«Контакты в городе безличны, поверхностны и мимолетны»

I. Город и современная цивилизация

Точно так же, как образование оседлых поселений в средиземноморском бассейне кочевыми прежде народами отметило зарождение западной цивилизации, лучшим свидетельством зарождения всего отчетливо современного в нашей цивилизации стал рост больших городов. Еще нигде человечество не отрывалось так далеко от органической природы, как в тех жизненных условиях, которые свойственны крупным городам. Современный мир уже не состоит из небольших обособленных человеческих групп, рассеянных по обширной территории, как Самнер описывал примитивное общество.

Отличительная особенность образа жизни человека в современную эпоху состоит в том, что люди сосредоточиваются в огромные агломерации, вокруг которых группируются центры меньшего размера, и из которых концентрическими волнами расходятся идеи и практики, которые мы называем цивилизацией.

Степень, в которой современный мир можно назвать ≪городским≫, нельзя полно и точно измерить процентной долей населения, живущего в городах. Влияние, которое города оказывают на социальную жизнь человека, не сводится к проценту городского населения, потому что город все больше становится не просто местом, где современный человек живет и работает, но и центром, где зарождается и откуда контролируется экономическая, политическая и культурная жизнь, вовлекающим в свою орбиту самые отдаленные части света и соединяющим в единый космос разные территории, народы и виды деятельности.

Рост городов и урбанизация мира — один из наиболее впечатляющих фактов современной эпохи. (…)

Поскольку город возникает в результате постепенного роста, а не одномоментного творения, не приходится удивляться, что влияние, которое он оказывает на наш образ жизни, не может полностью уничтожить ранее господствовавшие формы человеческой ассоциации. Следовательно, наша социальная жизнь в большей или меньшей степени несет на себе отпечаток более ранней сельской общины, типичными формами поселения которой были крестьянский двор, поместье и деревня.

Это историческое влияние усиливается тем обстоятельством, что население города в большой степени пополняется из сельской местности, где сохраняется образ жизни, напоминающий эту раннюю форму существования. А потому нет оснований ожидать резкого и скачкообразного перехода между городским и сельским типами личности. Город и сельскую местность можно рассматривать как два полюса, между которыми располагаются все человеческие поселения. Рассматривая городское промышленное общество и сельскую общину как идеальные типы сообществ, мы можем получить перспективу для анализа основных моделей человеческого общежития, существующих в современной цивилизации.

II. Социологическое определение города

(…) Для социологических целей город можно определить как относительно крупное, плотное и постоянное поселение социально неоднородных индивидов. На основе постулатов, которые предполагает это минимальное определение, и в свете имеющихся у нас познаний о социальных группах можно сформулировать теорию урбанизма.

III. Теория урбанизма

(…) Поскольку население города не обеспечивает собственного воспроизводства, оно вынуждено пополняться за счет мигрантов из других городов, из сельской местности и (как это было в нашей стране до недавнего времени) из других стран.

Таким образом, исторически город был плавильным котлом рас, народов и культур и наиболее благоприятной питательной средой для возникновения новых биологических и культурных гибридов. Он не просто терпел индивидуальные различия, он их вознаграждал. Он собирал воедино людей из разных уголков земного шара именно постольку, поскольку они различны и тем самым полезны друг другу, а не на основе их однородности и единомыслия.

На материале наблюдений и исследований можно сформулировать ряд социологических суждений о связи групповой жизни с а) численностью населения, б) его плотностью и в) гетерогенностью жителей.

Размер населенного пункта

Еще со времен «Политики» Аристотеля признавалось, что увеличение количества жителей в поселении сверх определенного лимита оказывает воздействие на отношения между ними и на характер города. Большая численность населения, как было указано выше, предполагает более широкий диапазон индивидуальных различий. Кроме того, чем больше индивидов участвует в процессе взаимодействия, тем больше их потенциальная дифференциация. Следовательно, в городском сообществе можно ожидать гораздо более широкого диапазона колебаний личностных черт, родов занятий, культурной жизни и идей, чем среди сельских жителей.

