Инородные тела

Человек не вечен, и рано или поздно он завершает свой земной путь. Естественно, возникает вопрос: что же дальше? Мировые религии смотрят на это по-разному, между тем перед родными и близкими усопшего независимо от вероисповедания возникает проблема захоронения тела. Так было раньше и так будет всегда. МОСЛЕНТА решила вспомнить, как в разное время в нашем городе хоронили умерших иноверцев.

Город на костях

Как ни странно, но на протяжении большей части истории Москвы умерших горожан хоронили прямо в городе, так сказать, «не отходя от кассы». Кладбища были почти при каждой церкви, даже в Кремле их было несколько. Хоронили и на Красной площади возле храма Василия Блаженного, которого, кстати, тоже предали земле у стен собора и лишь впоследствии поставили над этим местом часовню. При раскопках на Манежной площади было найдено несколько приходских кладбищ, ранее, при возведении Манежа строители обнаруживали старые могилы.

Считается, что в XVII веке в Первопрестольной насчитывалось под тысячу церквей, и практически при каждой был погост.

Ограничения были введены при первых Романовых — сначала Михаил, а потом и его сын Алексей запретили хоронить умерших внутри кремлевских стен. Еще дальше пошел следующий Романов — Петр, который в 1723 году издал указ о запрете хоронить людей уже в пределах всего города. Но император вскоре и сам преставился, а москвичи продолжили по старинке хоронить умерших у ближайших церквей.

Лишь через четверть века к этой проблеме вернулась дочь Петра — императрица Елизавета. То ли из суеверия, то ли по иной причине, но в 1748 году она запретила хоронить умерших у церквей вдоль дороги от Кремля к Лефортовскому дворцу, а уже имевшиеся на этом пути погосты приказала сравнять с землей. Взамен, императрица повелела организовать кладбище за пределами города и даже за казенный счет выстроить там церковь. Иногда говорят, что этот указ и положил начало относительно упорядоченной структуре городского кладбищенского хозяйства. Хотя, точнее, все же назвать его предтечей создания коммунального некрополя.

Кондратьев И. К. «Седая старина Москвы». 1893 год:

«В 1750 году, 1 июня, Московская губернская канцелярия уведомила консисторию, что на показанном месте деревянная церковь выстроена, куплены к ней колокола и некоторая утварь. Синодальная контора прислала в новоустроенную церковь Евангелие, крест напрестольный и кадило. Определены к церкви причт, староста церковный и три сторожа из военных. 21 декабря 1750 года церковь на кладбище соборянами Успенского собора освящена во имя св. Лазаря Четверодневного. На содержание причта и церкви жалованье отпускалось из Статс-конторы»

По названию церкви кладбище назвали Лазаревским. Традиция погоста возле церкви как бы сохранилась, но сместились понятия. Теперь первичным было довольно обширное кладбище, храм же лишь обслуживал его. И конечно, важно, что финансирование учреждения шло из казны. Кладбище просуществовало до 30-х годов ХХ века, сейчас на его месте трасса Третьего кольца (бывший Сущевский вал) и детский парк «Фестивальный». А большинство могил так и осталось в земле.

Но создание одного кладбища общую ситуацию практически не изменило, и захоронение на городских погостах продолжалось. Все изменила страшная эпидемия чумы, начавшаяся в 1770 году. Первый случай был описан в ноябре, когда в Лефортовском госпитале умер офицер, привезенный из воевавшей с турками армии. Следом заразились лечивший его лекарь-прозектор и общавшиеся с ним люди. Дальше пошло-поехало… К августу ежедневно умирали тысячи. В итоге, Москва потеряла до половины населения.

Вот как описывал эти события их непосредственный участник, доктор Лерке:

«Невозможно описать ужасное состояние, в котором находилась Москва. Каждый день на улицах можно было видеть больных и мертвых, которых вывозили».

