Лечь в гроб при жизни — отличная идея, но есть нюанс… Психолог — о смерти в большом городе, страхе и играх в похороны

Про необходимость контроля

Главный вопрос — как происходит все то, что предлагает похоронное бюро своим клиентам? Если такие прижизненные похороны проходят в сопровождении крепких психологов и психиатров, может получиться по-настоящему сильная история про жизнь и преодоление серьезного кризиса.

Но без контроля со стороны специалистов есть определенные риски. Думаю, все, кто проходит через это, подписывают бумагу, что берут на себя всю ответственность за последствия. Ритуальная фирма от этого должна максимально дистанцироваться. И вот потом наступает своего рода момент истины для клиента перед самим собой. Насколько он готов пройти через это? Может ли он выдержать такие переживания?

Когда я была студенткой, мне рассказывали, как устроили подобный секретный выезд в лес. Выкапывали могилу, ставили туда гроб, и каждый желающий мог в нем полежать. Вот только выяснилось, что сам факт поездки воспринимался большинством, как намерение это сделать. Грубо говоря, раз приехал, ложись. Некоторые девушки вернулись оттуда в состоянии нервного срыва.

Про то, что иногда нужно немного умереть

История с предложением ижевского похоронного бюро еще здорово напоминает подобный момент в сериале «Великолепный век».

Подобные практики существовали фактически во всех мировых культурах. Это своего рода инициация — человек как бы умирает в одном состоянии, статусе, самоидентичности и потом заново рождается в следующих. Так, надо как бы умереть мальчиком, чтобы переродиться в мужчину. Для этого у разных народов были иногда довольно дикие для нашего сегодняшнего сознания ритуалы, например, нужно было убить кабана без сетей, собственными руками.

Но подобные инициации могут касаться чего угодно. Переезжая в другой город, нужно как бы перестать быть жителем предыдущего, например, пережить смерть москвича внутри себя, чтобы стать лондонцем.

Еще один пример из нашей народной культуры — свадьба. Для своей семьи невеста словно умирала, чтобы возродиться уже частью рода своего мужа. Перед свадьбой девушке расплетали одну косу и переплетали на две. Потом она закрывала волосы головным убором, как и положено замужней женщине. И во время всех этих ритуалов ее натурально оплакивали.

Про парашюты, акваланги и квесты

К подобным моментам я бы отнесла и такие вещи, как прыжок с парашютом или погружение с аквалангом. Они также выводят наши эмоции на зашкаливающий уровень.

Еще один способ прочувствовать нечто подобное — квесты. В Москве сейчас на каждом шагу предлагают попасть в такое приключение — вы входите в комнату и вообще не представляете, что там может произойти. Но выйти можно только одним путем, покинуть ее в любой момент нельзя. Нужно пройти лабиринт до конца.

Во всех этих случаях, как и в истории с ижевским похоронным бюро, здесь есть довольно большая доля нашей ответственности. Мы должны понимать, куда мы идем, на что подписываемся и хотя бы примерно представлять уровень своей выдержки, крепость собственных нервов и наличие навыков ориентироваться в нестандартных ситуациях.

Подобные развлечения и способы получить невероятные эмоции действительно могут сработать триггером для какой-то глубинной травмы внутри нас, о наличии которой мы даже не знаем. Но в целом, если оставить за скобками эмоциональный шторм, все это для жизни неопасно.

Другой вопрос, что любое мощное переживание, особенно связанное со страхом и опасностью, приближает нас к самой теме смерти. И тут важно, как житель сегодняшнего большого города ее воспринимает. И в этом у нас есть ряд проблем.

Про то, чего нам катастрофически не хватает

Вообще тему смерти и отношения к ней можно рассматривать с двух сторон. Если обратиться к исследованиям антропологов, которые и сегодня изучают мир российской деревни, например, на Русском Севере, видишь, что вся жизнь людей была очень регламентирована. Для каждого события, происходящего в жизни человека, существовал свой четкий алгоритм действий. Это были и определенные обряды, и своего рода картина мира, некое понятное и общепринятое объяснение любой жизненной ситуации.

