Как спасти бабушку

О том, как лечат стариков в Москве и что в этой системе нужно изменить, МОСЛЕНТЕ рассказал Андрей Лукин, главный врач-гериатр Северо-Восточного округа, участковый врач городской поликлиники №12.

Старость — не приговор

У нас что сейчас получается? Старость — это не очередной этап жизни, как в Европе или Америке, у нас старость — это уже приговор: ты закончил работать, тебе под 70 и ты никому не нужен. Если у человека при этом заболевания суставов, например, и он уже не может выходить из дома, то ему остается сидеть и чахнуть в четырех стенах. Так большинство пенсионеров видят свое будущее.

Я с такой схемой не согласен и делаю все, чтобы мои пациенты видели жизнь в более радужных цветах. При этом работать врачу-гериатру в Москве сейчас нелегко: нормативная база крайне устаревшая. Я сам работаю по приказу, изданному почти 20 лет назад.

Как юрист стал врачом

Первое высшее образование я получил юридическое и работал по этой специальности, когда у меня серьезно заболел отец. Это было в 2006 году, пришлось обивать пороги министерств, департаментов, чтобы получить квоту, льготы на оказание необходимого лечения. После того как я увидел, как у нас обстоят дела с оказанием медицинской помощи людям пенсионного возраста, я решил посвятить жизнь медицине, работе с пожилыми людьми. Закончил лечебный факультет медицинского университета, получил специальность врача-терапевта.

Сразу идти в государственное учреждение я побоялся, было мало опыта, так что сначала устроился в частную клинику и уже после года работы там пришел в поликлинику №12, где и тружусь сейчас. В платной поликлинике работать было проще: пациенты легкие, в основном простуда, а здесь пациенты уже пошли тяжелые: и онкологические, и хронические. Я хорошо здесь себя зарекомендовал, и главный врач направил меня на повышение квалификации и обучение по направлению гериатрия — лечение болезней пожилого и старческого возраста.

Гериатров в Москве сейчас мало, наш выпуск стал первым за многие годы. А дальше, как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Больше половины нашей группы, человек девять, поставили на должности главных врачей-гериатров округов Москвы. Теперь я главный врач-гериатр Северо-Восточного округа.

День у меня теперь начинается в четыре утра и заканчивается за полночь. Я пишу диссертацию, работаю в нескольких местах: у меня пожилые родители, им нужно помогать.

Как лечат стариков в Москве

У нас в Москве на данный момент осталось чуть более 40 врачей-гериатров. Изначально их было человек 80, в основном врачи-совместители, потому что работать специалистом-гериатром тяжело: пациенты сложные, со своеобразной психикой, а зарплата совсем небольшая. Когда началась последняя реформа здравоохранения, многие из этих специалистов от совместительства отказались, работают теперь только по своей основной специальности. А молодежь на такую работу идет неохотно.

Главный гериатр Ольга Ткачева делает все, что в ее силах, чтобы поднять нашу специальность. Например, приглашает специалистов из Израиля, которые читают нам лекции.

Израиль — страна, где прекрасно развита гериатрическая служба, это как золотой стандарт для России. Там, как и в европейской медицине, существует комплексный подход к пациенту и его заболеваниям, который сильно отличается от нашего, когда лечат набор отдельных заболеваний. У нас как: пришел пациент с гипертонией — снижаем ему давление, пришел с бронхитом — даем ему антибиотик, лечим кашель. В своей работе я стараюсь этот комплексный подход вложить в головы наших врачей. И когда в лечении мы начинаем применять интегрированный подход к ведению пациента пожилого возраста, мы получаем лучшие результаты, чем при лечении отдельных заболеваний.

Как спасти бабушку

Сейчас, если московская бабушка приходит на прием, у врача есть 12 минут, чтобы ее осмотреть, выписать рецепты, назначить лечение, рассказать в двух словах, зачем нужен каждый лечебный препарат. Этого времени для полноценной работы медика с пациентом явно недостаточно.

Амбулаторные центры сейчас объединили: есть головное учреждение, а у него — от четырех до шести филиалов. В них не во всех есть, например, физиотерапевтическое отделение или нужный специалист, тот же врач-ревматолог. Это значит — пожилому пациенту нужно, получив направление в филиале, ехать в тот амбулаторный центр, где физиотерапия есть. Если десять процедур назначили, значит, десять раз больному человеку надо будет ездить на транспорте в амбулаторный центр. Я считаю, что это организовано неудачно.

