Опубликовано 30 января 2018, 13:16
10 мин.

«А потом все это рухнуло. И началось...»

Весь XX век в рассказах жильцов одного дома
Книгу «Большая Садовая, 10. История московского дома, рассказанная его жителями» антрополог Дмитрий Опарин с сотрудниками музея Булгакова готовили к публикации больше четырех лет. В интервью МОСЛЕНТЕ Дима рассказал, как находил бывших жильцов коммуналок в Париже и в Крыму, какие соседи Булгакова проникли в роман «Мастер и Маргарита» и где сегодня искать неопубликованные мемуары 1920-х годов.
Большая Садовая, дом 10
Большая Садовая, дом 10
Антон Акимов

Если убрать из этого дома все связи с «Мастером и Маргаритой», его история все равно останется такой же драматичной и яркой, как и у любого крупного доходного дома начала XX века. Каждый из них мог бы послужить основой для романа

Дмитрий Опарин

антрополог, кандидат исторических наук, старший преподаватель исторического факультета МГУ имени Ломоносова, научный сотрудник НИУ ВШЭ и Музея М.А. Булгакова

Куратор проекта

- С 2011 года вы, как журналист «Большого города», опросили жильцов 40 старых московских домов, опубликовали о них статьи и книгу. Чем так хорош дом 10 по Большой Садовой, что отдельное издание вы решили посвятить именно ему?

Д. О.: Когда я делал журналистские публикации, то постоянно «спотыкался» то об один дом, то о другой, и думал: «Вот по нему точно стоит делать книгу».

Впервые это случилось, когда я в течение нескольких недель собирал материалы о доме на Мясницкой, 21, где находятся художественные мастерские. В XX веке в них работали многие крупные художники и скульпторы, в том числе Родченко, который запечатлел дом на многих фотографиях. Материалов с каждым днем открывалось все больше, и в какой-то момент я сказал себе: «Все, стоп, этот дом заслуживает отдельной книги».

Еще мне много раз предлагали изучить историю комплекса доходных домов страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре. Там жило множество известных людей, находились творческие мастерские… Но я не хотел браться за этот проект, потому что понимал: чтобы в архивах и воспоминаниях жильцов найти по этим домам что-то новое, нужно будет потратить не один год. И результатом должна стать не статья, не глава, а отдельная книга. Потому что для меня важно копать глубоко.

А потом в 2014 году я начал работать на Большой Садовой 10, в музее Булгакова. Меня позвали, чтобы я сделал выставку по истории этого дома, в одной из коммуналок которого с 1921 по 1924 год жил Михаил Афанасьевич с женой. Проект, который изначально задумывался, как камерный, в итоге разросся в большую выставку, потом еще в одну. Был запущен сайт по истории дома, http://dom10.bulgakovmuseum.ru/, началось активное и регулярное взаимодействие с его бывшими жильцами. Книга стала одним из этапов этого большого многолетнего проекта музея Булгакова «Дом на Большой Садовой». Я – его куратор, есть и другие люди, которые привносят свой вклад в эту работу.

- Например, посвященная Булгакову глава книги написана не вами. Кто ее автор?

Д. О.: Ее написала Мария Котова – научный сотрудник музея, замечательный специалист. Я понимал, что она сделает это качественнее меня, и отдал эту часть работы ей. Она вообще много помогала мне в работе над книгой: например, именно она показала мне посвященное 1920-м годам «дело» этого дома в историческом архиве Москвы.

Прототипы героев «Мастера и Маргариты»

Д. О.: Булгаков и этот дом – бездонная тема, которая до сих пор не раскрыта, и в будущем я хотел бы, наверное, посвятить ей время. Михаил Афанасьевич писал о доме в дневниках, многочисленных полуавтобиографических рассказах, изобразил его в «Мастере и Маргарите», известно его стихотворение об этом доме. А ведь можно найти реальных людей, которые стали прототипами героев булгаковской прозы. Было бы очень интересно поднять этот массив, структурировать его: провести поэтапное исследование фиксации мифов, фактов, соединения художественной литературы с архивными документами, воспоминаниями жильцов. Я хотел бы через какое-то время посвятить этой теме отдельную публикацию.

Например, есть известный рассказ 1922 года «№13. – Дом Эльпит-Рабкоммуна», прототипом которого послужил именно этот дом и происходившие в нем события. Булгаков там довольно интересно описывает дореволюционную жизнь этого дома, которую он знал по рассказам жителей: «И до самых верхних площадок жили крупные массивные люди. Директор банка, умница, государственный человек с лицом Сен-Бри из «Гугенотов», лишь чуть испорченным какими-то странноватыми, не то больными, не то уголовными глазами, фабрикант (афинские ночи со съемками при магнии), золотистые выкормленные женщины, всемирный феноменальный бас-солист, еще генерал, еще... И мелочь: присяжные поверенные в визитках, доктора по абортам...».