Из этого легко сделать вывод, что такие вариации становятся источником пространственной сегрегации граждан в соответствии с цветом их кожи, этническим происхождением, экономическим и общественным положением, вкусами и предпочтениями. В сообществе, члены которого так разнятся по своему происхождению и личной истории, узы родства и соседства, а также чувства, порождаемые совместной жизнью на протяжении многих поколений в условиях общей народной традиции, в лучшем случае относительно слабы, а скорее вовсе отсутствуют. В подобных обстоятельствах на смену узам солидарности, на которых держится единство традиционного общества, приходят конкуренция и механизмы формального контроля.

Когда число жителей сообщества превышает несколько сотен человек, каждый из членов сообщества утрачивает возможность знать всех остальных лично. Признавая общественное значение этого факта, Макс Вебер отмечал, что с социологической точки зрения большая численность и высокая плотность населения означают отсутствие того взаимного личного знакомства между жителями, которое, как правило, свойственно соседской общине. Следовательно, возрастание численности населения предполагает изменение характера социальных связей. (…)

Увеличение числа лиц, находящихся в состоянии взаимодействия в условиях, в которых полноценный контакт между ними как личностями невозможен, порождает сегментацию человеческих отношений, на которую ссылаются иногда исследователи психической жизни городов для объяснения «шизоидного» характера городской личности.

Это не значит, что у горожан меньше знакомых, чем у сельских жителей (вероятно, как раз наоборот); скорее это значит, что в пропорциональном отношении из множества людей, которых они видят и с которыми имеют дело в повседневной жизни, они знают меньшую часть, и тех знают не так близко.

Как правило, горожане видят друг друга в очень сегментарных ролях. В удовлетворении своих жизненных потребностей они, разумеется, зависят от большего числа людей, чем сельские жители, и, следовательно, связаны с большим числом организованных групп, однако меньше зависят от конкретных лиц, причем зависимость эта ограничивается крайне узким аспектом круга деятельности другого. Именно это имеют в виду, когда говорят, что для города характерны вторичные, а не первичные контакты.

Контакты в городе, даже если они происходят лицом к лицу, безличны, поверхностны, мимолетны и сегментарны. Таким образом, скрытность, равнодушие и скепсис, которые проявляют горожане в своих взаимоотношениях, можно рассматривать как средство оградить себя от личных притязаний и ожиданий других.

Поверхностность, анонимность и мимолетность городских социальных связей позволяют понять ту искушенность и ту рациональность, которые обычно приписывают обитателям городов. Наши взаимоотношения обычно основаны на выгоде, в том смысле, что роль, которую каждый из наших знакомых играет в нашей жизни, в подавляющем большинстве случаев рассматривается нами как средство для достижения наших целей. Таким образом индивид, с одной стороны, достигает некоторой степени эмансипации, или свободы от личного и эмоционального контроля со стороны близких ему групп, с другой стороны, теряет непринужденность самовыражения, моральный дух и чувство причастности, сопутствующее жизни в интегрированном обществе. Это составляет то состояние аномии, или социального вакуума, о котором говорит Дюркгейм, пытаясь объяснить различные формы социальной дезорганизации в технологическом обществе.

Институционально сегментарный характер и утилитарный дух межличностных отношений в городе выражаются в умножении специализированных зон ответственности, наиболее развитую форму которых представляют собой профессии. Связи, основанные на денежных операциях, ведут к формированию хищнических отношений, которые подрывают плодотворное функционирование социального порядка, если их не сдерживают профессиональные кодексы и цеховая этика.

Когда на первый план выдвигается выгода и эффективность, это предполагает приспособляемость корпоративного механизма к такой организации предприятий, при которой индивиды могут привлекаться к работе только группами. Преимущество корпорации перед индивидуальным предпринимательством и деловым партнерством в урбанистическом промышленном мире связано не только с тем, что корпорация может позволить себе сосредоточить ресурсы многих тысяч индивидов, а также имеет юридическую привилегию в виде ограниченной ответственности и непрерывной преемственности ее членов, но и с тем, что у корпорации нет души.

