Опубликовано 07 ноября 2018, 12:48
12 мин.

«Чувство неподдельной любви к дому»

Преимущества и недостатки интерактивных домов будущего
МОСЛЕНТА продолжает публиковать фрагменты из лучших книг по урбанистике и архитектуре, которые сегодня можно купить и прочесть на русском. На этот раз перед нами раздел главы «Места любви» из книги Колина Эларда «Среда обитания. Как архитектура влияет на наше поведение и самочувствие».
«Чувство неподдельной любви к дому»

Текст публикуется с разрешения издательства «Альпина Паблишер».

Дом и его будущее

Но что же готовит грядущее? Неужели требования экономики заставят нас селиться в типовых коттеджах и квартирах, которые хоть и могут содержать отдельные дизайнерские «завлекалочки», дразнящие наше воображение, но в остальном имеют не большее отношение к нашей личности, чем если бы мы были лишь двухмерными изображениями самих себя на глянцевых страницах рекламных проспектов? Или хуже того — обреченные занимать все более тесные жилища в перенаселенных и дорогих городах будущего, не окажемся ли мы вынуждены оставить идею индивидуализированного домашнего пространства, приспособленного под наш личный вкус, опыт и внутренний мир?

Но если прогрессивным архитекторам, вдохновленным кинетическими творениями Бисли, дадут дорогу, то, возможно, наши жилища будет выглядеть совершенно иначе. Что, если ваш дом — вместо того чтобы быть коробкой из четырех немых стен, незаметной частью повседневной рутины — превратится в более активного игрока? Что, если он поможет вам полюбить себя, ответив взаимностью? Вот какие перспективы сулит нам адаптивный дизайн. Идея, что здание способно чувствовать и может реагировать на события, происходящие в его стенах, сама по себе не нова.

«Чувство неподдельной любви к дому»

© Timothy Hiatt / Getty Images

В каком-то смысле можно рассматривать термостат, контролирующий наши системы обогрева и кондиционирования воздуха, как своего рода адаптивную технологию. Термостат принимает входящую информацию в виде заданных нами настроек температуры, по сути представляющих собой выраженное в простой форме желание, — и через магию обратной связи управляет сложными механическими системами, работа которых призвана удовлетворять наши потребности. У нас в домах имеется много таких простых систем контроля, начиная с противопожарных датчиков и охранной сигнализации и заканчивая автоматическими устройствами, регулирующими освещение и работу мультимедийного центра развлечений. Однако децентрализованные и полностью подконтрольные пользователю системы — это не то, что мы имеем в виду, представляя себе дом с механизмами восприятия и реагирования, объединенными в единое целое и подконтрольными интеллектуальному агенту, который постоянно трудится над тем, чтобы приспособить дом под нужды хозяина.

Концепция «адаптивной архитектуры» была разработана Николасом Негропонте, гуру кибернетики и основателем широко известной лаборатории Media Lab при Массачусетском технологическом институте (MIT). Он был первым, кто предположил, что архитектура может быть переосмыслена и представлена в виде вычислительной машины, способной реагировать на пользователя и взаимодействовать с ним. Еще в начале 1970-х Негропонте предсказал возможность объединения компьютерных технологий со строительными материалами таким образом, чтобы здание могло реагировать на события, происходящие внутри и вокруг него. Основные разработки в этой сфере до сих пор были сосредоточены на по иске способов повысить экологическую устойчивость зданий при помощи конструкторских решений, минимизирующих их. Например, когда встала задача построить в северном климате дом с нулевым углеродным следом, по явился Северный дом (North House), проект которого был разработан в Школе архитектуры Университета Уотерлу (Онтарио) под руководством Бисли. Здание оснащено набором датчиков, способных реагировать не только на внешние, погодные условия, но и на внутреннюю обстановку: перемещения, движения и активность обитателей.

