Не за горами

15 апреля в Москве состоится финал конкурса «Мисс Россия». На этот раз, в отличие от прошлых лет, участие в нем не примет ни одна из представительниц Северного Кавказа. Девушек легко понять: в прошлом году 21-летнюю Альбину Ильдарову из Дагестана земляки буквально «заклевали» в соцсетях за фото в купальнике, сделанные для официального сайта конкурса, а некоторые и вовсе писали в комментариях, что «таких дочерей нужно заживо закопать».

В попытке разобраться, насколько отличаются русский и кавказский характеры, сложно ли кавказским девушкам почувствовать себя в Москве своими, трудно ли им сохранять здесь традиции и обычаи своего этноса, МОСЛЕНТА поговорила с переехавшими в столицу представительницами несколько северо-кавказских народов.

Черкешенка

Светлана Мамрешева, 28 лет, актриса

В Москву я переехала в 16 лет из маленького города Нарткала в Кабардино-Балкарии. Было страшно — все же тут очень большое пространство и огромное количество людей, так что масштабы всего, что оказалось вокруг, меня реально шокировали. А люди… Я быстро столкнулась с тем, что у моих земляков и москвичей совершенно разные культурные коды, разные традиции.

Впрочем, мне иногда кажется, что в Москве в принципе нет никаких традиций. Есть иерархия, преемственность, а вот традиций — нет: тут каждый живет так, как сам себе придумывает. Здесь нет точек отсчета, зато они есть у меня.

Несколько лет назад во время перерыва между репетициями я начала рассказывать режиссеру, что вот, мол, у меня есть сестры Карина и Фатима, а сейчас ко мне пришел Алим. И тут он спрашивает: «Света, откуда у тебя столько черножопых знакомых?» А я ему говорю: «Сережа, я ведь сама такая». И — пауза.

Потом он просил прощения, конечно. Но, знаете, меня это совершенно не задело, потому что у меня внутри есть то, что позволяет мне не вестись на подобные провокации, не реагировать на клише, возникающие в головах у людей из-за недостатка образования...

Я всегда чувствую, что здесь я в гостях. Но при этом стараюсь быть позитивно настроенной и принимать все, что вижу. Это довольно легко, тем более, что, например, мои однокурсники по Щепкинскому училищу всегда относились ко мне и к моей культуре с большим уважением. Так же было в Школе-студии МХАТ, так случилось в «Гоголь-центре», где я сейчас работаю. Но разница между нами, безусловно, чувствуется. Взять хотя бы отношения мужчины и женщины. Здесь они строятся совсем не так, как у нас, и, возможно, именно поэтому я до сих пор одна.

Сохранять свои традиции в Москве не просто. Что помогает мне их не растерять? Наверное, некое чувство единения со всеми женщинами моего рода — сестрами, тетями, мамой, бабушкой. Мы постоянно общаемся, хотя все они живут в Нарткале: в Москве, кроме меня, сейчас лишь одна из четырех моих сестер. Скучаю ли? Конечно! Но я не самая показательная кавказская девушка в этом смысле: на всякие посиделки у меня просто нет времени, потому что почти постоянно я нахожусь в театре.

Они гордятся, что я редкий для республики человек, работающий в сфере культуры на достаточно высоком профессиональном уровне. Я закончила один из лучших вузов страны, играю в хорошем театре, и это вызывает уважение.

Другое дело, что для них мера моего счастья — не успехи на сцене, а то, когда я выйду замуж и рожу. Мол, время поджимает, у тебя же возраст… Продолжение рода — вот главное предназначение черкесской девушки, уверены они. А потому родственников куда больше интересует это, а не когда у меня случится очередная премьера. И это немного обидно.

Но, что бы ни случилось и из-за чего бы я ни переживала, я всегда буду гордиться тем, что я черкешенка. Я горжусь своим народом, нашим национальным костюмом, нашим отношением к старикам... В наших деревнях до сих пор есть обычай, что, когда младший сын женится, он все равно остается с родителями. И его жена следит за ними до их последних дней. Это — жертвенность, но ведь все мы когда-нибудь станем старыми и немощными, будем нехорошо пахнуть и можем потерять разум, а такая жертвенность дает уверенность, что и нас никто не бросит умирать в одиночестве. Это здорово! И это то, чему многим стоило бы у нас поучиться.