Я читаю этот кусок, зная значительную часть дореволюционных арендаторов дома – людей по большей части совершенно неизвестных. И вижу, что Булгаков прав: да, среди них были: и оперный певец, и фабрикант, и банковский сотрудник. С одной стороны – классический социальный набор для дореволюционного доходного дома. Но как интересно найти тех реальных людей, которые перекликаются либо с догадками, выдумками Булгакова, либо с тем, что он написал на основе домовых сплетен и разговоров. Ведь в 1921, когда он туда въехал, многие семьи, жившие в доме до революции, так в нем и остались, их просто уплотнили, и они, потеряв две-три комнаты, все ютились в одной.

У той же Аннушки, которая в «Мастере и Маргарите» пролила масло, а в рассказах фигурирует, как «Аннушка Чума», был реальный прототип.

- И у управдома, у которого в романе валюту нашли, в книге вы пишете о суде над ним.

Д. О.: Да. Собрать всю эту мозаику – довольно интересно, мало кто таким занимался. Я по этой теме пока прошелся только поверхностно, и то уже много интересного нашел.

Книга не о Булгакове

Д. О.: Книга не о Булгакове, конечно. В фокусе этого исследования – калейдоскоп жителей: дореволюционных, советских, нынешних. Мне интереснее было собрать данные по фабриканту Пигиту, который заказал его строительство, и жил там со своей семьей, или художнику Кончаловскому, который снимал там мастерскую. Потому что в привязке к этому дому о них мало писали.

Еще важно, что в разные годы XX века этот дом был местом сосредоточения интеллектуальной и творческой элиты города. В 20-е годы художники, поэты и писатели собирались в мастерской Якулова, в 70-е – в квартире 44, хозяйка которой, Людмила Кузнецова, проводила домашние выставки нонконформистов, в 80-е и 90-е такой точкой притяжения стал сквот. Так что у многих москвичей в этом доме прошла молодость, хотя они там не только не жили, но даже ни разу и не ночевали.

Моя сильная сторона, конечно, не в филологии, а в том, что я нахожу потомков этих реальных людей, отыскиваю о них живую, интересную информацию. Поэтому у меня есть информация, которой нет ни у одного булгаковеда. Может быть, как раз вдвоем с таким специалистом и надо проделать эту работу: предоставить ему полную информацию о жильцах, чтобы, исходя из нее, он проанализировал булгаковскую прозу.

- Михаил Афанасьевич писал «Мастера и Маргариту», когда жил уже по другому адресу. Похоже, и для него и для вас этот дом – символ, зеркало Москвы. Это так?

Д. О.: Для Булгакова он стал одним из первых мест встречи с Москвой. И он его не любил, так же, как и его обитателей, ведь он невероятно страдал в этой коммуналке. Ему дали комнату в квартире, которая была полностью заселена новыми жильцами, въехавшими в этот дом только в 1920-е годы. А до революции там находилось общежитие высших женских курсов Герье. Так что Булгаков не просто так несколько раз сжег этот дом в своей прозе, причем пожар начинался в его – 50-й квартире, или на чердаке.

Конечно, в этом доме, как в капле, отразилась вся история Москвы, ее социальное, этническое, культурное разнообразие. Но в Москве вообще нет неинтересных старых домов. И если убрать из этого дома Булгакова и все связи с «Мастером и Маргаритой», его история все равно останется такой же драматичной и яркой, как и у любого крупного доходного дома начала XX века. Каждый из них мог бы послужить основой для романа.

Роскошная владельческая квартира

Д. О.: Конечно, в определенной степени этот дом является для меня символом, олицетворением Москвы. Более того, одна квартира в нем имеет такую историю.

- Десятикомнатная, принадлежавшая Илье Пигиту?

Д. О.: Да, эта бывшая владельческая квартира. Описав ее историю можно проследить все основные московские события XX века. Я очень люблю такой подход, при котором через малое рассказывают о большом. Когда, копая глубоко, находишь детали, которые раскрывают крупные процессы. Метод, казалось бы, банальный и легкий, но он мне приятен. И идет он от моего научного антропологического бэкграунда.