Правительство вынуждено было принимать срочные меры, для чего в Москву срочно был командирован наделенный абсолютными полномочиями Григорий Орлов, в подчинение которому были переданы значительные воинские силы. Орлов перекрыл дороги и выставил карантины, пресек мародерство и подавил стихийно возникший «чумной бунт». А 17 ноября 1771 года был издан указ правительствующего сената «О мерах к прекращению эпидемий и устройству кладбищ», в котором вводился жесткий запрет на захоронения внутри Камер-Коллежского вала, который тогда считался границами города.

Вот с этого исторического распоряжения и начинается история подавляющего большинства московских некрополей. Естественно, большинство из них были русскими и православными, но оказались среди них и несколько «иноверческих».

От адмирала Лефорта до доктора Гааза

Иностранцы стали жить в Москве уже в XIV веке, в следующем столетии их колонии стали довольно многочисленными. Итальянские мастера строили Кремль, немало придворных прибыло с Зоей Палеолог, да и торговля постепенно развивалась.

Остатки старинных иноверческих кладбищ найдены при раскопках в районе Якиманки и Маросейки, жили иностранцы и в других районах Белого города. Так продолжалось до 1643 года, когда отвечая на челобитную (донос, как сказали бы сегодня) группы православных священников, царь Михаил Федорович приказал: «дворов и дворовых мест Немцам и Немкам вдовам у Руских людей не покупать, (...) а ропаты, которые на Немецких дворех близко Руских церквей, велети сломать».

А еще через десять лет сын почившего Михаила царь Алексей и вовсе приказал выселить всех иностранцев за город в Кукуй — единую немецкую слободу. Понятно, что иноземные кладбища в черте города быстро были заброшены и уничтожены. Это объясняет нередкие археологические находки надгробий с иностранными письменами. Часть это могилы, но многие плиты находились во вторичном использовании, уже в качестве строительного материала. Наши рачительные предки такими вещами не брезговали.

Следующим из Романовых на престол вошел Петр. Для него Кукуй стал любимым местом легкомысленных юношеских похождений – пирушек с Лефортом и интрижек с Анной Монс. После безвременной смерти дорогого друга район переименовали в Лефортово. Похоронили уроженца вольного города Женевы в лютеранской церкви, но позже перенесли прах (вместе с останками шотландского генерала Патрика Гордона) на расположенное неподалеку Немецкое кладбище на Введенских горах, где традиционно хоронили всех покойников Кукуя.

Стоит отметить, что до Петра немцами без разбора именовали всех северных европейцев – голландцев, датчан, шведов и так далее, И хоронили их, как католиков, так и лютеран, именно на Введенском или Немецком кладбище. И еще: не все москвоведы склонны соглашаться с версией перезахоронения Лефорта.

После описанных выше чумных событий и указа Екатерины от 17 ноября 1771 года, Немецкое кладбище стало одним из официальных городских, но сохранило свою репутацию иноверческого. На нем традиционно хоронили всех московских «западных христиан», хотя православных могил начиная с XIX века на нем тоже не мало.

Здесь обрели вечный покой художники братья Васнецовы, архитекторы Роман Клейн и Константин Мельников, великий врач и гуманист Федор Гааз, актеры Анатолий Кторов и Татьяна Пельцер, спортивный комментатор Николай Озеров, писатели Михаил Пришвин и Ираклий Андронников и многие, многие другие. Здесь похоронены погибшие летчики эскадрильи «Нормандия-Неман» и умершие в Москве солдаты наполеоновской армии. Кладбище, которое официально сейчас именуется Введенским и сохраняет негласный статус иноверческого действует по сей день.

За Балчугом, у Даниловского монастыря

Мусульмане постоянно жили в Москве с XVI века, когда в состав России вошли Казанское и Астраханское ханства. Естественно, татарские, башкирские и ногайские вельможи теперь служили государю и в столице стали появляться их дворы-ставки, да и торговля с Поволжьем оживилась. В основном гости селились на юге в Замоскворечье, которое тогда активно обживалось москвичами: в ту сторону шла дорога на Орду, или Ордынка.

Известно, что именно там, где-то в районе нынешнего Павелецкого вокзала и улицы Зацепа, находился Ногайский двор, где проходили конские торги – степняки пригоняли табуны на продажу. Там же за рекой и заливными лугами стала формироваться татарская слобода — первое упоминание о ней относится к началу XVII века (1619 год), но тогда она уже существовала, и мы можем допустить, что появилась слобода чуть ранее.

