«Мы положили в гроб свой антикайф». Московский музыкант — о барах, уличной движухе, несогласованных шествиях и людях

Про семью

Сам я из Москвы, но вырос в Салтыковке — это район Балашихи. Пожил там десять лет и обратно в Москву вернулся. Родился я на «Калужской», а сейчас живу на «Новослободской», так сложилось. Занимаюсь музыкой.

Мой отец — фольклорист. А еще он занимается советской музыкой, советской песней, у него коллекция пластинок. И он постоянно что-то исследует в этой области, так что у нас с ним есть общие интересы.

А мать моя — акушерка, она занимается естественными родами.

Про музыку

Нас пятеро детей в семье, я был третьим по старшинству и первым, кого в качестве эксперимента отдали в музыкальную школу. Не сказать, что опыт был успешным, мне там не очень нравилось. Но я ходил туда до 12 лет, пока не решил, что не хочу больше.

Занялся рисованием, хотел быть мультипликатором, но в итоге поступил в литературный институт. Проучился там, правда, всего год, и закономерно вернулся к музыке. Потому что всегда хотел ей заниматься. А музыкальная школа на этом пути — вещь в каком-то смысле опасная. Потому что есть те, кто усердно занимается по программе, вроде моего отца, которому очень нравилась музыкалка, а есть люди, кому нужен совершенно другой подход. И мы сейчас с коллегой занимаемся таким образованием, введением людей в музыку.

Музыкалка меня подкосила, так что я во многом недоучка и самоучка. Тем не менее музыка — моя основная деятельность. Я занимаюсь эстрадой, свободной импровизацией, фри-джазом. В этом поле работаю.

Про бары и рюмочные

Меня называют героем баров, хотя я не очень в них хожу, если честно. В последнее время, по крайней мере. Так, где-то выступаю.

На Покровке я появился, когда мне было 18 лет. Там был «Циферблат» (антикафе на Покровке, 12, больше не работает — прим. «Мосленты»), и я подружился с разными людьми оттуда. С некоторыми крепко дружу до сих пор. Потом я и сам работал в «Циферблате» на «Пушкинской», делал там киноночи.

Так я тусовался в центре, а потом мои знакомые открыли «Зинзивер» (рюмочная на Покровском бульваре, 2/14 — прим. «Мосленты»), и как-то стал там много времени проводить. Сначала было очень плохо, у меня целый год жизни просто исчез, пропал в туман. И ничего хорошего в безграничном доступе к алкоголю не было — просто грязь. Я шлялся по каким-то непонятным квартирам, с сомнительными людьми проводил ночи, утром просыпался и шел обратно, в рюмочную.

Параллельно с этим мы и музыкой занимались. Наша с друзьями известность выросла из вечеров танцев, которые мы до сих пор каждый год делаем летом. Выставляем комбики и играем всякие ретро-шлягеры, джаз. У нас ансамбль, который все это исполняет, чтобы люди танцевали. Устраиваем танцплощадки в разных местах — сначала на Хитровке это делали, а сейчас в основном у памятника пограничникам в Устьинском сквере.

И с тем же составом мы выступали в «Зинзивере» и в других местах их сети с разными программами. До сих пор эта связь остается, хотя многие люди там уже поменялись.. Сейчас, например, идет неделя караоке с живой музыкой. Еще немое кино озвучиваем в клубе.

Про деньги

Музыкой можно заработать, я на это живу. Хоть и не очень много получаю, мне хватает, потому что меньше трачу на жилье, чем многие мои знакомые.

Музыка сейчас — мой единственный доход. Но приходится много бегать, спрашивать, искать, администрировать самого себя, билеты какие-то продавать. Вот сейчас пытаемся еще в мастерскую деятельность пойти. Делаем лаборатории для всех желающих и пытаемся брать за это деньги.