Специализация индивидов, особенно профессиональная, может, как отмечал Адам Смит, происходить только в условиях расширенного рынка, который, в свою очередь, усиливает разделение труда. Этот расширенный рынок только частично обслуживается примыкающими к городу регионами; в значительной степени опорой ему служит многочисленное население самого города. Главенство города над окружающей местностью объясняется разделением труда, обусловленным и усугубленным городской жизнью.

С разделением труда и специализацией занятий тесно связаны крайняя степень взаимозависимости и нестабильное равновесие городской жизни. Эта взаимозависимость и нестабильность еще возрастают из-за тенденции каждого города специализироваться на тех функциях, в которых он имеет наибольшее преимущество.

В сообществе, где численность индивидов превышает предел, при котором каждый может близко знать любого другого и все они могут собраться в одном месте, возникает потребность в опосредованной коммуникации и в выражении индивидуальных интересов при помощи делегирования. В городе, как правило, частные интересы реализуются через представительство. Отдельный индивид имеет мало значения, но к голосу депутата прислушиваются с уважением, примерно пропорциональным количеству людей, от лица которых он выступает.

Хотя эта характеристика урбанизма, вытекающая из большой численности населения, никоим образом не исчерпывает тех социологических выводов, которые мы могли бы сделать на основании того, что мы знаем о связи между размером группы и особенностями поведения ее членов, ради краткости ограничимся приведенными выше утверждениями, чтобы показать на примере, какого рода тезисы мы можем разработать.

Плотность

Высокая концентрация населения на ограниченной площади, как и большая его численность, влечет за собой определенные последствия, которые нужно учитывать при социологическом анализе города. (…)

Тесная совместная жизнь и сотрудничество индивидов, не связанных друг с другом сентиментальными и эмоциональными узами, подстегивают соревновательный дух, стремление к власти и взаимную эксплуатацию. Для противодействия безответственности и потенциальному беспорядку учреждаются формальные механизмы контроля. Без строгого соблюдения заведенного порядка большое компактное общество врядли могло бы поддерживать свое существование. Символами социального порядка в урбанистическом мире стали часы и светофоры. Частые и тесные физические контакты в сочетании с огромной социальной дистанцией увеличивают взаимную настороженность между ничем не связанными индивидами и при отсутствии альтернативных возможностей проявления взаимной отзывчивости рождают одиночество. Неизбежные частые перемещения огромных масс ин дивидов в перенаселенной среде обитания создают недовольство и раздражение. Нервное напряжение, проистекающее из личной фрустрации, усугубляется быстрым темпом жизни и сложными технологиями, неизменно сопутствующими жизни в густонаселенных районах.

Гетерогенность

Социальное взаимодействие настолько разнотипных личностей, которое происходит в городской среде, обычно разрушает жесткие кастовые барьеры и усложняет классовую систему, создавая тем самым более разветвленную и дифференцированную структуру социального расслоения, чем та, которую мы видим в более интегрированных обществах. Повышенная мобильность горожанина, которая подвергает его воздействию множества других людей и делает неустойчивым его положение в дифференцированных социальных группах, образующих социальную структуру города, приводит индивида к принятию нестабильности и незащищенности человека в мире в целом как нормы. Этот факт, помимо прочего, помогает объяснить искушенность и космополитизм горожанина.

Ни одна отдельная группа не может рассчитывать на безраздельную преданность индивида. Группы, к которым он принадлежит, не поддаются простому иерархическому упорядочиванию. Благодаря многообразию своих интересов, связанных с различными аспектами общественной жизни, индивид становится членом самых разных групп, с каждой из которых взаимодействует только одна часть его личности.

Нелегко упорядочить эти группы и в виде концентрической схемы, где более узкие группы находились бы в центре, а более широкие — по периметру, как это обычно бывает в сельском сообществе или в примитивных обществах. Группы, к которым обычно принадлежит человек, скорее расположены по касательной по отношению друг к другу или разнообразно пересекаются.

