви при Петре I.

Из построек Зарудного сохранились довольно многие, хотя авторство некоторых из них не имеет точного документального подтверждения, а определяются лишь по характерным приемам и почерку зодчего. Большинство исследователей сходятся в том, что им построена церковь Иоанна Воина на Якиманке — она стоит напротив дома купца Игумнова, старого здания французского посольства. Это одна из ярчайших церквей петровской эпохи. По всей видимости, именно Зарудный строил церковь Петра и Павла на Новой Басманной улице (окончена в 1719 году), надвратную церковь Тихвинской Богоматери Донского монастыря (это вторые ворота монастыря, они сейчас закрыты) и Спасский собор Заиконоспасского монастыря на Никольской улице, позднее преобразованного в Славяно-Греко-Латинскую академию. Все эти здания сохранились и, хотя некоторые довольно сильно перестроены, дают представление о масштабе творческого таланта их автора. Это настоящие шедевры московской архитектуры, подлинное украшение города.

Из документов достоверно известно, что Зарудный построил в Москве Синодальный дом и двое Триумфальных ворот в честь годовщины Ништадтского мира. Они сохранились лишь на гравюрах. По словам современника, Зарудный «у строения Синодальных ворот был неотлучно и не токмо у архитекторского управления, но и у живописания, позлащения, снецарства, столярства и у прочих всех потребных материалов во исправлениях своеручно и радетельно».

Здесь подчеркивается многогранность талантов Зарудного, который был не только архитектором, но и декоратором, резчиком, скульптором и художником. А указом Петра от 27 апреля 1707 года он получил звание суперинтенданта и практически был назначен надзирателем над всем российским иконописанием и изготовлением иконостасов:

«Лучшего ради благолепия и чести святых икон... московских градских и иностранных приезжих во всей Всероссийской своей державе надзирать и ведать их, кроме всех приказов, и свидетельствовать иконы, объявлять признаками, которые впредь им даны будут, и смотреть прилежно у себя Ивану Зарудному... И ведать ему Ивану с ведома преосвященного Стефана митрополита, а за высочайшую честь св. икон и в благопотребном изуграфстве управительного рассмотрения писатися ему Ивану супер интендентором».

В последнее десятилетие своей жизни Зарудный сосредоточился на этой очень тонкой и сложной работе — изготовлении резных золоченых иконостасов. Самые знаменитые из его работ — это иконостас Петропавловского и Исаакиевских соборов в Санкт-Петербурге и Спасо-Преображенского собора в Таллине. Интересно, что все они сделаны зодчим в Москве, по «техзаданию» архитекторов. Так, для собора Петропавловской крепости коллега Трезини прислал ему точные размеры, а Зарудный уже сам делал эскиз и руководил резными работами. Потом в разобранном виде иконостас пересылали на подводах и с ним отправлялась бригада мастеров, которые собирали его на месте. Конечно же, для Меньшиковой башни — своего любимого детища — иконостас Зарудный сделал лично, но он погиб при пожаре.

К сожалению, в Москве не много сохранилось от барочной эпохи конца XVII — первой половины XVIII веков. На то много причин. Технологии тогда были не самые совершенные и долговечные, к тому же, город часто горел. А в 1714 году Петр запретил возведение каменных зданий везде, кроме Петербурга, и на несколько десятилетий в Москве вообще прекратилось любое крупное строительство. Когда оно возобновилось, пришла другая архитектурная эпоха. Многие из зданий, что пережили страшные пожары и войну 1812 года, не устояли в годы первых пятилеток и во время кампании по борьбе с религией. Именно тогда Москва потеряла знаменитую Сухареву башню — ровесницу Меньшиковой (она всего на несколько лет моложе), великолепное творение Якова Бухвостова. Эти три здания долго были самыми высокими в Москве и определяли ее облик. «Сухарева башня — невеста Ивана Великого, а Меньшикова — ее сестра», — говорили в народе.

В определенном смысле Зарудному повезло больше, чем коллегам: до нас дошло немало его шедевров. И говоря о наследии этого выдающегося мастера, нужно вспомнить и других великолепных московских зодчих того времени, создававших самобытный и яркий облик города еще до петровских преобразований. У нас была своя архитектурная школа и свой путь творческого развития, который ничем не уступал западному и не потерялся в дальнейшем, воплотившись в работах русских мастеров следующих поколений.

Георгий Олтаржевский