«К моменту смерти Сталина заключенных уже не осталось». Как сложилась судьба дома, где располагалась «шарашка» Солженицына

«Это был фантом»

Вокруг этого здания возникло много легенд, особенно в поздние советские годы. Да и в 1990-е люди не понимали, что за дом такой, обнесенный колючей проволокой.

Это был фантом. Здания как будто не существовало до тех пор, пока Солженицын не начал масштабную кампанию по раскрытию десятилетиями сохранявшейся тайны о том, кто там сидел и чем в этом здании занимались.

Поэтому внимание с определенного момента было к нему приковано.

До 1960 вокруг него была пустошь. Здание стояло на отшибе, туда сложно было добраться и в округе никто не жил. С 1960-х началась активная стройка: сначала хрущевки, потом брежневки. И здание начало обрастать легендами.

Вариантов было очень много, начиная с того, что там занимаются ядерными исследованиями, и заканчивая тем, что там пытаются создать сверхсекретную радиоаппаратуру, которая позволит все на свете прослушивать.

Потому что очертания здания - продольный корпус с полукруглым «носом» и башней внешне напоминали им паровоз с трубой.

«От легендарной "шарашки" 1940-х ничего не осталось»

Подлинная история здания открылась относительно недавно. Поэтому многое из того, что можно найти о нем в интернете - это часто придуманная информация, и даже статья в Википедии сильно некорректна.

Таким образом, легенды и мифы до сих пор витают вокруг. Когда музей откроется, мы сможем их развеять, подробно рассказав о здании. Под это выделено отдельное помещение с экспозицией, выстроенной на документах и подлинных предметах, связанных с его историей.

В здании был проведен капитальный ремонт. Внешний вид восстановлен таким же, каким был с конца 1940-х, фасад сохранен и это большая заслуга строителей. Например, мы уже получили здание без той самой легендарной помпезной лестницы с барельефом Сталина, которую Солженицын описывает в романе. Надо понимать, что там долгие годы было советское предприятие, и от той самой легендарной «шарашки» 1940-х внутри ничего не осталось.

«Построили молниеносно и не очень хорошо»

В царские времена обычно строили долго, по несколько лет: фундамент стоял год, прежде, чем начинали возведение стен, и так далее. А это здание построили за полгода, причем в не самое лучшее время, в межсезонье. По тем меркам, в 1885 году, это было молниеносно и, видимо, не сильно хорошо. Так как не прошло и 20 лет, а зданию уже потребовался ремонт.

Здание строил Богоявленский монастырь, как приют для детей священников. Ровная часть - жилая, а полукруглая - придомовая церковь, храм, который выполнял служебную функцию. Детей священнослужителей учили слову божьему, они проходили семинарский курс, и тут же - практику. «Производственную», как сейчас принято говорить.

Период существования там действующего храма был крайне недолгим: в 1923 году он был закрыт официально, а фактически перестал действовать сразу после революции.

Самая ранняя фотография здания относится к 1946 году. Остается только предполагать, что полукруглые окна, которые можно видеть на снимках, были с самого начала.

«Александро-Мариинский детский приют с начальной школой»

У московского Богоявленского монастыря здесь была дача, в те годы это было далекое Подмосковье. Во второй половине XIX века существовала проблема содержания детей бедных священников и детей-сирот из среды священнослужителей. Монастырь поставил себе целью им помочь, построив на месте дачи приют.

После того, как 1883 году прошла коронация императора Александра и супруги его Марии, в нашей стране многие учреждения стали называть Александро-Мариинским. К слову, традиция называть что-то в честь государственного деятеля была в Советском Союзе и существует в современной России.

Строили с осени по весну, расписали храм и открыли все в 1885 году. Назвали заведение Александро-Мариинский детский приют с начальной школой и придомовым храмом в сельце Марфино близ Останкино.

С самого начала учеников было немного, около 60. В лучшие времена - в 1880-е, 1890-е их было в районе сотни, плюс персонал. В приюте дети жили и получали образование школьного уровня. Кто-то шел дальше учиться в духовную семинарию, а кто-то после приюта возвращался к другой своей жизни.

