«Рядом все казалось черным, так много правды было в нем». Как 145 лет назад появился один из самых известных московских двориков

Москва — большая деревня

Сначала живописец назвал свою картину «Арбатский дворик». Потомственный аристократ и пенсионер Академии художеств только что приехал в Москву из учебных командировок в столицы мировой живописи — Париж, Флоренцию, Неаполь, Вену.

Точное место, где Поленов создал свою картину, — пересечение Дурновского (ныне Композиторская улица) и Трубниковского переулков. За двориком и прилегающими к нему строениями — храм Спаса Преображения на Песках, в правой части полотна видны очертания церкви Николая Чудотворца в Плотниках.

Там, где в конце XIX столетия расцветала сельская пастораль, в начале XXI века шумит-кипит Новый Арбат. Вот такая поразительная метаморфоза.

Когда-то Москва была большой деревней — так ее и называли. Лев Толстой в «Войне и мире» писал: «Прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню…» На Садовом кольце цвели яблони и груши, на Зубовском и Смоленском бульварах шумели липы. Утопали в зелени Хамовники, Арбат, Пресня, Замоскворечье…

В Первопрестольной было много небольших домов и больших усадеб. Из-за заборов слышалось кудахтанье кур, мычание коров и конское ржание. По улицам раскатывали богатые экипажи, пролетки, телеги с грузами. Никакой суеты не было и в помине, жизнь шла неторопливо и размеренно, так же вышагивали вальяжные прохожие…

В послании другу своего отца, промышленнику и издателю Федору Чижову, Поленов писал: «Дорогой дядя, благодарю Вас за гостеприимство и т. д. Мое новое жилище очень неподалеку от Вас. Находится оно в Дурновском переулке между Новинским бульваром и Собачьей площадкой…»

Новинский бульвар остался в центре Москвы, хотя и сильно изменился, а Собачьей площадки и след простыл. Это была старинная улица на Старом Арбате, которую в 60-х годах раздавил Новый Арбат. Многие дворянские дома в стиле ампир и неоготики возвели на ней после пожара 1812 года. Улица была вымощена булыжником, в центре стоял фонтан с львиными головами. Однако некоторые считали, они собачьи. Возможно, потому, что в стародавние времена здесь находились царские дворы, откуда слышался густой лай. Там растили породистых собак для высшего света.

Просто и гениально

«Я ходил искать квартиру, — вспоминал Поленов. — Увидел на двери записку, зашел посмотреть и прямо из окна мне представился этот вид, я тут же сел и написал его». Как просто! И одновременно — гениально.

Поленов создал первоначальный вариант «Московского дворика» в 1877-м, а позже доработал, населил людьми и немного изменил композицию. Отзывался о своей картине скромно. «К сожалению, я не имел времени сделать более значительной вещи, — писал Василий Дмитриевич коллеге Ивану Крамскому. — Мне хотелось выступить на передвижную с чем-нибудь порядочным…»

Да он сам не думал не гадал, на что способна его вдохновенная кисть!

Картина впервые экспонировалась в Москве, где в мае 1878 года открылась выставка передвижников. Скромное на вид полотно не только не затерялось рядом с работами уже известных Репина, Ярошенко, Васнецова, Шишкина и Куинджи, но и привлекло большое внимание.

Художник Василий Бакшеев вспоминал, что рядом с поленовским «все этюды и пейзажи других художников казались черными, как клеенка, настолько много света, воздуха, жизнерадостности и правды было в этой небольшой по размеру, но глубокой по содержанию картине».

Один из рецензентов охарактеризовал полотно, как «прелестный, смеющийся, миниатюрный ландшафт», отметив, что «глаз не хочется отвести от этой радостной, патриархальной картинки». Как же точно сказано!

Меценат Павел Третьяков, прямо на вернисаже купивший картину «Московский дворик», писал Крамскому: «Поленов поставил очень милую вещь, не пейзаж и не жанр, а вроде и того, и другого: московский или провинциальный барский дворик, заросший травой. Типично и красиво написано». Это был один из первых комплиментов картине, позже признанной одним из шедевров отечественной живописи. С этого полотна пошла слава замечательного русского художника.

Слезы старой барыни

Стоит заметить, что картина Поленова имела продолжение. В том же 1878 году он написал полотно «Бабушкин сад», на котором изобразил тот же самый усадебный дом, что и в «Московском дворике», только с другого ракурса.

Сюжет щемяще-грустный — старое, увядшее дворянское гнездо в обрамлении запущенного сада. По дорожкам бредет, тяжело опираясь на трость, старая женщина в чепце и темном платье, которую поддерживает под руку то ли служанка, то ли внучка. Кажется, слышно шуршание слабых шагов…

Для нее все осталось в прошлом: богатство, уют, счастливая семейная жизнь. Наверное, когда-то в этом доме слышался веселый смех, гремела музыка, кружились в танце пары, звенели бокалы. Теперь же остались одни замутненные слезами воспоминания. И — удушающая бедность…

«Бабушкин сад» перекликается с другой картиной — «Все в прошлом» Василия Максимова. На ней — старая барыня, сидящая в кресле и ее служанка с вязаньем у порога флигеля. На заднем плане — запущенный дом с закрытыми ставнями окнами. Это символ: жизнь этих женщин тоже заколочена — фрагментами былого, горькими раздумьями. Другой характерный знак — засохшие деревья и дорожки, которые давно никто не убирал.

Максимов написал свою картину позже поленовской на десять лет — в 1888 году И быть может, на сюжет его толкнуло полотно «Московский дворик»…

Таких разоренных усадеб, как на картина Поленова, было в старой Москве немало. Судьба во все времена была коварна и изменчива: на смену радостям являлось уныние, вслед за богатством приходила нищета. Старые обитатели ветхих особняков уже не жили, а доживали свой век.

Мимолетное видение

На днях автор заглянул в те места, где была написана картина Поленова. Стоял светлый летний день, такой же, как на полотне. Но все остальное было иное — людская река, текущая по асфальтовому руслу Старого Арбата, неподалеку — взметнувшиеся к облакам небоскребы, нескончаемый поток машин другого Арбата — Нового.

Ушедшее время застыло на картинах, в воспоминаниях, письмах. Но порой оно напоминает о себе, как на полотне «Московский дворик». Взглянешь, задумаешься, и вдруг вспыхнет перед глазами пейзаж старой Москвы, чьи-то лица. Вдохнешь аромат цветов, запах горячей мостовой, старого дерева, свежих яблок и ахнешь, поразишься…

Однако видение мимолетное — пролетело и растворилось. И прошлое опять стало далеким.