Для более крупных строений разрабатываются адаптивные оболочки, которые минимизируют энергозатраты, реагируя на изменения окружающей среды. Один из примеров — здание Центра дизайна Мельбурнского королевского технологического института (RMIT Design Hub), внешняя обшивка которого состоит из тысячи отполированных дисков, автоматически поворачивающихся навстречу солнечным лучам. Сейчас эти диски служат солнцезащитными экранами, снижая таким образом энергозатраты здания; но когда-нибудь они будут превращены в солнечные батареи (возможности для такой модификации заложены в техническом оснащении фасада). Похожим образом чикагский архитектор Тристан Д’Эстре Стерк проектирует подвижные оболочки для зданий, которые — за счет применения принципа, определяемого Бакминстером Фуллером как «тенсегрити» (tensegrity), — будут способны менять саму форму здания в ответ на показания датчиков. Пока планируется измерять этими датчиками температуру воздуха и интенсивность солнечного освещения — с целью создать в помещениях приятную атмосферу с минимальными энергозатратами.

«Чувство неподдельной любви к дому»

© RMIT Design Hub

Подобные конструкции, хотя в них и использованы возможности передовых сенсорных технологий и материалов, делающих жилье более «зеленым», по сути своей не так уж далеко ушли от простого механизма обратной связи, используемого в термостате домашнего обогревателя. Такие здания могут знать определенные вещи о своих обитателях, но не могут их чувствовать. Однако уже появляются, например, игровые консоли для гостиных, в которые встроены простые датчики, способные измерять у нас частоту дыхания и сердечных сокращений, уровень стресса и мозговые волны, оценивать выражения лица и движения глаз. Концептуально отсюда рукой подать и до целого здания, нашпигованного подобными датчиками, которые предоставляли бы ему больше информации о нашем физиологическом и психическом состоянии, чем может быть доступно близкому другу, сидящему с нами рядом в гостиной.

Некоторые из недавних проектов лаборатории Media Lab в MIT представляют собой шаги в этом направлении. В их числе — проект CityHome, изобретение научной группы Changing Places, возглавляемой Кентом Ларсоном. Набор модульных блоков позволяет жильцу создавать в своем жилище отдельные пространства в зависимости от текущих нужд. Это достигается тем, что подвижные стены оснащены встроенными компьютерами, фиксирующими физиологическое состояние пользователя и особенности его поведения. Такие «живые лаборатории» потенциально способны собирать огромные объемы биометрических данных о своих жильцах и, уж конечно, достаточно информации, чтобы строить разумные теории относительно их физического и психического состояния.

Здесь можно даже привести такую аналогию: жить в CityHome — все равно что держать в доме круглосуточного дворецкого, который всегда внимателен к потребностям своих работодателей, предугадывает каждое их движение и создает для них все удобства, но при этом — что, пожалуй, особенно ценно — готов убраться с глаз долой по взмаху хозяйской руки. Адаптировать под нужды жильца можно не только температуру и освещение, но и почти любой элемент интерьера. Дэниэл Фогель, программист и художник из Школы компьютерных наук Дэвида Черитона при Университете Уотерлу, работал с гигантскими дисплейными панелями, способными реагировать на жесты или изменения позы.

В эпоху дешевых и быстрых технологий отслеживания движения, таких как, на пример, Kinect от Microsoft, подобные панели вполне доступны даже любителям, а профессионал легко может соорудить такой дисплей самостоятельно (недавно я посетил виртуальную художественную галерею, созданную с использованием технологий отслеживания движений и распознавания голосовых команд моим знакомым компьютерщиком всего за неделю). Как говорит Фогель, «необязательно, конечно, устраивать у себя дома Таймссквер», но сегодня уже не проблема раздобыть матери алы для изготовления ультратонкого дисплея, который сможет показывать вам прогноз погоды на потолке спальни, новости на зеркале ванной комнаты и создавать имитацию панорамного окна с видом в парк на стене гостиной.

«Чувство неподдельной любви к дому»

© Fernando Guerra / Philips / AP

Учитывая наши симпатии к определенного рода изображениям (например, пейзажам) и психологическое воздействие определенных цветов и форм, вполне реально научить «чуткий дом» следить за нашим само чувствием и соответственно менять свой интерьер. Неважно себя чувствуете? Ваш дом тотчас приглушит освещение, пере несет вас на вечерний пляж и убаюкает плеском волн в лучах закатного солнца. Нужен «волшебный пинок», чтобы успеть закончить работу к дедлайну?