Когда началась Первая мировая война, появился другой контингент, нуждавшийся в помощи. Это были дети воевавших или погибших солдат. Елизавета Федоровна Романова, известная своей благотворительной деятельностью, создавшая и открывшая по стране много богаделен, монастырей и приютов, открыла здесь приют для солдатских детей. Просуществовал он до 1918 года.

«С 1918 года здесь открыли детскую колонию»

После революции история здания поломалась, как это бывает с судьбами людей. Задачи, которое оно выполняло, стали другими и соответствовали тому времени С 1918 года здесь открыли детскую колонию.

Сложно говорить о какой-то благотворительности, когда мы произносим слово колония.

Известно, что ставший позднее известным художник Леонид Хорошкевич преподавал там детям рисунок и черчение.

«Стихийный военный госпиталь»

В сложные для всей страны 1920-е и 1930-е годы в здании под разными номерами открывали детские приюты и детские дома. При каких-то из них действовали школы, и дети из соседних деревень Останкино и Марьино, бегали туда учиться. В 1920-е годы эта территория уже входила в Москву, там была самая окраина.

В 1930-х там учился один из видных советских государственных деятелей, Николай Месяцев, в 1960-е и 1970-е возглавлявший Гостелерадио. Он оставил довольно-таки позитивные и добрые воспоминания, в которых тепло вспоминал и это здание, и располагавшуюся в нем школу. Учились там все подряд: и беспризорники, и деревенские дети. Все нормально общались, были в мире и согласии.

Что тут было во время войны, установить сложно. Мы разговаривали с «условно» местными жителями. Люди, жившие там с 1960-х, вспоминали, как кто-то им рассказывал, что в здании находился стихийный военный госпиталь. Видимо, тогда оно находилось в таком месте, где он требовался, недалеко от линии обороны Москвы.

Зато мы нашли аэрофотосъемку 1942 года. Очень интересная фотокарта, похоже на спутниковое изображение в Google Maps, но только снято с немецкого самолета. Наше здание там хорошо видно. Я всегда думал, что такие карты стали делать не так давно, а оказывается, и в войну умели хорошо снимать с воздуха.

«Говорить по телефону, не опасаясь прослушивания»

Сразу после войны, в 1945 году, там снова сделали детскую колонию, но теперь в ведении Министерства внутренних дел. Видимо, уже в соответствии со сложившейся ранее практикой использовать здание для работы с детьми. Просуществовала эта колония всего год.

С этого места мы переходим к истории «шарашки». Чтобы понять, что это было за место, надо погрузиться в контекст. Тогда, после Великой Отечественной, начиналась Холодная война. Обстановка была напряженной.

Для конца 1940-х это было что-то на уровне фантастики. Что-то сверхъестественное. Как если бы в наши дни было дано задание перевести рынок коммуникаций с телефонных разговоров на голографическую связь. Чтобы мы не голос в трубке слышали, а общались с объемной голограммой. И предложить рабочее решение надо было бы за год.

Причем не только немецкие, но и английские, и японские. Привезли, и встал вопрос - куда это класть? Кому со всеми этими вопросами разбираться?

Задача поставлена, а что делать - непонятно. Обозначили этот объект в Марфино. Неизвестно, по какой причине, но решили, что именно здесь будут заниматься разработкой этой техники. Может быть, сыграло роль то, что здание находится в удаленном районе Москвы. Вокруг территории - колючая проволока, речка и Останкинский лес. Ни автобусов, ни машин не ездит, так что никто сюда просто так не придет. Кругом огороды и поля.

Думаю, имело значение и то, что рядом Бутырская тюрьма, откуда заключенные и попадали сюда. Это было место этапирования заключенных, где они проходили отсев, и самые умные направлялись на «шарашки». Ближайшая была Марфинская. Находилась рядом еще и Туполевская , туда не сильно далеко было ехать.