В современном мегаполисе этого осталось крайне мало. При этом многие специалисты сходятся в том, что нам это все еще очень нужно. Подобного регламента, своего рода ритуала в глубоком смысле нам катастрофически не хватает, чтобы справляться со своей жизнью и ее кризисами.

Про то, что все и так знали

У всего, что связано со смертью, были очень четкие ритуалы. В них участвовали не только ближайшие родственники умершего (супруги, дети, родители), но вообще вся большая семья и вся община. Определенную роль выполняли не только родные, но и соседи, улица, церковный приход и так далее. И каждый знал, что делать, потому что с детства видел, что делают другие в таких случаях. Никто никому ничего специально не рассказывал. Просто все с малых лет участвовали в похоронах, когда они происходили. Не было неизвестности.

Если вернуться к большим городам, то сегодня одно из мощных направлений работы моих коллег — помощь обратившимся к ним людям в выработке собственных ритуалов, помогающих преодолеть кризисы, каждый из которых связан с неизвестностью и сопутствующей ей тревогой. Так она снижается буквально на биохимическом уровне. Ритуал помогает вернуть нам ощущение контроля над ситуацией. Мы уже знаем, что будет дальше.

Про похоронные ритуалы 1980-х

Все свое детство я провела в маленьких военных гарнизонах. Это были 1980-е и начало 1990-х.

Еще в то время мы участвовали в похоронах всем домом или всей дивизией. И я совершенно четко помню, как во время проводов по улице проносили открытый гроб, а путь процессии отмечали еловые ветки, которые люди бросали на дорогу. Были и похоронные оркестры, это было для тех, кто званием повыше.

Это были и поминки в общей столовой. Двери при этом оставляли открытыми. Никого специально не приглашали, но приходили все. И это было как-то само собой разумеющимся, правильным — прийти на поминки. А вот ждать персонального приглашения и без него не заходить было не принято.

Про цену личной свободы

Ритуальность сама по себе характерна для любого закрытого сообщества. Деревня, военный гарнизон, микрорайон, образовавшийся вокруг какого-то предприятия, — как раз примеры таких сообществ. Во-первых, здесь все друг друга знают. И, во-вторых, информация разлетается с огромной скоростью, тем более, когда у нас есть интернет. В такой среде какие-то свои ритуалы, даже если традиционные потеряли актуальность, вырабатываются очень быстро. Просто каждый смотрит на соседа и начинает повторять его наиболее удачные практики. Возможно, они потом войдут в традицию в этом сообществе.

В больших городах мы живем обособленно, иногда не зная своих соседей по лестничной площадке. И, с одной стороны, это дает нам большую свободу. Мы никому не подотчетны, нас не волнует, что скажут окружающие о нашем поведении, и мы можем реализовываться, ни на кого особо не оглядываясь. Но цена — понимание, что ни горе, ни радость разделить особо не с кем, особенно если нет близких друзей, а родные, например, далеко.

Говоря о смерти, это приводит к тому, что мы можем просто не узнать, что в нашем подъезде кто-то умер. Но даже если мы и узнаем об этом, вряд ли будет возможность зайти и спросить, не нужна ли помощь. Это уже ощущается, как что-то неправильное и неуместное, как нарушение личных границ, ведь мы с семьей умершего человека незнакомы.

Про три основы здоровой психики

В одном исследовании, которое я читала, говорилось, что за последние лет 15-20 наше поколение видело столько смерти, сколько никто и никогда раньше. Все это произошло благодаря телевидению и интернету. Это может снижать нашу чувствительность к фактам смерти как таковым.

Ощущение своего бессмертия базово прописано в нашей психике, потому что страх смерти — одно из острейших экзистенциальных переживаний, с которым, по ряду версий, наше сознание справиться не в состоянии.