Отчасти в результате физической неукорененности населения, отчасти в результате социальной мобильности личный состав групп обычно быстро сменяется. Поскольку место жительства, место и характер работы, доход и круг интересов членов той или иной организации произвольно колеблются, их сплочение, поддержание и поощрение близких и продолжительных знакомств между ними становятся трудной задачей. Это особенно справедливо применительно к тем локальным зонам города, в которых сегрегация людей определяется в большей степени различиями в расе, языке, доходе и социальном статусе, чем личным выбором индивида или его сознательной тягой к себе подобным. Жилье подавляющего большинства горожан им не принадлежит, а поскольку временная среда обитания не порождает традиций и чувств, связующих людей, соседские отношения в настоящем смысле этого слова в городе редки.

Индивид почти лишенвозможности составить представление о городе в целом и о собственном месте в общей системе. Вследствие этого ему оказывается трудно определить, что именно «в его интересах», и сделать выбор из того перечня проблем и лидеров, который предлагают ему средства массового внушения.

Индивиды, оторванные таким образом от организованных групп, объединяющих общество, образуют текучие массы, и по этой причине коллективное поведение в городском сообществе становится таким непредсказуемым и от этого, в свою очередь, чревато проблемами.

Хотя город, привлекающий для выполнения разных задач разные типы людей и подчеркивающий их уникальность посредством конкуренции и предпочтения, которое он отдает эксцентричности, новизне, эффективности и изобретательности, создает таким образом высокодифференцированное население, он в то же время оказывает нивелирующее влияние. Везде, где скапливается большое количество по-разному устроенных индивидов, происходит и процесс деперсонализации. Эта нивелирующая тенденция отчасти присуща экономическому базису города. Развитие крупных городов, по крайней мере в современную эпоху, в немалой степени зависело от концентрированной силы пара. Благодаря развитию фабрик стало возможным массовое производство товаров для безличного рынка. Однако максимально полное использование возможностей, заложенных в разделении труда и массовом производстве, достижимо только при условии стандартизации процессов и продуктов.

Рука об руку с такой системой производства идет денежная экономика. По мере развития городов на основе этой системы производства на смену личным отношениям, прежде составлявшим основу человеческой ассоциации, приходят денежные отношения, предполагающие, что услуги и вещи продаются. В этих условиях индивидуальность неизбежно вытесняется категориями.

Когда множеству людей приходится сообща пользоваться техническими средствами и институтами, эти средства и институты должны перестраиваться, приспосабливаясь к потребностям среднего человека, а не конкретных индивидов. Услуги, предоставляемые коммунальными службами, досуговыми, образовательными и культурными учреждениями, должны отвечать массовым требованиям. Сходным образом такие культурные учреждения, как школы, кинотеатры, радио и газеты, в силу массовости своей клиентуры тоже неизбежно оказывают нивелирующее влияние. Политический процесс, характерный для городской жизни, невозможно понять без учета той манипуляции массами, которая осуществляется с помощью современных методов пропаганды.

Индивид, желающий принимать какое-либо участие в социальной, политической и экономической жизни города, должен подчинить часть своей индивидуальности требованиям окружающего сообщества, и в той мере, в какой он это делает, он погружается в массовые движения.

IV. Связь теории урбанизма с социологическими исследованиями

С помощью теоретической базы вроде той, которую мы в общих чертах набросали выше, можно проанализировать сложные и многогранные феномены урбанизма через ограниченное число основных категорий.

Социологический подход к городу обретает таким образом необходимое единство и связность, позволяющие исследователю-эмпирику не просто более прицельно сосредоточиться на проблемах и процессах, которые относятся к области его компетенции, но и трактовать свой предмет изучения более целостно и более систематически.

Мы можем привести некоторые типичные результаты эмпирического исследования урбанизма (прежде всего в Соединенных Штатах) для подтверждения теоретических положений, выдвинутых выше, а также выделить некоторые ключевые проблемы для дальнейшего изучения.

На основе трех переменных — численности городского населения, его плотности и степени гетерогенности — оказалось возможным объяснить отличительные особенности городской жизни, а также различия между городами разных размеров и типов.