Чеченка

Хеда Хасмагомадова, 31 год, врач

Назвать себя московским старожилом я могу — я тут с осени 2015 года, а до этого где только ни была: несколько последних лет жила в Грозном, училась в Краснодаре, поступала в ординатуру в Ростове. В Москве я сейчас работаю как раз ординатором.

Легко ли мне дался переезд сюда? Нет, очень тяжело, потому что за несколько месяцев до этого я надела хиджаб — не по чьему-то настоянию, а по собственной воле. И мне было невероятно страшно! Но, с другой стороны, отказываться от возможности стать в Москве врачом было бы, согласитесь, очевидной глупостью.

Чего я боялась? В первую очередь, какого-то негативного к себе отношения, того, что буду чувствовать здесь себя ущемленной. Да и родственники за меня постоянно переживали. Поначалу я жила у них, и они всячески отговаривали меня от них съезжать и отделяться. Но…

За два года у меня тут появилась только одна подружка. А родные… С ними я не сказать, чтобы шибко общаюсь — так, встречаемся по выходным и все.

Забавно: поначалу мне мое столичное одиночество даже нравилось — в Грозном все же от постоянного внимания всех родственников к твоей персоне устаешь достаточно сильно. А тут — все, нет никакого контроля! Но со временем эта свобода перестала вызывать какие-то эмоции. Да, я могу теперь позволить себе сходить на последний сеанс в кино или остаться ночевать у друзей, но устраивать какой-то праздник непослушания мне даже в голову не приходит.

Возможно, именно поэтому наши девушки не курят, куда более скромно одеваются. В этом нет ничего от религии — это идет от простого уважения к старшим, к окружающим. Хотелось бы, чтобы это переняли и москвички.

В каждой девочке должна быть какая-то загадка — не только в ее характере, но и во внешности. А значит, зачем тогда, к примеру, выставлять на всеобщее обозрение свое тело, зачем ходить по подиуму в купальниках и по улицам в юбках, едва прикрывающих попу?

Впрочем, я не понимаю даже того, зачем в Москве влюбленные люди на глазах у всех целуются и обнимаются. В Грозном бы такое и в голову никому не пришло! Почему? А вдруг увидят старшие! Поэтому даже муж с женой стараются на людях друг от друга немного дистанцироваться. Все знают, что они живут вместе, что у них общая постель, но любая интимность может проявляться только за закрытыми дверями.

Увы, Москва не позволяет соблюдать многие из наших традиций.

В каких бы хороших отношениях ты ни был с людьми, они всегда ворчат, что у нас много гостей, что у нас шумно. Не знаю… Может, нас просто боятся? Даже мой хиджаб поначалу вызывал у соседей весьма острую реакцию. Потом привыкли. Или, может, это я их своей харизмой взяла? Я улыбчивая, светленькая, светлоглазая… Впрочем, из-за хиджаба до пор переживает даже моя мама.

Кумычка

Саида Берковская, 21 год, студентка

Папа мой родом из Кизилюртовского района Дагестана, но до 18 лет я жила вместе с родителями в Махачкале, а уже оттуда приехала в Москву и поступила во Всероссийский государственный университет юстиции. О Москве я мечтала со школы, потому что понимала — только здесь можно получить хорошее образование, однако сразу после школы мне пришлось поступить в Государственный дагестанский университет: так хотели папа с мамой. Я ходила туда целый год, а потом все же настояла на своем.

Тяжело ли было родителям? Думаю, да. Но они понимали, что я уезжаю не для того, чтобы поменять город и избавиться от их контроля, а ради знаний и будущей карьеры. Да и остальные родственники отнеслись к моему отъезду достаточно спокойно: все понимали, если в Махачкале у тебя за спиной нет сильного клана, имеющего большие связи в данной профессии, на работу тебе не устроиться.

Через год я закончу институт. Хочу поступить в магистратуру, а, кроме того, я уже прошла конкурс и получила приглашение на работу в Министерство юстиции. Так что моя жизнь в Москве продолжается!

Чего? Схожесть Москвы и Махачкалы, как мне кажется, заключается в том, что эти города очень суетливы, только у меня на родине эта суета какая-то хаотичная, а здесь все работает как часы. Наверное, мне как раз и не доставало этой суетливой размеренности, а еще — простоты.

Менталитет кумыков такой же, как у всех представителей Кавказа — у нас всем все нужно, всех все интересует, а потому тебе все время приходится жить, подстраиваясь под общественное мнение. В Москве же я смогла позволить себе быть чуть более светской, чуть более свободной от условностей. При том, что уклад моей жизни в Москве не поменялся абсолютно – я так же одеваюсь, так же встречаюсь с друзьями и подругами — здесь мне намного легче дышится.

