«Важнее пациента ничего нет!»

Здравоохранение на сегодняшний день по-прежнему остается одной из наиболее активно меняющихся городских систем и привлекает к себе особое внимание со стороны властей. Так, в городе реализуется более 50 проектов в этой сфере, а столичные больницы и поликлиники получают все новые гранты на развитие и повышение зарплаты врачей и других медработников. МОСЛЕНТА поговорила с врачом-ревматологом, кандидатом медицинских наук Евгенией Федоренко о романтизации профессии, уровне российской медицины и отношении к медикам.

О выборе профессии

— С чего все началось? Ты знала, что станешь врачом?

Можно сказать, меня раззадорили, сказали, что вряд ли у меня что-то получится, и я в 11 классе в начале летних каникул заявилась на станцию скорой помощи и сказала: «Хочу у вас работать!». Меня два раза выгоняли, а на третий, уж не знаю, как так получилось, но один врач посмотрел на меня, потом на своего коллегу и говорит: «Слушай, ну возьми ее к себе, пусть она чемодан, что ли, за вами таскает!». Так меня все-таки взяли, и я целых три месяца провела бок о бок с врачами бригады вызова.

— У тебя были когда-нибудь серьезные сомнения в выборе профессии?

Когда я училась на первом году ординатуры, у меня не стало папы. Никто не ожидал такого исхода, он никогда не болел, а тут онкология, стремительное развитие болезни, и спустя полтора года смерть. И я тогда сильно задумалась: вокруг мир, в котором столько оптимизма и энергии, а я выбираю для себя область, где так много боли и драм. Выдержу ли я все это? Меня в какой-то момент накрыло так, что я собиралась уходить, но перетерпела и все-таки осталась.

— Что помогло?

Мысль о том, что в любой момент мы все можем оказаться на месте больного. Вероятен любой сценарий, буквально любой. И я поняла, как расточительно и неблагодарно мы относимся к себе и к своему здоровью, когда у нас все хорошо. Мы правда не ценим это. Не хочу впадать в пафос, но когда у тебя все нормально и ты еще можешь помочь другому человеку, это обязательно нужно делать.

— Ты сейчас стажируешься в Германии, в Мюнхене, скажи, русские и немецкие пациенты сильно отличаются друг от друга?

Во-первых, у немцев значительно выше медицинская грамотность. Только у нас можно спросить человека, пришедшего на прием: «Что вы принимаете?» и получить в ответ: «Две красные таблеточки утром и две синие вечером». Причем еще и не сам пациент ответит, а его жена за него. Там я такого еще ни разу не встречала.

И еще есть такой момент, когда наш пациент, которого госпитализировали, может на полном серьезе сказать: «Я не привык жить в подобных условиях, организуйте мне отдельную палату и поставьте туда кровать из красного дерева, а оперировать – ну, кто будет, тот и будет!» Вот это тоже очень по-нашему. Конечно, человек имеет право и на комфорт, и даже на каприз, но в такой ситуации заботиться об условиях больше, чем о качестве лечения, – это как-то странно.

Но заскоки везде бывают, например, немцы в Мюнхене могут захотеть, чтобы их осматривал доктор обязательно с баварским диалектом.

О российской медицине

— Скажи, ты уже больше 10 лет в профессии. На твоей памяти в области нашей медицины произошли какие-то изменения?

Я бы сказала, у нас сегодня все не так плохо, как мы часто слышим. Особенно в Петербурге, Москве, во многих крупных городах. Другое дело, что в той же Москве можно получить помощь высочайшего уровня, в ревматологии так точно, а можно попасть в прекрасные палаты к слабым специалистам. В Германии медицина не так центрирована, тебе и в деревне окажут квалифицированную помощь. Если ты попадешь на стол к местному хирургу, с высокой долей вероятности тебя успешно прооперируют. У нас пока очень много контрастов.

— Как ты считаешь, откуда берется равнодушие и грубость наших врачей и медперсонала?

В любом столичном стационаре у врача по 15-16 пациентов. Это не оправдание, но это конвейер, и врач должен обладать незаурядными профессиональными и человеческими качествами, чтобы оставаться на высоте с каждым пациентом, каждый день, в любой ситуации. Но выгорание, да, это проблема. С одной стороны, не стоит делать выводов о всей области, однажды нарвавшись на грубость отдельно взятой медсестры, но, с другой стороны, в той же Германии такое практически невозможно. Там уровень подготовки среднего медперсонала пока значительно выше нашего. И цена жизни в целом другая.

