«Столица становится местом, где герой теряет самого себя». От золотых куполов до спальных районов: как менялся образ Москвы в русской литературе

Москва патриархальная

Москва имеет в русской литературе особый статус: на нее в тексте возлагается сюжетообразующая и смысловая роль.

Образ Белокаменной в произведениях XVIII и XIX веков — это город-спаситель, город-храм, город на крови, город-государство. Патриархальное и при этом родное место, город на семи холмах появляется в повести Карамзина «Бедная Лиза» и в романе Герцена «Былое и думы». Оба писателя описывают Москву одновременно пафосно и сентиментально, при этом отдавая дань уважения теплому, домашнему, хлебосольному пространству.

Москва полустоличная

Автор «Евгения Онегина» говорит про Москву, что она полустоличная, и живут там пожилые тетки, больные чахоткой:

«…К старой тетке,

Четвертый год больной в чахотке,

Они приехали теперь.

Им настежь отворяют дверь,

В очках, в изорванном кафтане,

С чулком в руке, седой калмык

Встречает их, в гостиной крик

Княжны, простертой на диване…»

Тем, кто сюда приезжает, хочется быстрее вернуться в современный, деловой и светский Петербург.

Так возникает другой образ Москвы, негативный и тяжелый. Такой она представлена в комедии Грибоедова «Горе от ума». Чацкий восклицает: «Москва, сюда я больше не ездок…» Образ столицы сопряжен с интригами, неискренностью, невозможностью людей быть самими собой.

В трилогии Льва Толстого «Детство. Отрочество. Юность» описания города практически нет, но совершенно отчетливо воспроизводится именно московская жизнь. Николенька Иртеньев приезжает к бабушке и попадает в застывшее, как у Пушкина, пространство. Но именно московская энергетика лучше всего подходит для формирования внутреннего мира и взросления героя.

Возникает образ Москвы и в «Войне и мире»: «Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно со своею рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звездами, своими куполами в лучах солнца».

Москва как хранительница культуры

Москву как хранительницу русской культуры и сакральных смыслов представляет признанный «певец» этого города Владимир Гиляровский. В его произведении «Москва и москвичи» историческое прошлое глядит на читателя отовсюду. При этом человек должен быть погруженным в культурные коды, чтобы считывать то, о чем говорит ему город. «Москва и москвичи» — это гимн Москве в лучшем ее проявлении, тому, что мы в ней так любим.

В начале XX века литераторы продолжают признаваться в любви к Москве. Марина Цветаева называет ее «странноприимным домом». Ее Москва — столица духовная и душевная:

«У меня в Москве — купола горят,

у меня в Москве — колокола звонят…»

С любовью описывает московские улицы и дома, которые будто поддерживают в тяжелые моменты населяющих их персонажей, сохраняет для читателя атмосферу старой Москвы и Борис Пастернак — Сивцев Вражек, Камергерский переулок и Оружейный... Он пишет о том, как культурные герои даже в сложный исторический период ценят пространство, в котором находятся.

В рассказе Ивана Бунина «Чистый понедельник» появляются типичные названия и приметы московской жизни. Урбанистические пейзажи иллюстрируют внутренние переживания героя, усиливая его ощущения:

«Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов — и разгоралась вечерняя, освобожденная от дневных дел московская жизнь: гуще и бодрей неслись извозчичьи санки, тяжелей гремели переполненные, ныряющие трамваи,— в сумраке уже видно было, как с шипением сыпались с проводов зеленые звезды, — оживленнее спешили по снежным тротуарам мутно чернеющие прохожие… Каждый вечер мчал меня в этот час на вытягивающемся рысаке мой кучер — от Красных Ворот к храму Христа Спасителя: она жила против его; каждый вечер я возил ее обедать в "Прагу", в "Эрмитаж", в "Метрополь", после обеда в театры, на концерты, а там к "Яру", в "Стрельну"».

Москва закулисная

Во второй половине ХХ века образ столицы начинает постепенно меняться. Начинают доминировать образы, лишенные историко-культурной значимости. У Василия Шукшина в рассказах «Критики» и «Чудик» Москва противопоставляется провинции как пространство бездушевное и бездуховное.

Герои литературы XXI века вообще проезжают мимо исторического центра, не обращая на него никакого внимания. Семейственность и патриархальность, но при этом спешка, конкуренция, карьеризм, потребительство — такой облик получает новая Москва у Сергея Шаргунова в «Книге без фотографий». Отчасти он сохраняет описание традиционной Москвы, показывает сопротивление жителей столицы ускоряющемуся темпу жизни и однообразию повседневности — все это убивает историческую, культурную ценность города, потому что ничего, кроме суеты, герои просто не успевают увидеть.

Социокультурное пространство города воспринимается не как привычная среда обитания, а как фактор огромного давления, который побуждает героев к активным действиям, но забирает у них смыслы, потому что темп и ритм мегаполиса лишают возможности остановиться, подумать и осознать себя.

Окраинная Москва в прозе Шаргунова — это не дом, а антидом. Место испытаний, изнанка столицы, где часто возникают откровенно маргинальные локусы бездомия — общежития, вокзалы, казенные учреждения.

Если у Шаргунова остается хотя бы немного патриархальной, культурной Москвы, то другой писатель, Роман Сенчин показывает мегаполис глазами вчерашнего провинциала, который смотрит на столицу из спальных районов и съемных квартир. В нем нет тоски по разрушающейся старой Москве, потому что он ее просто не знает. Традиционные сакральные локусы московского текста уходят, так как они находятся вне его эрудиции и культурных кодов.

Современная Москва настолько навязывает свой ритм и сбивает биологические часы человека, что время ощущается как перевод стрелок. «Все спешило, тряслось, вертелось. Все хотят успеть, но никто никуда не успевает…» — пишет Сенчин в сборнике «Московские тени».

Столица, лишенная мощного историко-культурного контекста, становится местом, где герой теряет самого себя.

Москва фантастическая

В современной литературе образ Москвы совмещает черты реального и фантастического миров. Яркие примеры — романы «Ночной дозор» и «Дневной дозор» Лукьяненко и «Альтист Данилов» Орлова.

Большую роль в популярности нарратива сыграла экранизация Бекмамбетова. В здании «Горсовета» можно угадать Министерство сельского хозяйства, а дом Светланы Назаровой обнаружить в поселке Ватутинки Новомосковского административного округа. Одна из самых ярких сцен в экранизации «Дневного дозора» — эпизод, в котором ведьма Алиса проезжает на машине по фасаду гостиницы «Космос». Это привнесло в восприятие памятника советской архитектуры ассоциации с ирреальным пространством.

В романе «Альтист Данилов» также присутствуют черты магического реализма. Действие происходит в Москве 1970-х годов, в описании городской среды есть как повседневные, так и фантастические мотивы. Герой может мгновенно перемещаться в любую точку пространства, летать в облаках, пробираться через звездные системы. Таким образом раскрывается двойная природа его внутреннего мира: ранимость в обычной жизни и внутренняя сила в ином пространстве.

А вот великий мистификатор современной литературы Виктор Пелевин на первую «полосу» выносит столичные парки. Так, Битцевский лес, который становится основным местом действия в его произведении «Священная книга оборотня», важен не как лиминальное пространство, а как место чудес и превращений. Это уже другая Москва — разнородная, будто потерявшая ориентиры, но при этом — обретающая новые смыслы и контекст.