«С заключенными работали немецкие военнопленные»

Была поставлена задача - создать суперсовременное, суперсекретное устройство, которое позволит зашифровывать телефонные переговоры. С самого начала с заключенными работали немецкие военнопленные с инженерным образованием, которые что-то понимали в технике. Их отобрали для интеллектуальной работы, и в итоге они оказались включены в состав разработчиков.

Для себя я их всех считаю разработчиками, хоть никто их так и не называл. Такие сотрудники, хоть и занимались интеллектуальным трудом, находились здесь в статусе заключенных и военнопленных. Другая часть военнопленных занималась стройкой. Они восстанавливали здание, которое после войны было в ужасном состоянии: из-за ветхости даже полы проваливались. Ведь несколько лет никто за ним толком не ухаживал.

Интересно, как люди туда попадали. Солженицын и Копелев описывают, что среди заключенных была такая легенда, что надо прикинуться умным. Когда происходил разговор с тем, кто принимал решение, куда дальше этапировать, можно было сказать, например: «Я знаю десять иностранных языков». Или: «Я могу с закрытыми глазами собрать вертолет». Это вызывало у следственных работников удивление, и они думали, что дальше с этим человеком делать.

Кроме того, среди заключенных ходила легенда, что на «шарашках» очень хорошо. Там не бьют и здорово кормят, иногда есть горячая вода, можно спать на нормальной кровати.

Поэтому многие мечтали попасть в «шарашку». И люди туда попадали рандомно, из разных мест. Отбирали и механиков, и филологов, а Солженицын, например, попал туда, как математик. Аппаратура подразумевала большую математическую работу.

«Все здание было распилено на режимные зоны»

Сценарий экранизации Панфилова «В круге первом» Солженицын писал сам, так что это хороший источник, по которому довольно-таки достоверно можно представить, каково было жить и работать в этой «шарашке». Правда группу не пустили в само здание, несмотря на то, что они хотели снимать именно там. На тот момент это было закрытое предприятие.

Копелев писал, что наблюдал силуэты ангелов на стенах, но думаю, что это могло быть придумано. Мы обнаружили в здании несколько слоев штукатурки, так что неизвестно, могли ли заключенные видеть элементы росписи.

Выходя из этой полукруглой части, они попадали к лестнице с пунктом пропуска. Дальше шли в зависимости от того, кто в какой лаборатории работал. Здание было поделено на сектора: особый и общий, в который можно было зайти без спецпропуска.

Солженицын, например, работал в общем секторе, в акустической лаборатории. Они с Копелевым занимались исследованием звука, филологией, фонетикой. Не знали алгоритмов шифрования и криптографией не занимались.

Те, кто был вхож в особый сектор, проходили через дополнительный пропускной пункт. Все здание было распилено на такие режимные зоны. Производство находилось в цокольном, полуподвальном этаже. Так что в первые годы работы шарашки, в 1947-м и 1948-м здание было универсальным.

По воспоминаниям Копелева и Солженицына, кормили заключенных довольно хорошо, все они были поделены на категории: первая, вторая, третья. И все, включая папиросы, заключенные первой категории получали получше, а второй и третьей - похуже и поменьше. Распределение зависело от успехов в работе и поведения. Тех, кто буянил и дрался, в категории понижали.

Среди нарушений я в документах находил драки, утерю документов-пропусков. Кроме того, заключенные пытались делать радиоприемники и телевизоры. Украдкой паяли их и слушали зарубежные станции, в первую очередь Би-би-си. Даже пытались ловить телевизионные передачи. Их находили, ловили, технику отбирали, категорию понижали.

У здания были разные входы: парадный, с улицы академика Комарова, который мы будем использовать сейчас. Все, кто официально работал над созданием техники в здании, были офицерами Министерства государственной безопасности. У них были такие своеобразные звания, как инженер-капитан, или инженер-майор. Гражданские без погон там как правило не работали. Бывало, после ВУЗов туда попадали молодые девчонки, которые отучились на факультете связи, и им сразу - погоны.