Еще в своей работе я сталкиваюсь с тем, что есть социальная служба и здравоохранение. У двух этих организаций разный бюджет, и мы фактически никаким образом не сотрудничаем друг с другом: соцработник отнес пациенту лекарства из поликлиники и на этом все.

Возьмем ситуацию, когда бабушка выписана из больницы, где проходила лечение по поводу перелома шейки бедра. Что в этом случае делают в Израиле, где гериатрическая служба на высоте? Там бабушку на следующий день после операции выписывают домой, как бы абсурдно это для нас ни звучало. В тот же день к ней на дом приходит врач-ортопед, медсестра, физиотерапевт со всем необходимым оборудованием, врач-специалист по лечебной физкультуре. Бабушке объясняют, как садиться, как вставать, как начинать ходить. Доктор ежедневно приходит, смотрит рану, на седьмой день снимает швы.

Что происходит у нас: после операции, через восемь дней стационарного лечения бабушку выписали, она приезжает домой. На дом доктора приходят дважды в месяц, можно вызвать дежурного врача, у которого, надо понимать, 30 вызовов в день. У такого специалиста нет возможности 40 минут объяснять бабушке, как ей переворачиваться, как садиться. Приедет, скажет: «Пейте обезболивающее, если болит». И все.

То есть, никакой реабилитации у нас на дому не происходит. Физиотерапевт на дом не пойдет. Оборудования, которое можно было бы использовать на дому, нет. Соцработник придет дважды в неделю: помоет полы, приготовит покушать. Коллеги рассказывали, что в центрах соцобслуживания существует специальная служба — к временно маломобильным пациентам прикрепляют соцработника, который находится с ними с девяти утра до шести вечера. Но по своему опыту я знаю, что в социальных службах произошли те же сокращения, что и в здравоохранении, и я лично не видел ни одного соцработника, который сидел бы у одной бабушки больше трех часов. Эту ситуацию тоже, я считаю, надо дорабатывать.

В центрах социального обслуживания раньше работали патронажные медсестры, теперь медицинские подразделения там сократили. Теперь два-три раза в год к ветеранам, участникам войны, приезжают специалисты из центра социального обслуживания совместно с врачами и проводят реабилитацию на дому. Но, извините, кроме участников войны у нас есть и другие пациенты. И куда их девать, как о них заботиться? Школы с такими занятиями, как я провожу в социальных центрах, очень помогают в этой ситуации. Если родственникам объяснить, как ухаживать за их бабушкой или дедушкой, как и чем их кормить, как проводится профилактика в случаях обострений, то мы улучшим качество жизни этого пожилого человека, он не будет себя чувствовать ущемленным.

###О гипертонии и остеопорозе

В Москве, по статистике, количество пожилых людей увеличивается с каждым годом, население города из года в год стареет. По своей терапевтической практике скажу, что порой бывают приемы, когда у тебя 30 пациентов, и все 30 — пожилого и старческого возраста. В среднем же пожилые пациенты составляют от 40 до 60 процентов посетителей поликлиник.

Я как врач-гериатр работаю именно с пожилыми пациентами, которым больше 60 лет. Как правило, у них сразу несколько патологий. Основные группы заболеваний, которые у них встречаются, — это сердечно-сосудистые заболевания: гипертоническая и ишемическая болезни сердца, варикозы, тромбофлебиты и остеопороз, который еще называют «тихим убийцей». В пожилом возрасте кальция в костях остается мало и сильно увеличивается опасность получения переломов, когда для того, чтобы что-то себе сломать, достаточно просто резко встать с кровати.

Какая в этих направлениях ведется работа? Сейчас заявлено, что открывается много сосудистых центров, где пациент получает квалифицированную помощь вплоть до установки стентов. Проект очень хороший, сосудистые центры открываются повсеместно, но главная проблема, с которой я столкнулся, поработав в одном из них, — это то, что препараты, с которыми там приходится работать, часто бывают на порядок дешевле прописанных в программах Минздрава. В результате работы мы спасаем пациентов, но выпускаем их в состоянии несколько худшем, чем прописано в нормативах.