Когда мы приближаемся к грани жизни и смерти, должно быть что-то, что помогает нам выдержать эту встречу, в том числе и с осознанием своей собственной конечности. Раньше нам многое объясняла религия. В последние годы с появлением легко доступного медиаконтента, эту роль взял на себя он. Информация, которую мы получаем по разным каналам, начала давать нам некую разрядку, спасение от страха смерти.

Про похороны игрушек и детективы

В психологии есть известный и очень широко используемый метод — если ты чего-то боишься, проиграй этот момент. Игровую терапию используют практически все психологи, работающие со взрослыми. Например, можно задать вопрос о самом страшном, что может произойти в результате той или иной ситуации, и прокрутить это у себя в голове.

Дети подобные вещи делают с помощью игрушек. Даже если пытаться ограждать их от темы смерти, они все равно увидят это в фильмах или мультиках, узнают об этом в детском саду или в собственном дворе. Они так или иначе встретятся с этой темой, а потом будут разыгрывать похороны игрушек или еще что-то в этом духе. Это нормально. Когда мы проигрываем какую-то историю, сколько бы нам ни было лет, мы как бы обретаем над ней контроль. Последние годы подобную функцию выполняют самые разные компьютерные игры и щекочущие нервы медийные программы.

У нас самый популярный медийный контент — детективы. В каждой серии кого-то убивают изощренным образом, а потом нужно найти, кто это сделал. В конце убийца найден, к тому же получено объяснение, почему он совершил это преступление. Все испытывают облегчение. И это тоже одна из форм отыгрыша ситуации. Финал каждой истории — выход из области неизвестности, который подогревает нашу веру в бессмертие.

Про очень тревожных людей

Здоровая психика не дает нам смотреть за последнюю грань. Много ли вы знаете людей, которые реально копят на пенсию? В моем окружении такой человек только один. И это не я. В моем сознании и я, и мои родители, и другие мои близкие бессмертны. Да, сознание так обманывает меня, но этот механизм встроен в нас по умолчанию.

Люди, у которых нет такой обманки, — скорее с высоким уровнем тревожности. Они очень чувствительны и тяжело справляются с любыми переживаниям. Такие люди очень остро чувствуют свою смертность. Это может произойти вследствие классического или комплексного посттравматического расстройства. Человек, который пребывает в подобном состоянии, возможно, уже побывал на грани, обнаружил, что он не бессмертен. И терапия тут как будто бы сводится к тому, чтобы вернуть ему это ощущение бессмертия.

Про четкие планы и нежелание даже думать об этом

Каждый человек выбирает сам, как относиться к теме смерти. К примеру, у нас с сестрой диаметрально противоположные взгляды на этот вопрос. Она выбирает максимально ограждать своих детей от этого и сама в сторону смерти не смотрит. В ее семье эта тема не обсуждается.

В то же время наши родители уже сейчас начинают проговаривать вопросы о завещании, о том, где и как они хотели бы быть похоронены, и так далее. Им еще нет семидесяти, но они дают свои указания, чтобы мы могли исполнить их в точности. Так делают тысячи людей. Но у кого-то из их детей психика защищается и вообще не воспринимает этих разговоров. Так тоже бывает. Людям может быть совершенно невыносима сама мысль о том, что их близких может не стать.

Планирование помогает перенести потерю в совершенно ином состоянии, в котором нет места растерянности и сомнениям, все ли ты делаешь правильно. По большому счету, все эти ритуалы нужны живым, а не ушедшим. Нам важно проститься с нашими близкими так, чтобы получить ощущение выполненного долга, потому что мы прощаемся навсегда.

Важно во всем отталкиваться от себя, от своих особенностей. И не слушать никого, кто говорит, что мы что-то делаем неправильно. Если мы не готовы смотреть за грань, попытка переломать себя в этом плане может свести нас с ума. Если нам проще планировать, чтобы ощущать контроль за нашей жизнью, отказ от этого также негативно будет на нас сказываться. Важно оставаться самими собой, даже когда речь идет о нашем собственном уходе из жизни.