Фальшивый «подарок» Наполеона

Второго сентября (по старому стилю) 1812 года авангард французской армии через Дорогомиловскую заставу вступил в Москву, а на следующий день в первопрестольную въехал и сам Наполеон Бонапарт. Стоя на срытой ныне Поклонной горе, император долго рассматривал в подзорную трубу лежащий перед ним город.

Согласно старой легенде, именно здесь и состоялась его встреча с представителями московской Преображенской общины старообрядцев-беспоповцев Федосеевского согласия, которые якобы преподнесли завоевателю традиционный русский хлеб-соль. За свое гостеприимство они даже получили охрану и печатный станок для изготовления фальшивых денег, которые они и штамповали на Преображенском кладбище.

История о том, что староверы сотрудничали с захватчиками, скорее всего, вымысел, а вот фальшивые французские деньги в первопрестольной — вещь вполне реальная.

От Диогена до Пушкина

История фальшивых денег почти так же продолжительна, как история денег настоящих. Одним из первых фальсификаторов платежных средств был не кто иной, как Гикесий — отец философа Диогена.

Этот уважаемый господин жил в черноморском городе Синопа (что на турецком берегу) и был известным в городе менялой и ростовщиком, а заодно промышлял изготовлением «легких» монет, что было противозаконно. По слухам, он и сына привлекал к этому «бизнесу». Гикесия в итоге разоблачили и сослали, а сын, уехав из родного города в Афины, стал философом-киником, жил в глиняном пифосе (который иногда ошибочно именуют бочкой) и пропагандировал аскетизм.

Несколько веков спустя фальшивомонетничество дошло и до наших земель. В средние века чеканкой монет на Руси, как и в некоторых странах Европы, занимались частные лица, называемые в старину «денежниками». В Москве с XIV века была даже особая «денежная слобода», где печатали монеты из серебряной проволоки, государству же ремесленники платили налог.

Многочисленные злоупотребления со стороны денежников, чеканивших монету более легкую по весу и менее чистую по содержанию металла, не раз вызывали народное недовольство и нередко приводили к бунтам. Об одном из таких массовых возмущений в Нижнем Новгороде, к примеру, повествует нижегородская летопись 1447 года.

Отмечены подобные события и в годы правления Елены Глинской — матери царя Иоанна IV Грозного. Произвол денежников привел к тому, что вместо пяти монет рублевого номинала, как это было до XVI века, из фунта серебра стали чеканить 10 металлических денежных знаков этого же достоинства.

Народ возроптал, и в 1535 году правительство Глинской распорядилось перечеканить все эти деньги на новые — по шесть монет из фунта серебра. При этом был изменен рисунок аверса (лицевой стороны) монеты, где вместо фигуры всадника с мечом в руке появилась фигура с копьем — по одной версии великого князя, по другой – Георгия Победоносца. С той поры эти монеты стали именоваться копейками.

Не стала исключением и Россия, хотя до нас бумажные деньги добрались несколько позже. В ноябре 1769 года императрица Екатерина II распорядилась отпечатать первую партию бумажных национальных ассигнаций, а уже через несколько месяцев — в начале 1770 года — появились и первые 90 фальшивых купюр номиналом 75 рублей, которые виртуозно были переделаны из 25-рублевок.

Авторами этих подделок стали военнослужащие московского гарнизона канцелярист Николаев и сержант Шулепин. Они искусно заменили цифру 2 на 7, а прописные «двадцать» на слово «семьдесят». Следующими подделывателями бумажных купюр стали обладатели знатной московской фамилии братья Сергей и Михаил Пушкины: первый из них привез из-за границы штемпеля, литеры и бумагу для производства фальшивых ассигнаций.

Императрица Екатерина II понимала опасность фальшивок для только нарождающегося финансового рынка страны и ревностно взялась за борьбу с фальсификаторами. Когда преступники были схвачены, всемилостивейшая матушка-императрица прислала в Москву собственноручно написанную записку главнокомандующему в городе князю Михаилу Никитичу Волконскому, в которой подробно расписала наказание виновным:

«Сергея Пушкина, который для делания штемпеля ездил в чужие края и с оными при обратном пути на границе пойман, следовательно, более других заботился о произведении сего вредного государственному кредиту дела, лишить чинов и дворянства и взвести на эшафот, где над ним переломить шпагу и поставить на лбу «В» (т.е. «вор»), заключить его вечно, как вредного обществу человека, в какую ни есть крепость. Михаила Пушкина, как сообщника сего дела, лишить чинов и дворянства и сослать в ссылку в дальние сибирские места".

Типография возле Монпарнаса

Но то были фальшивомонетчики свои, доморощенные. А почти три десятилетия спустя во Франции производство фальшивок для русского рынка было поставлено на промышленные, можно сказать, государственные рельсы.