Дом включит свет на полную яркость, взбодрит видом людной городской площади и приготовит кофе. Такой уровень интерактивности дома в сочетании с известной склонностью нашей психики «очеловечивать» даже простейшие гаджеты в скором времени может породить качественно новую форму взаимосвязи с нашими жилищами: из бездушной постройки дом превратится в живое существо с разумом, характером и зиждущимися на многолетней дружбе чувствами по отношению к своим обитателям. Легко представить себе преимущества такой формы взаимодействия с домом, особенно для тех из нас, кто страдает физическими или душевными недугами.

Вообразите жилье, которое чувствует, когда у вас начинается приступ депрессии, и реагирует соответственно: поддерживает вас ободряющим разговором или предлагает занятие, которое развлекло бы вас, или, наконец, — если дело совсем плохо — подает сигнал тревоги вашим друзьям и близким. Сейчас на рынок выходит новое приложение для смарт фонов, призванное оценивать настроение человека по его паттернам активности в социальных сетях и даже по манере взаимодействия с тачскрином — и в случае чего реагировать, связываясь с лечащим врачом. Чуткий дом, выучивший ваши привычки и имеющий представление о вашей психике, сможет быть еще предупредительнее в заботе о вас.

Эмоциональный протез

В последнее время очень актуальна разработка все более совершенных «систем умного дома» для людей с особыми потребностями, особенно учитывая перегруженность медицинских учреждений и стремление к такой организации лечения, когда пожилые или больные люди могут жить и наблюдаться дома, а не в стационарах. Но даже тем из нас, у кого нет таких особых потребностей, отнюдь не помешал бы дом, способный чувствовать все наши настроения и откликаться на них. Как мы убедились, человеческая склонность видеть жизнь и сложные эмоции даже в простых геометрических формах и линиях велика.

Почему бы не воспользоваться ею для того, чтобы иметь полноценный эмоциональный протез, с помощью которого можно было бы усилить положительные эмоции и приглушать отрицательные? Преимущества чуткого дома вполне очевидны; однако в культурном контексте, в котором существуют антиутопические образы автоматических надсмотрщиков, таких как HAL 9000 (из «Космической одиссеи 2001 года» Стэнли Кубрика) или MUTHR 182 (из фильма «Чужой» Ридли Скотта), нетрудно представить и обратную сторону медали.

«Чувство неподдельной любви к дому»

© Кадр: фильм «2001 год: Космическая одиссея»

Как учат нас научно-фантастические произведения, компьютерный интеллект может ошибаться, неверно понимать инструкции или, в конце концов, стать жертвой хакеров. Но таковы риски, сопряженные с применением любых технологий, влияющих на нашу жизнь и благополучие. Пожалуй, более серьезный повод для беспокойства — легкость, с которой мы передаем технологиям важные функции, возможно составляющие часть того, что считается человеческой сущностью. Подобно тому как, согласно распространенному опасению, использование GPS атрофирует природную способность человека ориентироваться на местности, а эффективные интернетпоисковики отучают работать его память, дом, предохраняющий нас от естественных жизненных стрессов, может притупить нашу способность адаптироваться к различным непредвиденным обстоятельствам.

Появление любой новой технологии приводит к увеличению разрыва между нашей жизнью и реальным миром. Мы приветствуем инновации, потому что они высвобождают нам время и умственные ресурсы для других целей, — но всегда ли мы до конца осознаем, от чего отказались ради этой свободы? Если наша жизнь, по сути, состоит из набора рутинных действий, заставляющих нас фокусироваться на окружающем мире, на других людях и собственном понимании себя, — то что же будет, когда мы отдадим на откуп технологиям сами материалы, из которых строим последний бастион нашего уединения — самое частное и интимное пространство, какое только может быть у большинства из нас? И пускай наши дома, воспринимаемые символически, напоминают о жизни в материнской утробе, но действительно ли мы хотим в нее вернуться?

По мере того, как новые архитектурные решения домашних пространств продолжают опираться на мощный потенциал информационных технологий и тем самым менять само понятие дома, мы будем и дальше задаваться подобными вопросами якобы из области научной фантастики. Но чем глубже компьютерный мир вторгается в нашу повседневную жизнь, тем чаще наши дискуссии будут фокусироваться на том, что можно рассматривать как кризис аутентичности.