Эмпирически к урбанизму как к специфическому образу жизни можно подходить трояко: 1) как к физической структуре, включающей в себя численность населения, технологии и экологический режим, 2) как к системе социальной организации, подразумевающей характерную социальную структуру, ряд социальных институтов и типичную модель социальных отношений, и 3) как к набору установок и идей и совокупности личностей, вовлеченных в типичные формы коллективного поведения и подчиненных характерным механизмам социального контроля.

Урбанизм в экологической перспективе

Поскольку при изучении физической структуры и экологических процессов мы можем оперировать вполне объективными показателями, перед нами открывается возможность получить достаточно точные и количественно представимые результаты. Доминирующее влияние города на прилежащие территории можно объяснить его функциональными характеристиками, возникновение которых в значительной мере связано с численностью и плотностью населения. Многие из тех технических средств, навыков и организаций, которые создает городская жизнь, могут развиваться и достигать расцвета только в городах, где спрос на них достаточно велик. Характер и диапазон услуг, предоставляемых этими организациями и институтами, и преимущество, которое они имеют перед менее развитыми учреждениями маленьких городов, укрепляют господствующее положение города и увеличивают зависимость все более обширных регионов от центрального метрополиса.

Состав городского населения демонстрирует действие факторов отбора и дифференциации. В городах доля людей в расцвете сил больше, чем в сельских регионах, где выше процент стариков и детей. Эта характерная особенность урбанизма (как и многие другие) проявляется тем сильнее, чем крупнее город. За исключением самых крупных городов, притягивающих много мужчин иностранного происхождения, а также некоторых других особых типов городов, женщины численно преобладают над мужчинами.

Далее, разнородность городского населения проявляется в его расовом и этническом составе. Уроженцы других стран и их дети составляют примерно две трети всех жителей в городах с населением более 1 миллиона человек. По мере уменьшения размеров города их доля в городском населении падает, в сельских регионах составляя уже только около 1/6 всего населения. Аналогичным образом в крупных городах больше негров и других расовых групп, чем в сообществах меньшего размера.

Если учесть, что возраст, пол, раса и этническое происхождение связаны с другими факторами, такими как род занятий и интересы, становится ясно, что одной из важнейших характеристик горожанина является его несходство с другими.

Никогда еще такие огромные массы настолько разных людей не оказывались в ситуации такого тесного физического соприкосновения друг с другом, как в крупных городах сегодняшней Америки. Города вообще и американские города в частности представляют собой пеструю смесь народов, культур и чрезвычайно различных образов жизни, между которыми часто наблюдается очень слабое взаимопроникновение, величайшее взаимное безразличие и безграничная терпимость, иногда — ожесточенная вражда и неизменно — разительный контраст.

Неспособность городского населения к собственному воспроизводству — биологическое следствие совокупности факторов, определяющих городскую жизнь, и падение рождаемости в целом можно считать одной из самых важных примет урбанизации западного мира. Хотя смертность в городах немного выше, чем в сельской местности, принципиальная разница между сегодняшними городами и городами прошлого в отношении неспособности к поддержанию численности своих жителей состоит в том, что в прежние времена неспособность эта была вызвана очень высокой смертностью городского населения, а сегодня, когда жизненные условия и особенно здравоохранение в городе улучшились, она обусловлена низкой рождаемостью. Эти биологические характеристики городского населения имеют большое значение для социологии — не только потому, что они отражают городской способ существования, но и потому, что они определяют рост и будущее господство городов и основы их социального устройства.

Поскольку города преимущественно не производят, а потребляют людей, на ценность человеческой жизни и социальную оценку личности в них неизбежно влияет соотношение между смертностью и рождаемостью.

Система землепользования, цен на землю, арендной платы и собственности, природа и функционирование строений, жилого фонда, средств транспорта и коммуникации, коммунальных служб и многие другие элементы физического механизма города — все это не обособленные явления, никак не связанные с городом как с социальной сущностью: они находятся под воздействием городского образа жизни и воздействуют на него в свою очередь.