Сложилось все это так: в прошлом году я в первый раз попал в детскую арт-резиденцию «Кавардак». Это одно из известных мне мест, где к детям относятся по-человечески. А поскольку я считаю, что дети — это угнетенное меньшинство, меня эта тема интересует. И вот я попал в «Кавардак» и там провел мастерскую свободной импровизации для ребят разного школьного возраста.

Мне это очень понравилось, и я стал думать, как это повторить. Мы отправили заявку в культурный центр ГЭС-2, и этой весной провели там с Олей Котрелевой восьмидневную лабораторию. Два месяца собирались по воскресеньям и занимались импровизацией с людьми, которые записались. А по итогу провели там два концерта.

Сейчас мы решили эту тему развивать, и я объявил набор в мастерскую для подростков, она начнется на следующей неделе. А в июле мы с Олей будем уже для взрослых устраивать такую дачно-выездную лабораторию. Хотим со временем сделать образовательное учреждение, потому что Оля занимается педагогикой. Лаборатории, мастерские, занятия — хотим все это объединить под одной крышей.

Про уличную культуру

Танцы в городе мы устраиваем не ради денег, а для радости и удовольствия. Работаем в основном с Олей Котрелевой и Матвеем Соколовским. И нам очень нравятся уличная культура, уличное движение, площадная тема, карнавальная.

Одновременно с тем, как открылся «Зинзивер», ко мне в руки попала книга Михаила Бахтина про Франсуа Рабле и народную культуру Средневековья и Ренессанса. Я прочитал, угорел, и мы решили, что нужно делать масленичные шествия. Теперь проводим их каждый год в центре Москвы. Чаще всего — на Чистых прудах, а когда там не получается, делаем шествие где-то еще. Не всегда выходит, потому что это событие ни с кем не согласовано. Мы просто довольно большой толпой проходим по улице с музыкой, всякими играми-плясками, карнавальными штуками и сжиганием чучела. Такой праздник получается!

Когда мы собрали ансамбль и выяснили, что музыкальные интересы совпадают, мы стали делать танцплощадку как уличный праздник. Мы все еще возвращаемся к этой теме, постоянно пытаемся придумать что-нибудь новое на улице. Уже лет шесть мы этим занимаемся. Основные события — вечер танцев и масленичное шествие. Еще у нас было рождественское шествие, разные весенне-летние собрания. Но самой массовой по-прежнему получается Масленица.

Про песни

Я против того, чтобы писать песни. Мне кажется, в XXI веке потребность в их сочинении почти целиком пропала. Если кому-то очень хочется этим заниматься, это хорошо, а иногда и здорово. Но в целом песен настолько много, что у нас открылось безграничное поле для интерпретации существующего материала.

Раньше у меня была группа «Девушка с мотыгой» — мы играли с моей сестрой Олей, под электронную музыку исполняли известные песни. У нас получалась такая панк-электроника, синти-трэш, как мы это называем. Это потихонечку угасло, и я сделал уже живой проект. Собрал из своих приятелей группу «Мадам Блаватская». Исполняем всякие песни — от блатняка до Маши Распутиной.

Выступаю я и сольно. Вот недавно играл на Покровке программу «Сто песен о любви». Назвал так, потому что это броско, а спел в итоге песен семь.

Выступления всегда проходят бодро, люди танцуют, веселятся. Есть задорные песенки, которые все подпевают. Например, я взял из протестантского репертуара песню про Бога, мы ее все время исполняем — это наш главный хит.

Не только в «Мадам Блаватской», но и в другом проекте — в «Московском музыкальном синдикате» мы сейчас развиваем идею, что чужая музыка на самом деле — вся твоя. Если ты песню спел — она твоя, потому что исполнитель в конечном счете решает. Не всем это понятно, меня воспринимают как кавер-группу, аудитория телеграм-канала «Покровка и все мерзости» думает, что это все стеб. А я считаю, что это искусство. Но, несмотря на такое недопонимание, мы продолжаем, потому что это прикольно, интересно и весело.