Тогда же на карте Москвы появляются название Ордынка, Крымский брод, чуть позже Балчуг — по-татарски болото. Видимо, к этому же времени (конец XVI – начало XVII веков) относится и появление первых мусульманских молельных домов, а возможно, даже скромных небольших мечетей в Татарской слободе. Естественно, мусульманской общине нужно было где-то хоронить умерших, и у нее было свое кладбище за Калужскими воротами Земляного города неподалеку от Крымского брода. Примерно там, где сейчас центральный Парк культуры и отдыха имени Горького.

Жесткая церковная политика первых Романовых не обошла стороной и татарскую общину — мусульманские молельные дома были закрыты, наряду с западноевропейскими кирхами. Кладбище после эпидемии чумы и екатерининского запрета было закрыто, но рядом с православным Даниловским кладбищем появился участок, именуемый новым мусульманским кладбищем. Оно по сей день существует, под боком у Патриарха.

Шариатом запрещены различные надгробия и украшения, поэтому на территории нет старых памятников. Допускалась лишь установка плиты с именем и датами рождения и смерти — их здесь сохранилось немало. Всех умерших обязательно укладывали головой в сторону Мекки. Со временем нравы несколько смягчились, и на современных могилах можно увидеть и памятники, и фото, и даже аэрографию. Хотя мусульманские участки за последние десятилетия появились и на других столичных некрополях, Даниловское кладбище остается для московских мусульман самым старинным и престижным.

Хачкар на Сурб Арутюн

Есть в Москве и армянское кладбище, которое расположено в Пресненском районе, напротив Ваганьковского. Это кладбище, которое называют Армянское Ваганьковское, было основано в 1805 году по ходатайству старейшины армянской общины в Москве Минаса Лазарева.

При его личном содействии и участии других армянских купцов была построена и армяно-григорианская церковь святого Воскресения — по-армянски Сурб Арутюн.

Над входом в храм установлен традиционный камень-хачкар с резным изображением креста. В 1859 году погост обнесли величественным капитальным забором с башнями, выстроенными по проекту известного московского зодчего Михаила Быковского. Тогда же на кладбище появился монументальный поминальный дом.

Большинство могил на кладбище датируются концом XIX — началом XX веков. Здесь можно встретить усыпальницы-часовни, выполненные по средневековому армянскому канону, надгробия-хачкары и современные могильные плиты с фигурами покойных в полный рост. Кстати, весь комплекс зданий и могил некрополя объявлен памятником и охраняется государством.

Иудейский след

Еврейской общине в 1788 году была выделена земля рядом с православным Драгомиловским кладбищем, их разделял довольно ветхий деревянный забор. Это справа от Кутузовского проспекта, если ехать из центра, за гостиницей Украина и до пересечения с Третьим кольцом. Когда-то это было живописное место вдоль высокого берега.

Вход на еврейское кладбище находился близ моста Окружной железной дороги. За кирпичными воротами стоял небольшой молельный дом, далее следовали аккуратные ряды могил. Еврейская традиция не подразумевает вычурных надгробий, так что выглядело кладбище скромно и аккуратно.

Судьба кладбищ была печальной. В тридцатые годы Советская власть приняла решение об их ликвидации — как православного, так и иудейского. С последнего официально были перезахоронены лишь художник Исаак Левитан и погибший в 1918-ом революционер Николай Абельман, тот в честь которого переименована улица Покровский вал в районе Таганки.

Некоторые семьи все же успели перезахоронить своих родственников на Востряковское кладбище, но точных данных нет. А все остальные могилы безжалостно пошли под нож тракторов.

На их месте сейчас стоят элитные сталинские дома, это едва ли не самый дорогой район города. А во дворах, когда проходят сильные дожди, из-под земли порой появляются старинные камни надгробий и кости некогда живших здесь людей. Так что в некотором смысле, и сегодня Москва – город на костях.