Пора по барам!

Ресторан был местом силы. «Прага», например, долгие годы вообще была порталом в мир Запада пусть и Восточного блока, с какой-никакой, но иностранной кухней и аутентичными сосисками и пивом. Как и Сан-Тропе со всеми его понтами, который вырос из обычной рыбацкой деревни, так и «Прага» со знаменитыми пугачевскими застольями и блеском советской мишуры, выросла из занюханной забегаловки — трактира для извозчиков.

А «Арбат» с его полчищем проституток и девушками go-go, которых тогда называли танцовщицами варьете и божились, что в стране секса нет! Ресторан был одним из самых крутых в городе.

Но мифы о недоступности люксовых заведений были сильно преувеличены. Я помню на первом курсе МГУ кто-то подбил меня отметить день рождения в ресторане «Арбат». Нищие студиозы сбросились, вышла гора денег. Нас, конечно, обсчитали потом в пух и прах, но компания человек в двадцать погудела тогда до глубокой ночи, ни в чем себе не отказывая.

Зачем мы грохнули столько денег на Пожарские котлеты и слабое вино категории компот, сейчас уже не понять. Возможно, мы хотели пришпорить машину времени и поскорее почувствовать себя крутыми и взрослыми. Ну, мы ее и пришпорили и теперь фразу: «Пошли, посидим в кафе» я произношу чаще, чем: «Привет, как дела?»

Сегодня ресторанов и баров в городе столько, что пробегая, например, где-нибудь по Дмитровке, ты понимаешь, что да, в этом городе едят. Заведения наползают друг на друга, как льдины в ледоход, даже коллапс с парковкой ничего не изменил. Одна вывеска за другой, террасы встык, столики в ряд, салат хрустит, вино пузырится.

В городе диапазон от монументального «Пушкина», который уже и не ресторан вовсе, а часть биографии столицы — до «Рюмочной» на Никитской, которая своей сопротивляемости прогрессу и миру понтов и чистогана тоже завоевала себе место в истории. Но как будто этого всего мало.

По всему городу открываются то буквально дверь в стене, в которой сидит какой-нибудь студент с конспектом и продает тебе стакан кофе на вынос, то вдруг проносится слух, что надо все бросать и бежать в новое заведение, потому что сегодня все самое интересное и вкусное только там и нигде больше. И все бегут, приобщаются и снимают на телефон свои и чужие сытые физиономии. Вся эта околопищевая субкультура могла бы вызывать снисходительную усмешку и даже легкое презрение, если бы не касалась практически всех и каждого.

Москвичи еще не так часто, как европейцы едят не дома, и ресторанов все равно раз в 15 меньше, чем в Париже или Нью-Йорке, но если вы сегодня захотите с кем-то встретиться, почти наверняка вы позовете человека не домой на бутерброд, а в знакомое кафе через дорогу.

Было бы значительно проще, если бы все было только про «пожрать». Плюс немного фантазии и минус собственной лени — и любой знает, что на собственной кухне можно поесть вкуснее и дешевле. И пусть это будет не гастрономический шедевр молекулярной кухни, а домашние пельмени со сметаной, но тут тоже дураков нет — у правильных пельменей из родной кастрюли харизмы не меньше, чем у хваленых макарон из апельсинов и сока из говядины.

Но еда едой, однако, не только в ней дело. Во-первых, это атмосфера. Есть места, откуда уходить не хочется, даром, что, понятное дело, дома всегда лучше. Но бывает, когда из пары комнат в полуподвале где-нибудь на Покровке получается мировая бабушкина столовая прошлого века с репродукцией Кандинского на стене, книжной полкой, абажуром, котом Олеговичем и биточками-пальчики-оближешь в меню. Сначала проблема — найти это заведение в городских катакомбах, потом — выбраться оттуда. Отцепиться от кота, книжки и бесконечных разговоров о судьбах России и вернуться обратно в реальную жизнь.

Во-вторых, это флирт. В местах, где есть салфетки, столики, сухое красное и «дайте, пожалуйста, меню» знакомились, знакомятся и будут знакомиться, что бы там женщины не верещали о вымирающих мужчинах и мамонтах.

В-третьих, это польза. В городе все больше кафе и ресторанов, которым важно не просто накормить клиента и заработать денег. Популярные места по сарафанному радио и через социальные сети распространяют информацию о сборе то подарков на Новый год в дома престарелых, то одежды и игрушек для пострадавших от стихии или войны детей и взрослых.

В одном ресторане неиспользованные продукты в конце рабочего дня раздают нуждающимся и нищим. В другом, хозяин много лет подряд на 9 мая приглашает к себе на обед всех ветеранов дома, в котором работает его заведение. Приходят такие нарядные бабули, выпивают водочки друг за друга и за праздник, и пусть все это как капли света в море и мире городского сумасшествия, но от этого они не становятся менее ценными.

В четвертых, ресторан — это территория коммуникации. Даже если вы забились со своим телефоном и томиком Маркеса про сто лет одиночества в угол, глазами сверкаете, с официантом объясняетесь жестами — вы все равно вышли из дома и пришли к людям. Которые сегодня даже до и после митингов собираются в кафе и среди них уже многие только по рассказам старших товарищей знают, что о политике можно было говорить исключительно дома на кухне, что кухня это часть культуры, подарившая отечественной истории не только кухарку-управленца, но и первую волну диссидентов-раскольников.

Ну и в пятых, рестораны — это наша новая жизнь. Домашние застолья, как и бумажные книги, никуда не денутся, и не переведутся фанатики и энтузиастки, которые и не поймут, что у них день рождения или Новый год, если не убьются у пыхтящих котлов у себя на кухне, нашпиговывая утку ананасами или переплавляя твердый шоколад в жидкий. Но теперь и у них есть выбор. И можно тряхнуть бюджетом и пойти в свой районный «Максим» с дырочками от мишленовских звезд, в котором будет весело и, возможно, даже вкусно.

Наша жизнь изменилась всего за каких-то пару десятков лет. Она и дальше будет меняться, как бы это ни тревожило сознание советского и постсоветского человека, приученного к предсказуемому завтра, неотличимому от сегодня и вчера. Возможно, весь общепит с его дорогими ресторанами и дешевыми забегаловками всего лишь звено в цепочке социальных перемен, не только хороших и не всегда к лучшему, но от него уже не отвертишься.

Человек всегда хочет есть. Когда он хочет сделать это красиво, он идет в ресторан. Когда у него есть выбор, он идет в тот, который ему больше подходит или нравится. Возможно, это ничего не значит, а возможно, мы действительно стали «более лучше жить», но совсем зажрались и не заметили этого.