«Золотая клетка»

Слово «шарашка» придумано заключенными и пущенное в широкий оборот Солженицыным, который поднял вокруг этого явления большой общественный разговор. Бывшее здание приюта официально, называлось тогда «Лабораторией номер 8». Так ее называли офицеры, «вольные» сотрудники, а для заключенных она была «шарашкой».

Я разговаривал с «ветераном» предприятия, который работал там с середины 1950-х, и он это место называл «золотая клетка». Он считал, что заключенные жили там в очень хороших условиях. Одно то, что к ним обращались по имени-отчеству, уже о многом говорит.

В отдельных лабораториях вес и роль заключенных была даже выше, чем «вольных» инженеров в погонах. Часть заключенных получили освобождение после выпуска серии аппаратуры. С них сняли судимость и они стали работать в тех же стенах «вольными» разработчиками.

Он говорил, что немцы работали там чуть ли не до 1960-х годов, а потом их отпустили, и они вернулись в ГДР. Это тоже из серии легенд, документов на этот счет нет. Точно можно сказать, что немцы слабо продвинулись в шифровании звука. Они сделали только один более-менее успешный аппарат, который использовали полицаи. И трофейное оборудование, которое привезли из Германии, в советских разработках не сильно помогло. По большей части мы сделали свою аппаратуру.

«Огромные железные шкафы, объемом с четыре холодильника»

Никто к тому моменту не знал, как из обычного аналогового сигнала сделать цифровой. Как поток звука переводить в единицы и нули? На дворе 1946 год. И вот исследовательскому коллективу предстояло заниматься оцифровкой.

За рубежом в этот момент такие разработки делали, и успешно. Но в Советском Союзе о них не знали, так как они были засекречены. Наши специалисты читали открытую литературу, знали и понимали, что происходит за рубежом. Но у них не было доступа к технике, которую производили в Великобритании или разрабатывала будущая американская АНБ. Все это было там под грифом «секретно».

У нас ученый Владимир Котельников еще в 1930-е предлагал эти идеи. Но технически впервые советские наработки оцифровки звука воплотили в «Лаборатории номер 8».

Этот поток нулей и единиц попадал на телеграфную ленту, которая передавалась в дисковую шифровальную машину. Из известных можно себе представить «Энигму».

То есть «перемолотый» и переведенный в цифру звук попадал в механическую машинку с несколькими наборами дисков. Они все это зашифровывали и передавали на линию связи. На другом конце линии стояла такая же машинка, несколько железных шкафов.

Выполнив эту работу, трудившиеся на проекте специалисты если не сделали невозможное, то совершили огромный технический рывок. Первый прототип собрали к 1949 году. Разработки называлась «М-803», «М-805» и «М-809». 803-я, «тройка» работала лучше всего.

На базе этой аппаратуры впоследствии были созданы многие поколения советской шифровальной аппаратуры и для военных, и для правительственных линий связи. Конкретно в этом здании произошел импульс, рывок, от которого пошел уже дальнейший отсчет создания линеек советской аппаратуры по шифрованию звука.

«В подвале стояла огромная советская ЭВМ»

Период активной разработки в рамках одного здания «Лаборатории номер 8» закончился в 1954 году. К этому моменту заключенных в «шарашке» не осталось. Сталин умер в 1953-м. Многих, особенно политических заключенных, реабилитировали. Кого не реабилитировали, перевели на другие предприятия.

После 1954 года все это стало просто закрытым предприятием. Территория разрослась. Мозговой центр из «Лаборатории номер 8» уехал. Все разработчики переместились в новые, более комфортные корпуса. И с 1960-х по 2019 год в старом здании были обеспечивающие службы.

В 1960-х появились новые корпуса, а уже в 80-е перед зданием построили большую «книжку», которую сотрудники называют «кубинский дом». Либо потому, что его строили по кубинскому проекту, либо потому, что в нем было, как в жилом доме на Кубе - зимой очень холодно, а летом - очень жарко.

