«Живу между хлебом и зрелищем!» Какой была настоящая Фаина Раневская, и о чем сожалела великая актриса
В поисках святого искусства
Кажется, что актриса всю жизнь шутила, острила, выдавала афоризмы. На самом же деле, неизвестно, что изрекла сама Фаина Георгиевна, а что ей приписали. Впрочем, это неважно. Главное и неоспоримое то, что Фаина Георгиевна была блистательным лицедеем. Но, увы, сыграла немного. У Валентина Гафта есть эпиграмма с такими словами: «О, многострадальная Фаина, / Дорогой захлопнутый рояль, / Грустных нот в нем ровно половина, / Столько же несыгранных. / А жаль!»
Но в этом своя грустная закономерность. Характер у Раневской был несговорчивый, едкий. Гримерши и костюмерши ее боялись. Коллеги опасливо косились. С режиссерами она без конца воевала: с Пырьевым спорила, с Завадским ругалась, с Юрским препиралась. И это не удивительно: режиссеры — диктаторы, а Раневская терпеть не могла диктата.
Она играла в пяти московских театрах: Камерном, Красной армии – сейчас Российской армии, Драматическом, ныне – имени Маяковского, Пушкина, Моссовета. Сверкнула в театрах Симферополя, Баку, Архангельска, Смоленска, Сталинграда. Впервые же Раневская вышла на сцену Летнего театра в подмосковной Малаховке в спектакле по пьесе Леонида Андреева «Тот, кто получает пощечины».
© Фото: РИА Новости
Высокая девушка стояла молча. Но не потому, что забыла роль. Просто она была без слов…
На склоне лет Раневскую спросили, почему она всю жизнь кочевала по театрам. Она ответила: «Я искала святое искусство». «Нашли?» «Да». «Где?» «В Третьяковской галерее».
Раневская входила в образ долго, мучительно. При этом часто выходила из себя, зажигая одну папиросу за другой. Над ней, высившейся на сцене, как монумент, клубился табачный дым, словно пороховое облако над полем сражения.
У Бориса Пастернака есть стихотворение «Актриса». Оно посвящено актрисе-сказочнице Анастасии Зуевой, но его строки подходят к образу Фаины Раневской:
…Смягчается времен суровость,
Теряют новизну слова.
Талант — единственная новость,
Которая всегда нова.
Меняются репертуары,
Стареет жизни ералаш.
Нельзя привыкнуть только к дару,
Когда он так велик, как ваш…
Мальчик, милый мой, родной
Когда отмечали ее очередной актерский юбилей, Раневская расточала улыбки и принимала комплименты. Но дома снимала маску благодушия и давала волю сарказму. Морщилась, перебирая «похоронные принадлежности» — так она называла государственные награды, — и ворчала: «Терпеть не могу чествований. Актер сидит как истукан, а вокруг него льют елей и бьют поклоны. Это никому не нужно. Что может быть отвратительней сидящей в кресле старухи, которой курят фимиам по поводу ее подагры? Лучший юбилей – это хороший спектакль».
Она написала лаконичные, грустные «мемуары»: «Все, кто меня любили, не нравились мне. А кого любила я — не любили меня. Моя внешность лишила меня личной жизни!» Раневская горько усмехалась: «Как много любви, а в аптеку сходить некому».
После спектаклей актриса, осыпаемая цветами, уезжала домой. В дверях ее встречал Мальчик. Она рассказывала ему, как прошел день, сколько раз ее вызывали на поклоны. Он внимательно слушал, смотрел преданными глазами, но молчал. Потому что это был пес.
Раневская посвятила этому преданному существу шутливые строки: «Мальчик, милый мой, родной, он приполз ко мне домой. Он со мною день и ночь, потому что он мне — дочь».
В этих словах – неизбывная тоска. По тому, что прошло мимо, не исполнилось, не сбылось…
© Фото: Вера Петрусова / РИА Новости
Воздух Тверского бульвара
Есть у Раневской несколько важных московских адресов. Она жила в Старопименовском переулке, в маленькой, длинной комнате с окнами-эркерами. Гостям Раневская говорила: «Живу как Диоген. Днем с огнем». В ее темной обители в коммунальной квартире действительно всегда горел свет.