Там если человек попадает в хоспис, для него сделают все, чтобы эти свои полгода он не просто дожил, а прожил максимально ярко и счастливо. Там больше уважения к положению, в котором оказался человек. Мы к этому пока только идем.

— Как ты думаешь, у советской медицины были свои сильные стороны?

Мне кажется, ее самой сильной стороной были люди. Сейчас нашим учителям и профессорам где-то за 80, и это счастье, что мы смогли у них поучиться. Нам каждый день повторяли: «Важнее пациента для вас ничего нет! Если вам не интересен человек – уходите из медицины».

— А сегодня?

Ой, ну, все по-разному. У меня был случай, мой сокурсник, очень толковый парень, сидел однажды на экзамене. Плохо было его дело, он капитально забросил учебу и заваливал экзамен. Преподаватель ему говорит: «Давай так, ты же учился в медучилище, должен знать, зачем патронажная сестра приезжает к новорожденному младенцу? Простой вопрос, ответишь – поставлю приличную оценку. Не ответишь – получишь двойку и на второй курс не попадешь».

Мы сидим, дыхание затаили, слышно, как муха пролетает, переживаем за него, дескать, ну ответь ты, простой же вопрос! Он посидел, подумал, поворачивается к преподавателю и говорит: «Валерия Васильевна, ну как зачем приезжает? Да не дай бог, чего!». Мы так за головы и схватились (смеется).

— А зачем все-таки сестра приезжает?

Взвешивает, осматривает, оценивает состояние ребенка. А за свое «не дай бог чего», мой приятель тогда честно заработал пару.

— Он сейчас работает по специальности?

Да, в хирургии.

— Как ты оцениваешь уровень нашей медицины «для всех»?

Самым слабым звеном этой цепочки мне представляется поликлиническое. Ко мне самой недавно пришел врач, который выписывал больничный и в слове «ревматология» сделал три ошибки. Ну, какой тут может быть разговор!

О романтизации и уважении

— Как ты считаешь, не романтизирована ли излишне ваша профессия?

На сто процентов. Тут и «Доктор Хаус», и «Интерны» внесли свою лепту. В реальности все совсем не так, как в кино, много рутины. Мои друзья-хирурги, приходят на работу рано утром, у них целый день операции одна за другой. Они оперируют не тогда, когда у них есть настроение и им хочется, а по графику.

И совершенно замечательные люди – полные энтузиазма, с юмором, с желанием работать. И это уже новое поколение, многим еще и сорока нет.

— Своей профессией ты можешь сегодня зарабатывать на жизнь, ты довольна доходами?

Ну, скажем так, тут есть куда стремиться. Учитывая квалификацию и наработку, конечно, хотелось бы, чтобы в России платили больше. В Германии специалист моего профиля получает в 3-4 раза больше. Там тоже не все так просто, в Германии сейчас нехватка врачей по всей стране, хотя это одна из самых престижных и хорошо оплачиваемых профессий. Там врач – это очень круто.

— А у нас?

У нас это уже не так все-таки. Мы, к сожалению, растеряли уважение к профессии, которое у нас было когда-то. Вот бизнесмен – это да, а врач… Даже в разговорах, когда кто-то из подруг говорит, что встречается с врачом, все сразу носом крутят: «А, ну понятно, с бюджетником встречаешься».

— Скажи, а в Германии если бы ты, как когда-то в Москве, пришла и попросилась работать на скорую, тебя бы взяли?

Думаю, что нет. Но там другая фишка. Там врачи, несмотря на свои чины, посты и регалии, – очень демократичные в общении люди. Я сейчас переписываюсь с шефом Мюнхенской ревматологической клиники, который подписывает письма: «С уважением, Хендрик». А это светило международного масштаба, у него весь этаж увешан его дипломами. У нас в России со специалистом такого уровня иногда бывает встретиться сложно.

— Как немцы относятся к русским врачам?

Предубеждений точно нет. Напротив, интерес и симпатия. Мифы это все о враждебном отношении к нам или нашим специалистам. Мне вообще все чаще кажется, что ничему не надо верить на слово. Вот пока сам не увидишь, не почувствуешь и не переживешь, не стоит делать никаких выводов. И немцы совсем не закрытые и холодные люди, как многие думают, а любопытные, очень гостеприимные и с ними легко договариваться. Они совершенно по-другому, чем мы, устроены, и им явно интересно общаться с нами. А предрассудки, ну, у кого их нет. Но только не они все определяют.

Этери Чаландзия