Все, что вокруг старого здания разрослось - это был большой концерн, НИИ «Автоматика», который действует до сих пор. Они и до сих пор продолжают заниматься тем же самым - криптографией. Разрабатывают технику связи, засекречивающую аппаратуру.

В 2019 году здание передали нам, научно-производственной компании «Криптонит». Активная фаза ремонта прошла в 2020-2021 году. Теперь здесь будет музей криптографии, он откроется 21 декабря.

Я заходил в здание в 2020 году, на этапе его передачи. Там было помещение профсоюза, стоматологический кабинет, столовая, бухгалтерия, отдел технический эстетики. В цокольном этаже было помещение ЭВМ, где раньше стояла огромная советская машина Раздан-3. Секретных лабораторий там уже не было, разработчики из здания давно уехали, после чего поменялись и его задачи.

«Коллекция собиралась под музей»

Нашей задачей было сохранить здание. В районе Марфино не так уж много построек XIX века. И это очень символично - в тех стенах, где родилось все отечественное шифрование звука, открывается музей криптографии, который рассказывает о шифровании любых средств передачи данных.

Коллекция собиралась под музей.

Примерно в таких условиях мы начинали собирать коллекцию.

На данный момент конкретно для нас на уровне правительства рассекречено порядка 40 наименований техники. Ее нам передали из различных ведомств, в которых она сохранилась. Впервые в истории Советского Союза и современной России будет открыто продемонстрирована большая часть линейки шифровальной техники, которая использовалась и в армии, и в правительственной связи. Покажем классные «олдскульные» машинки типа «Энигма» с шифровальными дисками, за рубежом их называют роторами. Вертолетная техника под названием «Яхта», уникальная советская машинка «Фиалка М-125-3М» 1970-х годов, - все это мы покажем, расскажем, как что работало, кто и когда эту технику придумал.

Раскроем огромный блок информации, который был под грифом буквально до начала этого года. Расскажем, как работала горячая линия Москва-Вашингтон, как по ней общались руководители государств. Там была своя шифровальная аппаратура. Это же разговор правительственного уровня, между державами. Информация, которую нужно закрыть максимально стойко.

Про пойманных иностранных агентов. Есть один кубинский «кейс» Аны Монтес. Она с помощью приемника получала зашифрованные послания по так называемым «номерным радиостанциям». Все объясним, покажем, как выглядели эти приемники.

Мы наконец-то открыто сможем показать эти легендарные машины. Надеюсь, придут старые шифровальщики, вздрогнут, и скажут про себя: «Боже мой! Я под угрозой расстрела не должен был даже упоминать про эту аппаратуру, а теперь вот она, стоит, и можно рассказать о ней друзьям».

«Не нужно будет оформлять никаких пропусков»

Удивительно, как здание отражает судьбу страны и судьбы тех, кто пережил революцию, войну, заключение, и другие испытания XX века. И в то же время поразительно, что совсем уж черного и беспросветно-негативного в истории здания не было. Даже во времена, когда в нем находились детские дома, приюты, колонии и спецтюрьма, там все равно было много позитивных моментов. Так что, на мой взгляд, в целом здание несет довольно-таки позитивную энергетику.

По-моему, очень здорово, что мы открываем в нем общественное пространство, куда люди будут приходить открыто, и для этого не нужно будет оформлять никаких «спецпропусков». Помимо постоянной экспозиции и зоны временных выставок в музее будут работать лекционный зал, просветительский центр и мастерская.

В Марфино сейчас нет ни одного подобного общественного пространства, и местные жители с нетерпением ждут, когда мы откроем здание. После того, как десятилетиями оно было «секретным», «режимным» объектом, они наконец-то смогут оказаться внутри и узнать, что же там было. Посмотрят экспозицию «Память здания», созданию которой я посвятил немало часов, и поймут, насколько же разными были периоды в сравнительно недавней истории нашей страны.

Приятно, что после всех испытаний XX века здание вернулось к своему изначальному, гуманистическому назначению: был приют для детей священников, а теперь будет музей.

Страница Музея криптографии - здесь