Про музыкальные места в Москве

По-моему, лучшее место в Москве, где звучит музыка, сейчас называется «Склад № 3». Месту года полтора. Это на Электрозаводской, ребята — активисты музыкального андеграунда сделали клуб из ничего. Сняли помещение, полностью его оформили, от туалета до колонок. И сейчас это одно из сердец московского музыкального андеграунда. Они постоянно работают, у них каждый день что-то происходит: концерты, показы или лекции. И уже даже есть люди, которые приходят на «Склад», не зная, что там, потому что доверяют месту. По-моему, показательная вещь. Советую заглянуть, чтобы иметь представление.

«Мотыга йети» — еще одно место, где проходят интересные события, крутые концерты. Еще мне нравится, что «Импровдом» выступает в клубе «Клуб». Это музыканты-импровизаторы, каждый второй вторник они там устраивают живой концерт. А так я немного бегаю по городу, в основном в лабораторной работе время провожу.

Про Арбат

Я вообще начал с Арбата. Когда был подростком, году в 2010-2011-м ходил туда постоянно с гитарой, зависал, пел песни, и это очень меня заводило. Пел регги, песни Ромы Впр, который мне по наследству достался от сестры. Я собирал мелочь в шапку, покупал на это водичку.

А сейчас я на улице почти не выступаю. Стремно. И незнакомая публика, и ощущение публичного действа — это пугает, если ты к нему непривычен. Хотя на сцену я выхожу спокойно, но вот недавно пробовал петь на улице — почувствовал напряжение. Даже не ожидал от себя такого.

А так, если вспоминать Арбат 2011 года, — остатки нулевых валялись по улице, можно было встретить кусочки субкультур. Но главное, что там происходило в тот период, — это Dream Flash. В прессе его называли флешмобом или фестивалем мыльных пузырей. Я как-то уже позабыл о нем, а тут в контексте наших шествий вспомнил. И понял, что это был самый главный карнавал в Москве.

Весной, в конце апреля, Арбат заполняла толпа людей. Не знаю, можно ли назвать это фестивалем, и кто его организовывал. Он был посвящен мыльным пузырям, но по сути это был всего лишь формальный повод. Все выходили, пускали мыльные пузыри. Самое главное, что делало его карнавалом и настоящим фестивалем — очень много народу свободно шатались по улицам: музыканты, циркачи, ходульщики, жонглеры, перформансисты. Все делали себе костюмы. Туда сбегалось множество анимешников, косплееров. Те, кто был не из их числа, не заморачивались, делали себе какие-то картонные штуковины, их на себя надевали.

В общем, был настоящий карнавал, какой у Бахтина как раз описан, — мешанина, хаос и абсолютная свобода. В начале 2010-х и день святого Патрика отмечался так же и тоже — на Арбате. Насколько я помню, эту тему прикрыли местные жители, которые от всего этого устали — народу собиралось столько, что негде было яблоку упасть.

День святого Патрика перенесли в Сокольники, а Dream Flash — на ВДНХ. Но там стало не так интересно, поскольку ВДНХ — это огромная территория, и там все это выглядело менее впечатляюще. Все разбредались по сторонам, и действо превращалось во множество маленьких пикников. Не было уже того шествия и столпотворения, как на узком Арбате. Так что все это выдохлось. А жаль, людям хочется праздника, и желательно не за забором. Заборы нас убивают.

Про похороны антикайфа

Мой интерес к шествиям начался с того, что мы хоронили антикайф. Я тогда подумал: надо взять народную традицию и одеть в то, что есть вокруг тебя, тогда она будет живой и подвижной. Главное, чтобы людям просто было весело.

Это было первое и самое маленькое шествие, которое я делал. На Покровке мы собрались в «Яме» (народное название общественного пространства Москвы на Хохловской площади, обнесенного амфитеатром — прим. «Мосленты»). Там был гроб, в котором лежало чучело антикайфа. И туда можно было положить всякий антикайф, который у тебя есть в жизни: кто-то положил конспекты свои, кто-то воду минеральную. И все это мы потом с музыкой пронесли по бульварам вниз, к речке, спустили в реку и отправили куда подальше.