Язык? Знаете, получилось смешно: я свой кумыкский очень здорово подтянула именно в Москве, потому что стараюсь здесь побольше общаться со своими земляками. Зато с чем тут возникают постоянные проблемы, так это с продуктами. Сама я, честно говоря, готовить не очень люблю, потому что у меня мама — повар, который все делает куда вкуснее меня. Но я знаю, что, увы, хорошее мясо в Москве купить крайней сложно — за свежим приходится ездить в халяльные магазины, а сушеное и колбасу нам и вовсе привозят родственники из дома.

Традиционная ли у нас семья? Отец моей мамы был евреем, выросшим в кумыкской семье — от него мне досталась фамилия. Мой папа — стопроцентный кумык. Не сказать, что мы живем полностью по традиционному укладу, но язык знаем все, стараемся соблюдать наши обряды — предсвадебные, свадебные, похоронные, многие другие...

Я знаю, что когда соберусь замуж, выйду если не за кумыка, то обязательно за мусульманина. Я считаю это правильным, потому что у мужа и жены не должно быть разногласий по религиозным вопросам. Вот мой дядя, например, женился на русской, так она приняла ислам. При этом я, клянусь, одинаково хорошо отношусь ко всем.

Когда я только собиралась переезжать в Москву, думала, что здесь меня может многое шокировать, но ничего такого не случилось. Впрочем, некоторое время, нужное, чтобы привыкнуть к тому, что творится вокруг, мне понадобилось. К примеру, мне было сложно принять то, что здесь называют «свободными отношениями».

Или вот этот конкурс красоты «Мисс Россия». Для меня, как для кумычки, совершенно неприемлемо дефиле в купальниках: в нашем обществе всегда пропагандируется скромная одежда, да и вообще женская скромность. Конечно, мы тоже можем раздеться — но только на пляже, а конкурс-то показывается на всю страну! В общем, мое мнение таково: хочешь ходить в купальнике на всех телеканалах, ходи, но только не как представительница своего мусульманского народа, иначе ты создаешь о нем неправильное впечатление. Ведь по каждому из нас судят обо всей национальности.

Аварка

Джамиля Ганиева, 31 год, администратор IT-компании

В Москву из Махачкалы я приехала, в 2007 году, чтобы найти работу. Причем не одна, а вместе с мамой, сестрой и младшим братом.

Это место никогда не было городом моей мечты. Москва напугала меня, еще когда я впервые оказалась в ней как турист в 2000-м. Я тогда сразу подумала, что жить бы здесь не смогла. Однако ж живу тут уже почти 10 лет, хотя до сих пор периодически удивляюсь, как это мне удается.

Впрочем, все это были мелочи по сравнению с соседом по подъезду. Он располагался над нами и ровно в пять часов утра начинал чем-то очень тяжелым — ощущение, что гирей — стучать об пол.

Жил он с мамой-пенсионеркой и, по всей видимости, не работал. Представляете, его мама однажды пришла к нам жаловаться, что мы шумим. А когда я спросила, как мы это делаем, она ответила, что мы постоянно ходим и включаем воду! Потом к нам даже приехала полиция. Представляю, как это выглядело: старушка-божий одуванчик и семья дагестанцев…

Короче говоря, это был ужасный стресс. И еще — был декабрь. Встаешь — темно, сосед стучит, идешь по этому мраку и мерзлому льду на работу, едешь в метро, возвращаешься с работы — опять темно. Я видела солнце и дневной свет только в короткий обеденный перерыв, когда выходила купить себе что-нибудь поесть. Мне казалось, что я — Дюймовочка, попавшая к Кроту, и что мне нужно было попрощаться с солнцем прежде, чем я уехала в Москву.