Роскошная владельческая квартира, занимавшая половину третьего этажа, в которой до революции жили Пигиты, - караимский фабрикант вместе со своей женой и родственниками. А потом это была самая многонаселенная коммуналка дома, в которую поселили больше 30 человек, в основном – рабочих, среди которых остались и племянники Пигита. В ней останавливалась Фанни Каплан перед покушением на Ленина. Там строились коммунальные перегородки, но одновременно сохранялись и изначальные интерьеры. В годы расселения коммуналок она опустела, и там появился сквот хиппи, как воплощение бесшабашности, свободной, бедной, творческой жизни 80-х и 90-х.

А потом все это рухнуло. И начось... Пришла, так скажем, «культура-два», если говорить словами Паперного. Интерьеры были уничтожены подчистую, и теперь там - безликие офисы. Теперь в музее Булгакова можно видеть только крупицы: изображения лепных орла и павлина, украшавших кессонированный потолок кабинета Пигита, фотографии тисненых обоев под крокодилью кожу.

Конечно, за всем этим – история страны. О скольких таких квартирах в Москве мы даже не подозреваем, скольких историй не знаем. Так что по-моему и этот дом, и его квартиры уникальны своей неуникальностью. За ними - классическая московская история.

Поиски бывших жильцов

– Где вы искали и находили бывших жильцов, из рассказов и семейных фотографий которых по большей части и состоит книга? Ведь коммуналки в 1980-х были расселены.

Д. О.: С каждой семьей все складывалось по-разному. Информацию о Пентке и Львовой-Шершеневич я нашел через архив. О полковнике Андрее Кислякове, который погиб в Первую мировую войну, я начал искать информацию и обнаружил, что есть сейчас такой специалист по Средней Азии, Кисляков Николай Андреевич, скорее всего – его сын. А я занимаюсь антропологией, в том числе и Средней Азии. Написал одному из коллег в Петербург, и он ответил, что да, знает потомков Кислякова, прислал адрес электронной почты. Я написал и получил от них сканы старых фотографий, воспоминания.

А у Пигита, например, не было детей, но через караимскую общину я нашел его дальних родственников в Крыму. Съездил туда: записывал, фотографировал, сканировал. Родственников его жены я нашел в Facebook: они эмигранты, живут в Париже. По-русски не говорят, но, конечно же, знают историю своей семьи. Мы переписывались, они выслали мне ряд фотографий.

Забавно, как я вышел на родственников Андрея Соколова, который до революции работал отоларингологом, а в своей квартире на Большой Садовой 10 вел частный прием. Его потомков я найти не смог. И в своей первой книге «Истории московских домов, рассказанные их жителями» я о нем написал, но назвал его ухо-горло-носом, потому что так он упоминается в некоторых документах 1920-х годов. И вдруг мне из издательства звонят. Внучка отоларинголога Соколова возмущена тем, что ее предка назвали ухо-горло-носом. Я с ней встретился, она рассказала о соседях, познакомила с подругой детства, которая тоже жила в доме.

Такие истории о поисках и неожиданных знакомствах я могу рассказывать часами. Суть в том, что единого алгоритма поиска не существует. Просто с одной стороны нужно быть человеком упертым, а с другой – подходить к поиску креативно.

Русско-армянская Анна Франк

- Можете вспомнить самую невероятную находку, связанную с подготовкой книги?

Д. О.: В конце «Большой садовой, 10» опубликован важный документ, который мне невероятно повезло найти.

С 1917 года в доме жила армянская семья Татевосян-Тадэ. И найти их я решил уже в тот момент, когда книга редактировалась и готова была уйти на верстку. Написал об этом в Facebook и закрутилось: перепост, все такое, армяне подключились. В итоге мне пишут: «Вы должны поговорить с Иреной Исааковной Подольской». Эта дама – литератор, мы списываемся, я к ней приезжаю. И она дает мне рукопись на 70 страниц – нигде не опубликованную повесть «Дом Пигит», которую написала ее подруга, покойная уже Софья Георгиевна Тадэ.

Это автобиографическая повесть, написанная очень хорошим, ясным языком от имени девочки, которая вспоминает жизнь в этом доме с 1917 по 1924 года. Именно тогда он переживал один из самых интересных своих периодов: революция, гражданская война, НЭП, похороны Ленина, уплотнение квартир, рейды, голод. И все это – глазами маленькой девочки, такой русско-армянской Анны Франк.

На этих 70 листах я нашел огромное количество упоминаний о тех людях, о которых уже немало знал. Вот она влюбилась в Андрея Соколова, с внучкой которого я знаком, дальше - воспоминания о Булгакове, Кончаловском… Я познакомился с дочерью и внучкой Софьи Георгиевны, и с их разрешения эта повесть вошла в книгу, стала ее очень важной составной частью. Публикуется впервые, машинопись теперь находится в музее Булгакова.