Из Старопименовского актриса переехала в отдельную квартиру в новенькой высотке на Котельнической набережной. Между прочим, в начале 50-х годов это было довольно глухое и опасное место. Вокруг теснились старые домишки, и тамошние хозяйки ходили стирать в белье в Яузе…
Соседями Раневской по дому в разное время были актер Александр Ширвиндт, дрессировщица Ирина Бугримова, композитор Никита Богословский, певица Людмила Зыкина, поэт Евгений Евтушенко и другие знаменитости.
Она жила на втором этаже высотки и слышала, как привозят хлеб в булочную, матерятся грузчики, идут, громко переговариваясь, зрители в кинотеатр «Знамя», ставший потом «Иллюзионом». Актриса не переносила шума и мрачно шутила: «Живу между хлебом и зрелищем»…
© Фото: Фред Гринберг / РИА Новости
Последний адрес Раневской — уютная квартира в доме в Южинском переулке. Сейчас он называется Большой Палашевский. Это тихий и зеленый уголок недалеко от Патриарших прудов. Жильцы в доме были спокойные, интеллигентные, среди них были коллеги Фаины Георгиевны: Елена Фадеева, Анастасия Зуева, Георгий Тараторкин.
От Южинского до Театра Моссовета, где актриса работала последние годы, было недалеко — минут пятнадцать пешком по улице Горького, ныне Тверской. А до Тверского бульвара, где Раневская гуляла со своим Мальчиком, и вовсе рукой подать. Ее подруга, актриса Нина Сухоцкая, племянница Алисы Коонен, уверяла, что в этом уголке Москвы воздух лучше, чем в Швейцарских Альпах.
Старая шуба «родом» из Кремля
Другой подругой Раневской была Анна Ахматова. Две великие женщины шли по улице, и никто не обращал на них внимания. И это было очень кстати, потому что часто разговаривали они о том, о чем распространяться было опасно.
Но они все равно соблюдали конспирацию и шли в небольшой сквер в начале Ордынки. Там было тихо и спокойно – только мамы и бабушки с детьми, которые играли в песочнице. Это место Раневская и Ахматова прозвали «сквером Лаврентия Павловича»…
У Фаины Георгиевны было три Сталинских премии. Но самого Сталина она никогда не видела. Однажды, вождь, по слухам, выдал ей звучный комплимент. А Раневская «в ответ» похвалила шубу, которая когда-то принадлежала его дочери Светлане Аллилуевой. Это чудо песочного цвета через много рук и тел каким-то образом попало к актрисе. Шуба, когда-то красивая и модная, отжила свое и стала старой, вылезшей. Но выбрасывать ее было жалко. Ведь она родом из Кремля, и к ней, может, даже прикасался сам Сталин, когда надевал на свою дочь.
© Кадр: предоставлен Дирекцией общественных связей Первого канала / РИА Новости
Москва – далекая, близкая
Жизнь Раневской – давно минувшая эпоха. Но прошлое можно легко вернуть. Несколько ударов по клавишам компьютера, и вот уже оживает экран, и по нему бегут старые кадры. Это – «Подкидыш», самый знаменитый фильм с участием актрисы. Ценность картины еще и в том, что она запечатлела жизнь довоенной Москвы.
Столица в фильме — яркая, веселая, согретая летним солнцем. Вот Чистые пруды, а это — Охотный ряд. Мелькает «Метрополь», следом — большое здание, построенное для Совета труда и обороны. Здесь располагался Госплан, сейчас — Государственная дума.
Герои фильма — Ляля (Раневская), ее муж Муля (Петр Репнин) и маленькая Наташа (Вероника Лебедева) идут по улице Горького. Течет пешеходная река, слышатся свистки, возгласы, по мостовой катят трамваи и троллейбусы, в том числе, диковинные, двухэтажные.
Камера обозревает и другие уголки столицы — Библиотеку Ленина, Белорусский вокзал, Никитский бульвар, кинотеатр «Колизей», улицу Огарева – ныне Газетный переулок, Манежную площадь…
Звучит старая мелодия. Из далекого прошлого нам улыбается актриса Раневская и слышится ее удивленный голос: «Бог мой, как прошмыгнула жизнь, а я даже никогда не слышала, как поют соловьи…»