В самом центре Парижа, в нескольких минутах ходьбы от Монпарнаса на улице Вожирар (там, где жил Арамис из «Трех мушкетеров»), в одной из тайных типографий императора Наполеона талантливому французскому граверу Лаллю были переданы несколько образцов русских ассигнаций, по которым ему предстояло изготовить медные штампы для печати фальшивых русских денег.

Кстати, ранее аналогичным образом Наполеон пытался «подорвать» экономику Австрии, Пруссии и Англии.

Французская разведка сработала отлично. Уже после войны стало известно, что одним из главных участников этой провокации был посол Франции в Санкт-Петербурге и кавалер русского ордена Андрея Первозванного Арман де Коленкур. Он с секретным посланцем отправил на улицу Вожирар не только несколько образцов новеньких денежных купюр, но и всю оснастку для их изготовления: образцы специальных досок, матрицы и пуансоны.

Это происходило в районе 1810 года. Тогда Россия уже десять лет вела беспрерывные войны то с Турцией, то с Персией, то со Швецией, а то с Францией. Все эти военные кампании тяжелым бременем ложились на российскую экономику. А главным средством возмещения гигантских военных расходов, естественно, стала безостановочная работа печатного станка и выпуск все новых и новых партий российских ассигнаций. За первое десятилетие XIX века их объем удвоился, и общая сумма бумажных денег к 1810 году составила более 579 миллионов рублей!

Трудно сказать, сколько нужно приплюсовать к этим просто гигантским по тем временам суммам еще и фальшивых денежных знаков, которые были отпечатаны после 1810 года в подпольной парижской типографии. Однако из воспоминаний участника военной компании 1812 года, позже — генерала и исследователя Ивана Петровича Липранди (кстати, имевшего прямое отношение к разведке и тайным операциям) известно, что примерно за полгода до начала войны, в самом начале 1812 года, через варшавского банкира Френкеля на российский финансовый рынок было вброшено до 25 миллионов фальшивых ассигнаций.

Апогей этой истории наступил, когда французы находились в Москве. По сведениям уже упомянутого генерала Липранди, возле Каменного моста появились меняльные лавки, в которых фальшивые купюры обменивали на золотые и серебряные монеты с хорошим дисконтом. К примеру, за купюру достоинством в 5 рублей в этих «обменных конторах» требовали всего один серебряный рубль. И, кстати, щедрое жалованье своим офицерам и солдатам во время «русского похода» Наполеон тоже выплачивал фальшивыми русскими ассигнациями.

По свидетельству участников тех знаменательных событий, в 1814 году, когда наша победоносная армия возвращалась из Европы домой, армейские интенданты произвели тщательную ревизию всех полковых касс. Результаты оказались ужасающими: из одного миллиона пятисот тысяч рублей, которые имелись в артельных кассах армии, более трехсот тысяч оказались поддельными!

«ГосуЛарственные ассигнации»

Французские подделки 25-рублевого номинала были изготовлены на хорошем полиграфическом уровне и отличались от подлинных купюр бумагой голубоватого оттенка и ошибками в тексте. Вместо слов «ходячею монетой» и «государственной ассигнацией» французский гравер Лалль, явно не воспринимавший русскую букву «д», вырезал на медной доске «холячею монетой» и «госуларственной ассигнацией».

Кроме того, подписи тогдашнего министра финансов и кассира Петербургского банка на поддельных купюрах были отпечатаны типографским способом, а на подлинных российских ассигнациях писались от руки специальными чернилами.

Ответные меры наше правительство начало принимать сразу по окончании войны.

За разработку новых купюр, водяных знаков, специальных красок и даже станков для производства ассигнаций отвечал русский генерал испанского происхождения Августин Бетанкур. Кстати, именно он придумал и сконструировал новый станок, сознательно сделав его огромным и шумным — так труднее было создать тайное производство. Постепенно старые купюры стали заменяться новыми, более сложными и защищенными.

С другой стороны, встал вопрос о том, стоит ли принимать у людей фальшивые банкноты или нет. Вот что писал об этой ситуации известный историк Петр Иванович Бартенев, кстати, консультировавший Льва Толстого по историческим вопросам во время работы над романом «Война и мир»:

_«Что же сделало в этих условиях русское правительство? Страна разорена – это так.

Крестьянин, имея на руках фальшивую бумажку в 25 рублей, обнищает совсем, если эту бумажку не оплатить. Государственный банк вынужден был принять фальшивые ассигнации как подлинные. Государство несло убытки – непоправимые! Но иначе было нельзя»._

Государство благородно взяло все проблемы на себя. Фальшивки принимались, за них по номиналу выдавали новые бумажные деньги. Постепенно они полностью вытеснили наполеоновские «госуларственные ассигнации», которые со временем стали редкостью и предметом вожделения коллекционеров.

Рассказал доктор исторических наук Борис Лившиц