Я русскоязычный человек, читавший те же книжки, что и мои русские ровесники. Но в Москве я вдруг обнаружила, что вообще не понимаю людей вокруг! Я совершенно не улавливала интонацию: говорит ли человек, к примеру, с иронией или серьезно, злится или шутит…

Или вот еще: однажды на первой работе коллега попросила меня купить ей пирожок. Стоил он рублей шестнадцать. Я купила. Так она вернула мне эти 16 рублей, чем меня просто шокировала! А коллега с другой работы, когда я пропустила ее по своей карточке в метро, стала отсчитывать мне за это 20 рублей (столько тогда стоил проезд). Мне всегда казалось, что за такое брать деньги как-то неприлично…

Еще мне казалось, что в Москве женщины не уважают мужчин, а мужчины — женщин. Да, в Махачкале женщин тоже не больно уважают, но как-то иначе. Например, материться при девушке, если ты ее хоть во что-то ставишь, у нас не принято, а в Москве в этом будто ничего такого и нет. Что же до мужчин, здесь, мне кажется, каждый взгляд и жест женщины кричит: «Да ты вообще не мужик!».

Переехав в Москву, я была наслышана о страшных скинхедах. И все время ждала, что сейчас они придут и начнут бить меня битой по голове… Я так и не увидела ни одного из них, но зато оказалось, что взрослый образованный человек может тут считать нормальным употреблять при мне слова типа «хачи», «чурки». И что ему совершенно все равно, что он меня этим оскорбляет. Я думала, воспитанные люди так не делают.

Что значит «сохранять аварские традиции», я не совсем понимаю. Мне кажется, тут скорее надо говорить о том, что принято или не принято в конкретной семье. О том, насколько важно человеку иметь одобрение этой самой семьи, и как сильно семья готова наказать человека за то, что он выбрал что-то свое, не согласовав с ней. Но сама я с таким не сталкивалась — возможно потому, что в моем поведении мало что изменилось после того, как я приехала в Москву. Мне даже говорили, что я московский акцент не приобрела.

Если уж и вести речь о каких-то переменах, то они заключаются вот в чем: я, наконец, привыкла к Москве, а она больше не отторгает меня. Я нашла другую работу, других соседей и другую квартиру. И, наверно, перестала сама считать себя новичком, вечно виноватым в том, что «его тут не стояло».

Кубачинка

Залина Кишова, 36 лет, художник

Я, наверное, тот редкий человек, который совершенно не стремился в Москву. Но жизнь распорядилась иначе: в 2000 году я приехала сюда из Хасавюрта и, как оказалось, насовсем. Мне было 20 лет, выглядела я на все 16, и это добавляло немало комичных моментов в мою новую московскую жизнь.

Приехали мы с мужем вдвоем и, как водится в кавказских семьях, он занимался работой, а я обустройством нашего нехитрого быта. Временами приходилось довольно-таки непросто. Больше всего меня тяготило отсутствие близких рядом — это сейчас все намного проще, есть видео и мобильная связь, а тогда... Зато с того времени у меня осталось увесистая пачка писем. Родные, друзья — мы переписывались, отправляли друг другу фотографии, посылки, в общем, скрашивали это огромное расстояние между нами, как могли.

Скоро будет 17 лет, как я живу в Москве.

Я добилась успеха в своей профессиональной деятельности, обрела здесь близких друзей. Да, пришлось довольно быстро повзрослеть, научиться быть ответственным и решительным человеком. И еще — гораздо более лояльным.

О разности в воспитании уже много всего сказано. Да, есть то, что меня смущает, но я стараюсь принимать людей такими, какие они есть. Не навязываю им свою позицию. Это борьба с ветряными мельницами, разве не так? Я могу только лишь своим поведением или поступками заявить о себе, о своем отношении к происходящему.

Не здороваются? Поздоровайся сам. Кстати, это один из тех странных моментов, которые меня коробят до сих пор.

В Москве каждый сам по себе. Отчасти это происходит за счет ритма, загруженности и расстояний в этом городе. Ты скорее позвонишь, чем побежишь на встречу. Что я могу сделать в такой ситуации? А вот что! Я могу быть хозяйкой своего гостеприимного дома, куда всегда можно заглянуть на огонек. Дома, где вкусно накормят и приютят, если это потребуется.

Кстати, о еде! Мои московские подруги, коренные москвички, уже давно и успешно готовят блюда кубачинской кухни. Друзья моего сына с удовольствием закусывают хинкалом и разбираются в разновидностях чуду. А мои дети отмечают Масленицу и угощаются куличами на Пасху. Так что в моей жизни происходит, скорее, мирное сосуществование культур, нежели наоборот.

Конечно, то, что зависит от меня, я стараюсь делать в рамках наших традиций и воспитания.

Моя задача сделать так, чтобы мои дети были воспитаны в соответствии с нашими традициями, но при этом чувствовали себя достаточно комфортно в Москве. Это не так сложно, как кажется, но все-таки требует немало терпения и внимания. Уважение к старшим, скромность, воспитанность, взаимовыручка, чувство долга и семьи — это такие основные качества, которые украсят любого человека.