Урбанизм как форма социального

устройства

Описывая отличительные черты городского образа жизни, социологи часто включают в их число замещение первичных контактов вторичными, ослабление родственных уз, дезорганизацию семьи, исчезновение соседских отношений и подрыв традиционных основ общественной солидарности. Все эти явления можно подтвердить фактически, с помощью объективных показателей. Так, например, низкий уровень и сокращение прироста населения предполагают, что город не благоприятствует традиционному типу семейной жизни, включая воспитание детей и содержание дома как места сосредоточения всего круга жизнедеятельности. С переносом промышленной, образовательной и развлекательной деятельности в специализированные учреждения вне дома семья лишилась некоторых самых характерных своих исторических функций. В городах матери, как правило, работают, квартиранты чаще бывают частью домохозяйства, браки откладываются, вышедоля одиноких и не связанных семейными узами людей.

Семьи малочисленнее, чем в деревне, и чаще бывают бездетными. Семья как ячейка общества эмансипируется от более широкой родственной группы, характерной для сельской местности, а отдельные члены семьи в своей профессиональной, религиозной и политической жизни, образовании и досуге преследуют различные собственные интересы.

Такие функции, как здравоохранение, способы облегчения тягот, связанных с личной и социальной незащищенностью, обеспечение образования, досуга и культурного развития, дали жизнь высокоспециализированным учреждениям, действующим в масштабе населенного пункта, штата или даже всего государства. Те же самые факторы, которые вызвали рост личной незащищенности, обусловили и все большие различия между индивидами, которые можно наблюдать в городе. Сломав жесткие кастовые барьеры доиндустриального общества, город вместе с тем обострил и увеличил различия между группами с разным доходом и статусом. (...)

В целом город не способствует экономической жизни, предполагающей, что у индивида есть надежная основа существования, к которой можно прибегнуть во время кризиса, и не поощряет самостоятельную занятость. Хотя доходы горожан в среднем выше, чем у сельских жителей, в крупных городах и жизнь, судя по всему, дороже.

Домовладение в городе более обременительно и встречается реже, арендная плата выше и съедает более значительную часть дохода. Хотя житель города имеет преимущество в виде многочисленных коммунальных служб, бoльшую часть своего дохода он тратит на такие вещи, как отдых и развитие, а меньшую — на питание.

Все, чего не обеспечивают горожанину коммунальные услуги, он должен покупать, и нет буквально ни одной человеческой потребности, из которой торгашеский дух не научился бы извлекать выгоду. Таким образом, обеспечение острых ощущений и способов побега от нудной работы, однообразия и рутины стало одной из основных функций городского досуга, который в лучших своих проявлениях создает возможности для творческого самовыражения и непринужденного коллективного общения, однако гораздо чаще в городском мире выливается, с одной стороны, в пассивное наблюдение, с другой — в погоню за сенсациями.

Горожанин, низведенный как индивид до состояния фактического бессилия, вынужден прилагать усилия, объединяясь для достижения своих целей в организованные группы с другими людьми, разделяющими его интересы. Это ведет к образованию необычайного множества добровольных организаций, чьи цели так же разнообразны, как человеческие потребности и интересы. Хотя традиционные узы человеческой ассоциации ослаблены, городское существование предполагает гораздо большую степень зависимости людей друг от друга и более сложную, хрупкую и изменчивую форму человеческих взаимоотношений, многие аспекты которых почти неподвластны контролю индивида как такового. Нередко можно проследить лишь очень слабую взаимосвязь между экономическим положением или другими основными факторами, определяющими существование индивида в городской среде, и его вступлением в те или иные общественные ассоциации.

Если в примитивных и сельских обществах обычно можно на основе нескольких известных факторов предсказать, кто куда вступит и кто с кем объединится едва ли не во всех жизненных отношениях, то в городе мы можем только наметить общую схему образования групп и групповой принадлежности, и в этой схеме будет множество внутренних несоответствий и противоречий.

Городская личность и коллективное поведение

Главным образом именно через деятельность общественных организаций, преследующих экономические, политические, образовательные, религиозные, рекреационные или культурные цели, горожанин изъявляет свою волю и развивает свою личность, приобретает статус и осуществляет всю ту разнообразную деятельность, из которой складывается его жизненный успех.