А вот остеопорозом у нас никто не занимается вообще. Есть приказ Минздрава, где четко прописано, что остеопороз — это заболевание, которое ведут врачи-ревматологи. Но сейчас в нашем здравоохранении сложился парадокс: ревматологи лечат боли в суставах, в спине, позвоночнике, но остеопорозом занимаются только вскользь. Пациенты ходят, из года в год жалуются на проблемы, а им говорят: «Купите мазь, мажьте суставы и спину, авось, пройдет». Наши медики в этом плане слабо подкованы, те же терапевты. Никто не знает тех рекомендаций, которые ежегодно публикует научная школа ревматологов, находящаяся в Санкт-Петербурге. Достаточно взять такую брошюру, прочесть ее и можно начинать лечить пациентов, но почему-то никто этого не делает.

О борьбе с унынием

Самая главная задача, которая стоит перед любым врачом и перед гериатром в частности — это борьба с унынием у пациентов. Потому что именно уныние нарушает баланс в организме, из-за него обостряются хронические заболевания.

У нас выходя на пенсию люди часто замыкаются в себе, у них начинается тяжелая депрессия. Я же в работе с пациентами стремлюсь донести до них мысль, что старость — это новое состояние, новый этап жизни, когда у человека больше свободного времени для общения, хобби. Всем пациентам я говорю: «Да, старость дает о себе знать: бывает, болят ноги, спина. И все равно, надо выходить из дома, общаться, пускай даже с соседкой по лестничной клетке».

После выхода на пенсию у человека меняется график, жизненный ритм. Всю жизнь он знал, что с понедельника по пятницу в семь подъем, потом работа, в пять прихожу, что-то делаю, в субботу-воскресенье куда-то еду. И тут он сталкивается с проблемой: наступает понедельник, а идти никуда не надо. Он хочет с кем-то пообщаться, но люди заняты, работают. Ну, походит человек по городу, по окрестностям вокруг дома. Хорошо, если встретит знакомых, пообщается. А чаще никого не встретит. И когда эта ситуация повторяется изо дня в день, депрессия нарастает, как снежный ком.

Как с этим бороться, известно: человеку надо придумать себе занятие, полезное дело. Недавний пример из моей практики — бабушка за 80 лет с выраженной депрессией: все плохо, давление высоченное, жить не хочется, скорее бы в деревянный ящик. И с соседями, и с родственниками — сплошные скандалы. Мы поговорили, и между делом выяснилось, что ее сильно раздражает ситуация в подъезде: реклама всюду разложена и разбросана, грязно. Я за это зацепился и говорю: «А почему бы вам не заняться общественной работой в своем доме?»

И вот буквально за неделю она нашла в подъезде таких же активных пенсионерок, они побеседовали с консьержкой, вычислили людей, которые приносят и расклеивают объявления, и отвадили их от подъезда, пригрозив вызвать милицию. Потом они облагородили подъезд, расставили по подоконникам цветы в горшках. Сейчас, насколько я знаю, они занялись соседним подъездом.

И если раньше эта бабушка ходила с поникшей головой, то теперь глаза горят, она ожила и в поликлинике появляется гораздо реже. Стоило ей победить уныние, и ее болезни отступили на второй план, она почувствовала себя нужным человеком.

Как изменить ситуацию

Для того чтобы в корне ситуацию изменить, надо работать с врачами. А для этого у нас нет соответствующей законодательной базы. Работа в данном направлении хоть и ведется, но продвигается все очень медленно. Главный гериатр Минздрава Ольга Ткачева уже сдала в ведомство стандарты, протоколы ведения гериатрических пациентов. Надеюсь, они будут одобрены.

У хорошо развитой гериатрической службы много плюсов. Например, пожилые люди могут дольше работать, позже выходить на пенсию. Для этого надо создать достойные условия, поддержать их здоровье, чтобы они трудились не до 55 и 60, как сейчас, а до 60 и 65 или даже до 65 и 70 лет.

Надо так дополнить нормативную базу, чтобы работа врачей-гериатров достойно оплачивалась. Тогда и государство будет в выигрыше: когда специалист имеет возможность так вести пожилых пациентов, что они дольше работают, реже оказываются в стационаре, государству такая забота о пожилых людях в итоге обходится дешевле. А на энтузиазме отдельных сотрудников система не продержится, наши услуги должны достойно оплачиваться. Тогда в гериатрию прийдут хорошие специалисты, их станет больше и, тогда, наконец, увеличится время приема, потому что 12-15 минут на пациента, которые у нас есть сейчас, — это несерьезно.