Нам проще было воспитать себя таким образом, потому что мы жили в такой среде, где это окружало нас с раннего детства. В этом городе немного другая ситуация. И нужно постараться не растерять то ценное, что досталась нам от предков. Уважение к старшим, сплоченность семьи — это именно то, чему, пожалуй, стоит поучиться у нашего народа. Это умение не дается легко, но оно необходимо в современном мире.

Осетинка

Диана Гогичаева, 24 года, художник по костюмам

Мои папа и мама родились во Владикавказе, как, впрочем, и я. А пять лет назад я перебралась в Москву, чтобы поступить в ГИТИС. Конечно, для мамы это было шоком – уж очень она боялась меня, 19-летнюю, отпускать. Но я больше не могла жить дома!

Находиться в маленьком городе мне, человеку довольно свободолюбивому, было очень сложно: там всем друзьям, соседям и родственникам есть до тебя дело, тебя везде могут увидеть, там ты совершенно не можешь заняться какой-то своей личной жизнью. Приходишь в восемь вечера, а тебе мама сразу: «Что скажут люди?!». Более того, она уже знает, где я гуляла и с кем. В такой обстановке, поверьте мне, дышится очень тяжело…

Понимание того, что я осетинка, пришло ко мне в раннем детстве.

В чем она заключается? В первую очередь, конечно, в понимании свободы. При всей моей открытости, здесь я чувствовала себя достаточно замкнутым человеком — замкнутым в своих мыслях, своих действиях.

Например, у всех моих одногруппников в ГИТИСе к педагогам было достаточно высокомерное отношение. Они все время пытались им что-то доказать, а мне это казалось стыдным. Я лучше промолчу, чем что-то скажу. Еще — если мы, осетинки, сильно злимся, мы никогда этого не покажем, а будем стоять, опустив глазки. Ну и, кроме того, у нас все общаются намеками — никогда человек, даже мужчина, не подойдет к тебе и не скажет все прямо.

С мужчинами, кстати, вообще интересно: во Владикавказе ты можешь три года с кем-то встречаться, ходить в парк, целоваться, а потом раз! — и все, разрыв. Почему? Потому что у нас до свадьбы нельзя заниматься сексом, вместе жить, все сильно скованы, никто никого нормально не знает. Когда ты встречаешься с человеком на улице, ты вся такая красивая, вкусно пахнущая, и он такой ангелочек. А чуть начинается быт — и вылезают проблемы.

Мой парень — русский, и для мамы это не имеет значения: мы православные, так что у нас одна культура на всех. А вот бабуля переживает. Говорит: «Что, в Москве осетин нет?». Есть! Но предыдущий молодой человек меня даже со своими родителями не познакомил, и нынешний – сразу представил семье. Я расцениваю это как уважение…

К сожалению, сохранить свои традиции в Москве очень сложно. Приведу пример: у нас осетинские пироги — целый культ. Перед тем, как начать их есть, необходимо произнести молитву, потому что пирог — символ триединства стихий: неба, земли и загробного мира. А русским этого не объяснить, для них это просто еда. Они, когда режут пирог, начинают крутить тарелку, что у нас категорически запрещено, и так далее.

Первый год я очень скучала по Осетии. В Москве мне все казалось таким большим, чужим. Потом я привыкла.

Однажды я уступила в троллейбусе место женщине. Так она, вместо того, чтобы сказать спасибо, заявила: мол, так и надо — а то понаехали, да еще и сидят тут. Во Владикавказе такого точно бы не случилось.

Впрочем, сейчас уже там меня начинают воспринимать, как чужую, хотя и веду себя, и одеваюсь я весьма скромно. Почему? Я сильно изменилась внутренне и сейчас уже четко понимаю, где действительно осетинские традиции, а где осетинская показуха. Ужасно ведь: люди иногда приходят на похороны или на свадьбы только для того, чтобы поесть, а мужчины, выбирая себе невесту, смотрят на то, что у нее «за спиной».

Сегодня себя чувствую, скорее, москвичкой. Здесь легко каждый день открывать для себя что-то новое, здесь много хороших людей. Возможно рядом с ними я и сама уже становлюсь немножечко русской. Плохо ли это? Не думаю. Важно только то, хороший ты человек или нет. Ведь правда?