С развитием дешевых и эффективных технологий в нескольких передовых областях, таких как сенсоры, дисплейные устройства, тенсегрити-структуры, виртуальная реальность и производство трехмерных устройств, мы переживем новый пик того, что французский поэт и философ Поль Валери назвал «покорением вездесущности». Немецкий философ Вальтер Беньямин в своем знаменитом эссе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» предположил, что точное массовое воспроизводство артефактов потребует новых под ходов к определению слова «подлинный», а другие разработки в области технологий и социальных связей заставят нас помучиться с такими понятиями, как «приватность», «автономия» и «власть».

Грядет трансформация, в ходе которой место действия нашей жизни превратится из пассивных декораций в активного участника процесса. Так же, как и в любой другой период эпохальных перемен, мы можем либо молча позволять событиям разворачиваться, увлекая нас за собой, и принимать все как есть, либо встречать эти перемены дискуссией, смелыми экспериментами, с непредубежденным интересом и, по возможности, оптимизмом. Другой немецкий философ, Мартин Хайдеггер, большую часть жизни прожил и проработал в маленькой хижине в Шварцвальде, недалеко от места своего рождения.

«Чувство неподдельной любви к дому»

© dpa picture alliance / Alamy / Diomedia

Важнейшие свои работы, включая «Бытие и время», мыслитель написал в этом крохотном домике, который он делил с женой и двумя сыновьями. Возможно, такая жизнь в изоляции от остального мира, среди гор и холмов малой родины, была для Хайдеггера метафорой того, как он представлял себе занятие философией («Философия и поэзия стоят на противоположных вершинах, но говорят одно и то же»). Философ избегал напыщенности в речи и одежде, типичной для немецких академических кругов того времени, и придерживался деревенского стиля, гармонично сочетавшегося с окружением.

Известный своей сложностью язык Хайдеггера, включающий много неологизмов, изобретенных им или составленных из других слов, словно отражает запутанность горных тропинок, по которым он бродил вокруг своего дома. Даже название одной из его важнейших книг, сборника эссе Holzwege («Лесные тропы»), у немецкого читателя сразу ассоциируется с петляющей дорожкой, делающей невозможным прямой путь из одного пункта в другой. Словом Holzwege дровосеки называют тропинки, которые они прокладывают в лесу, сворачивая с главной дороги, чтобы найти подходящие для рубки деревья и затем вернуться. Название книги свидетельствует об осознании Хайдеггером того, несколько тесно его работа связана с топографией места, где он писал; многие из статей, вошедших в сборник, также отражают понимание этой связи. Можно даже предположить, что вклад, сделанный Хайдеггером в философию, не мог бы быть сделан ни в каких других условиях — или по крайней мере сильно отличался бы от тех сочинений, что мы теперь читаем.

В каком-то смысле хижина философа и была им самим. И его сын Герман, похоже, понял это, судя по той трогательной фразе, которую он произносит в одном из эпизодов документального телефильма. Во время посещения хижины Герман заходит в кабинет отца и говорит: «Здесь он по-прежнему жив — во всяком случае, я так чувствую».

Но способны ли дома, которые, благодаря технологиям, становятся «живыми», устанавливать столь глубокую и прочную связь со своими жильцами? Могут ли все усилия архитекторов и инженеров вызывать в нас чувство неподдельной любви к дому, который мы постепенно возводили и в который вложены долгие годы испытаний, размышлений, труда и экспериментирования? Или все же, каким бы продуманным ни было устройство адаптивного дома, этого симулякра материнской утробы, мы все равно будем чувствовать себя в нем неестественно, не уютно и слегка не в своей тарелке — так же, как я чувствовал себя среди тех общительных папоротников у Бисли, вроде бы напоминающих об эмпатии, но в то же время и жутковатых? И даже в случае, если все сложится как нельзя удачнее, — действительно ли мы хотим для себя такое будущее?

И еще один важный вопрос: а что мы выиграем, добившись повсеместного внедрения инновационных технологий адаптивного интерактивного дома? Получив этого круглосуточного компьютерного дворецкого, сдувающего с нас пылинки, освобождающего нас от стольких скучных банальностей повседневного существования, как мы распорядимся нашей обретенной свободой? Поможет ли она нам взлететь к новым высотам? Или же, наоборот, как только будут разорваны цепи, приковывающие нас к дому человеческими чувствами, любовь станет невозможной?