С широко закрытыми глазами

В советские годы в узких кругах бытовала примета: если третий год магазин получает переходящее красное Знамя ударника коммунистического труда - руководство можно сажать, не боясь наказать невиновного. Этот оперативный секрет передавался сотрудниками отделов борьбы с хищениями социалистической собственности УВД местного исполкома тихо - но не было более внимательных зрителей торжественных собраний коллективов райторгов, чем убелённые сединами опера. Которые никогда не ошибались.

Похоже, что стремление переместить медицину и педагогику в сферу услуг, столь активно внедряемое последние десятилетия в сознание россиян, достигло результата. Со всеми присущими сфере услуг приметами, включая пресловутую «Чёрную кошку на дороге».

Мнением о глубинных проявлениях круговой поруки и резистентном (устойчивым к лекарствам) её вирусе, проникшем в тело общества, с МОСЛЕНТОЙ поделилась доктор филологических наук Мария Голованивская, профессор кафедры региональных исследований МГУ, известный российский писатель и журналист.

Материал был написан ещё до того, как стало известно об увольнении директора пятьдесят седьмой школы Сергея Менделевича и нескольких учителей из этого учреждения, несколько лет подряд занимающей первые строчки в рейтинге столичных школ.

И да: «транспарентность» значит «прозрачность», «конвенциональность» - «договорённость», «флёр» - дымка, «педофиломахия» - стремление во всём видеть сексуальное влечение к детям, «мейнстрим» - основное направление (течение), «стигматы» - кровоточащие раны.

Не подумайте чего неприличного.

В одной московской элитарной школе случился скандал.

Выяснилось, что один из её учителей более шестнадцати лет крутил романы с ученицами. Не платонические романы. Одна из выпускниц школы, журналистка, рассказала, как она дважды пыталась предать эту историю гласности, но не смогла – всегда у кого-то из коллег в этой школе учились дети, и её настойчиво просили войти в положение.

Выносить сор из избы у нас не принято - ни среди интеллигенции, ни среди работяг, ни среди чиновников. Это одна из наших кондовых, густопсовых, сермяжных традиций, против которой всегда публично боролись либералы, сторонники транспарентности во всех сферах жизни. И правильно боролись, ведь от этого «не выносить сор из избы» до «рука руку моет» - один шаг.

Но оказалось, что школа эта, где полтора десятка лет практиковались неуставные отношения учителя с несовершеннолетними ученицами, как раз и есть alma mater тех, кто называл и называет себя борцами за демократические ценности, в частности - за равенство всех перед законом. Такой вот парадокс.

Обсуждение этого казуса оказалось ещё более поразительным, чем сама история, которая, если чем и уникальна, то своей длительностью и своего рода конвенциональностью: кажется, что существовала некая негласная договоренность закрывать глаза на шалости талантливого педагога. Обычно же бывает как: романы с ученицами вспыхивают нередко, тут очевидна мотивация с обеих сторон, но осознаются они как деяние если не уголовное, то, по крайней мере, общественно осуждаемое - и каждый обожатель девочек/мальчиков чувствует себя как минимум кандидатом на выход с волчьим билетом. Здесь же было иначе: все всё прекрасно знали, в этой же школе работала и супруга педагога. И дискуссия в Фейсбуке подтвердила: многие (хотя и не все) полагали, что судить об этой ситуации школа должна по законам, ею самой над собою признанными.

А законы эти просты: у нас можно больше, чем у других.

Недовольные, конечно, были. Предположим, кулаки чесались у некоторых папаш, мамаши, небось, ходили к директору. Да и сейчас некоторые выпускники говорят, что в школе не один только историк любил погулять по буфету. Были возмущенные и среди учителей, и среди учеников, - однако возмущение их тонуло в ласковой административной демагогии. Вот признание одного из них: «... я пошёл к учителю, которому доверял, мы с ним три дня говорили, я пытался рассказать, почему мне кажется, что это неправильно и нужно срочно что-то делать. А он мне говорил, что мне показалось, что девочкам свойственно придумывать, и что даже если так, то все взрослые люди и сами решают. А потом у него у самого случился роман с ученицей, а потом я покинул родные стены».

Да, девочкам свойственно придумывать. Не всем и не всегда. Одна из выпускниц этой школы рассказывает, как её два года преследовал молодой учитель, и когда она, наконец, обратилась к школьному психологу, тот сказал ей, что её долг, как женщины, заботиться об этом человеке, «потому что мы в ответе за тех, кого мы приручили». «Это меня тогда совершенно сломило, - пишет выпускница, - я никого не приручала, я боялась этого человека и слова психолога были переносом ответственности и обвинением ребёнка. Вообще насилия в стенах школы было много, никто не осознавал масштабов, хотя почти все дети его видели. Жаль что мы совсем не знали своих прав. Единственной защитой было предавать таким историям романтический флёр. Раньше я думала, что дело в 90-ых, а сейчас понимаю, что дело было в администрации, которая допускала такое поведение со стороны взрослых».

Всё-таки российский пейзаж в этом контексте удивителен. С одной стороны, в регионах процветает педофиломахия, возникают безумные травли и самые целомудренные педагоги чувствуют себя уязвимыми, боясь лишний раз дотронуться до ученика на уроке физкультуры. Обвинение в педофилии становятся по-настоящему модным и почти беспроигрышным, им шантажируют, добиваясь нужных оценок, - у нас теперь всё как у больших, всё как в цивилизациях. С другой стороны, в самом сердце московского элитного образования практики соблазнения школьниц – почти мейнстрим. Сейчас идёт кампания в защиту педагога и барда Юрия Устинова, недавно осуждённого за сексуальные преступления с подростками. Это было четвёртое уголовное дело, возбужденное против Устинова. Первые суды прошли ещё в советские годы, и Устинов гордо носил стигматы умученного карательной советской юстицией. Но секс-скандалы продолжались и в 90-ые, и в нулевые годы. Журналистов, осмелившихся написать о непотопляемом новаторе, подтравливали – со вкусом, с толком, с расстановкой. Сейчас в сети можно найти десятки признаний от общественных защитников выдающегося педагога: мы просто не верили своим глазам, говорят они, мы не хотели верить... А ещё говорят: мы не знали, что делать с этим знанием. Любое возмущение расценивалось бы как донос, то есть как социально чуждое действие. Ведь нет в интеллигентской среде греха страшнее доноса, и сломанные души детей, конечно же, бледны и невыразительны по сравнению со страхом прослыть доносчиком. Как будто не существует промежуточных вариантов действия. Печально, что в элитной московской среде не нашлось ни одного отца, который бы просто дал по морде совратителю своей дочери. По-моему, умение бить морду обидчикам своих детей есть, по сегодняшним временам, одна из главных интеллигентских добродетелей .

Что более всего досадно в этой истории с московской школой? Низкое качество социального и морального капитала наших элит. С одной стороны, мы наполнены представлениями и принципами, а с другой оказывается, что они совершенно не применимы к тому, что происходит в родном сообществе и для проделок милого коллеги приходится сочинять новые определения. Кастовая культура всегда противоестественна - и всегда работает против жертвы. Недаром Папа Римский в июне этого года упростил процедуру отставки епископов, проявивших халатность в отношении случаев педофилии среди священнослужителей. Папа прописал вертикальную ответственность: отвечает тот, кто закрывает глаза на преступление. Может быть, и московскому образовательному епископату стоит вменить подобную ответственность?

Мария Голованивская