«Я рад быть подопытным кроликом у жены». Михаил Боярский — о любимой супруге, мушкетерах, Ирине Алферовой и Владимире Высоцком
Про Д’Артаньяна и халтуру
Признаюсь: фильм «Д, Артаньян и три мушкетера» мне был не очень интересен. Я играл в театре Ленсовета во времена его расцвета и мог сниматься только в свободное время, которого у меня не было.
На пробы поехал больше для того, чтобы развеяться. Плохо помню, почему я отказался от ролей Рошфора и даже Атоса, а на Д’Артаньяна все же решил попробоваться. С Игорем Старыгиным мы вместе отправились к Хилькевичу, и он нас утвердил.
Знаю, что Д, Артаньяна должен был играть Владимир Высоцкий, но он отказался. Георгию Эмильевичу пришлось искать нового Д’Артаньяна и всех других мушкетеров. Должен признаться, что к этой картине в первое время я относился как к халтуре.
Про Ирину Алферову и неожиданную любовь
Трудно поверить, но о любви своего героя к Констанции я узнал, когда посмотрел фильм. Удивился тому, что Д’Артаньян очень любил Констанцию, а Констанция — Д’Артаньяна. Мы с Ириной Алферовой работали в крупных театрах, и времени у нас было в обрез. Ставилась камера, давались команды, и мы выполняли.
Во время съемок я думал, что у Д'Артаньяна и Констанции — просто флирт.
С Ириной я познакомился прямо на съемочной площадке. Я видел много красивых женщин, но Алферова произвела на меня сильное впечатление.
Она очень легкий человек, с хорошим юмором, очень отзывчивая и без звездных замашек. Мы много импровизировали. Я знал, что Ира — жена Саши Абдулова (он сыграл в фильме небольшую роль плотника), и во избежание сплетен и слухов держался как можно дальше от того места, где она находилась. За исключением необходимых съемочных ситуаций.
Про поклонников, поклонниц и мушкетерский поступок
В каждом городе, где снимали фильм, были поклонники и поклонницы. Игорь Старыгин собирал гвардии влюбленных женщин, тогда как я предпочитал сидеть в номере и смотреть футбол. Мужчины ходили толпами за Ириной Алферовой.
С нашей Констанцией был связан очень смешной случай. Во Львове снимали сцену, когда Констанция выводит Бекингема из дворца, и происходит нападение на герцога. Снимали поздним вечером. За ограждением стояла толпа.
Мы сделали один дубль — достаточно хорошо, второй — нормально. Ну и, чтобы не дай бог чего, решили сделать еще и третий дубль. Всё. Только мы приготовились, врывается какой-то человек из толпы, несется к Алферовой и крепко целует ее. Я бегу защищать Констанцию. Мужчина отвечает: «А вот теперь хоть в тюрьму». Тут же милиционеры подбежали, схватили его и повели за ограждение. Я успел подскочить к ним, объяснить, что мужчина повел себя как мушкетер. Ирочка тоже заступилась за него.
Про Игоря Старыгина и других московских мушкетеров
Единственным человеком, которого я узнавал по телефону сразу, был Игорь Старыгин. Только он называл меня Михей... Меня по-разному называют, но он почему-то выбрал именно Михей. Так повелось с первой встречи в Одессе, где мы пробовались на «Мушкетеров».
Как-то раз я зашел к нему в автобус, где он ожидал съемки, и вижу, что он грустный. Спрашиваю: «Игорек, что с тобой?» И после довольно длинной паузы он ответил: «Нутро». Я даже сразу не понял, что он имеет в виду, вроде ничего у него там не болит, а, судя по всему, болела душа.
Последний месяц своей жизни он находился в подавленном состоянии, хотя это было заметно только тем, кто его хорошо знал.
За время съемок все мушкетеры стали почти родственниками.
Игорь, Валька, Венька жили в Москве и общались если не каждую неделю, то каждый месяц. Я жил и живу в Петербурге и не общался с ними так часто, как они друг с другом. Каждый год, будучи в Москве, хожу к Игорю на могилу. Наливаю рюмочку, хотя сам давно не пью.
Про Высоцкого, о котором надо говорить всё
О нашем брате-артисте говорят много всего разного, и это неплохо. Разумеется, надо жить так, чтобы негатив не приставал. С другой стороны, когда об артисте говорят только хорошо — это просто беда. Артист должен быть разнообразен.
На мой взгляд, нельзя говорить о Высоцком только хорошее. Надо говорить все. И в этом «все» — прелесть хорошего артиста, который умеет во главу угла поставить то, что необходимо для роли. И ужас, и страх, и уродство — все должно быть в артисте. Огромная палитра для того, чтобы пользоваться этими красками для создания персонажей.
Про меня говорят: «Боярский вредный». Прекрасно. Значит что-то у меня еще есть свое. Не один же Д’Артаньян.
Сейчас мне говорят, что я очень похож на Боярского, и мне это льстит. Раньше называли только Д’Артаньяном. Срок годности этого мушкетера, видимо, истек.
Про личную жизнь
Сам я терпеть не могу влезать в чужие судьбы и не понимаю интереса к интимным вещам. Я никогда не хотел, чтобы кто-нибудь в мою жизнь заглядывал, спрашивал: «А почему вы не разводитесь до сих пор? А почему вы женились именно на Ларисе?» Это очень личное, никого не касающееся дело.
Сегодня обсуждают на всю страну свадьбы и разводы только те, кому больше заняться нечем, кто больше ничего не умеет. Моя личная жизнь — табу для других.
Про жену-худрука и домашние тренировки
Мы с Ларисой играем вместе в театре, как это было в молодости. Она стала худруком, а я как был артистом, так и остался. Лариса с утра до ночи тренируется на мне, чтобы добиться успеха в театре. Я не возражаю. Лучше на мне тренироваться, чем на других артистах с еще более тонкой душевной организацией.
Я даже рад быть подопытным кроликом у жены. Мы и поженились по дороге на репетицию. Я был в джинсах, она — в юбочке.
Про мысль стать офицером и непереносимость одиночества
Давно ловлю себя на мысли, что если бы мог начать все сначала, то в актеры бы не пошел. Стал бы или врачом, или офицером. Люблю быть частью чего-то необходимого и серьезного.
Еще я не люблю оставаться один нигде. На сцене или на площадке я часто был один. У хирурга есть помощники, у военного — надежные плечи за спиной. А одному оставаться для меня мучительно тяжело. Я не из породы одиночек.
И еще почти у всех актеров рано или поздно появляются женские качества. Есть и были исключения, как Юматов, Луспекаев, Стрежельчик, но их мало.
Про Москву и планы на следующую жизнь
В Москве я жил годами. Снимался, работал на ТВ. Жил в гостиницах. Москву люблю. Здесь невозможно остаться одному, а я этого и не хочу.
В Москве меня даже не раздражают люди с просьбами о фото или автографе. В следующей жизни буду москвичом.