Однако при этом напрашивается вывод, что та организационная структура, которую порождают эти высокодифференцированные функции, сама по себе не обеспечивает внутренней устойчивости и цельности тех личностей, чьи интересы она выражает.

Личностная дезорганизация, нервное расстройство, суицид, делинквентность, преступность, коррупция и беспорядок — все это в таких условиях будет ожидаемо шире в городском сообществе, чем в сельском. Сопоставимые показатели, которыми мы располагаем, это подтверждают; однако механизмы, лежащие в основе этих явлений,требуют дальнейшего анализа.

Поскольку при решении большинства групповых задач в городе невозможно индивидуально обратиться к каждому из огромного множества очень разных и разобщенных граждан и поскольку люди могут направить свои голоса и ресурсы на достижение коллективных целей только через посредство организаций, к которым они принадлежат, можно заключить, что общественный контроль в городе, как правило, должен осуществляться через формально организованные группы.

Кроме того, отсюда следует, что людские массы в городе подвержены манипуляциям с помощью символов и стереотипов, которыми управляют индивиды, действующие издалека или незримо орудующие из-за кулис через контроль над средствами коммуникации.

Самоуправление и в экономической, и в политической, и в культурной сфере в таких условиях становится просто фигурой речи или в лучшем случае сводится к неустойчивому равновесию между группами влияния. Вследствие бесполезности настоящих родственных связей мы создаем фиктивные родственные группы. Перед лицом исчезновения территориального единства как основы социальной солидарности мы собираемся в группировки по интересам.

Тем временем город как сообщество распадается на ряд слабых разрозненных связей, которые накладываются на территориальную основу с четко обозначенным центром, но неопределенными границами, и на разделение труда, которое выходит далеко за пределы конкретного региона и охватывает весь мир. Чем больше число людей, взаимодействующих друг с другом, тем ниже уровень коммуникации и тем сильнее эта коммуникация низводится на самый элементарный уровень, то есть на уровень вещей, которые считаются общими и важными для всех.

Следовательно, очевидно, что симптомы,которые подскажут нам возможные пути будущего развития урбанизма как образа социальной жизни, нужно искать в тех новых тенденциях развития системы коммуникации и в той технологии производства и распределения, которые принесла с собой современная цивилизация. Хорошо это или плохо, но направление текущих изменений в урбанизме преобразует не только города, но и весь мир. Важнейшие из этих факторов и процессов, а также возможности их направления и сдерживания требуют дальнейшего тщательного изучения.

Лишь в той мере, в какой социолог имеет ясное представление о городе как о социальной сущности и рабочую теорию урбанизма, он может надеяться разработать единый корпус достоверного знания, которым то, что мы в настоящее время называем «городской социологией», определенно не является.

Если принять за отправную точку теорию урбанизма вроде обрисованной выше и разрабатывать ее, проверяя и пересматривая в свете дальнейшего анализа и эмпирических исследований, можно надеяться, что мы сможем определить критерии релевантности и достоверности фактических данных. В этом случае можно будет тщательно проанализировать тот беспорядочный набор разрозненных сведений, который до сих пор наполнял социологические труды о городе, и выстроить его в виде согласованного корпуса знаний.

Между прочим, только с помощью такой теории социолог сможет преодолеть бессмысленную практику, состоящую в том, что от лица социологической науки делаются многочисленные и часто недопустимые суждения по таким технически проблемам, как бедность, жилищный вопрос, городское планирование, здравоохранение, муниципальное управление, охрана правопорядка, торговля, транспорт и прочее.

Хотя социолог не может разрешить ни одной из этих практических проблем (во всяком случае, самостоятельно), он может внести значительный вклад в их понимание и решение, если точно установит сферу своей компетенции. Наиболее благоприятные перспективы в этом направлении открывает нам не рассмотрение проблем ad hoc (в данном особом случае,- лат.), а общий, теоретический подход.

Статья 1938 года «Урбанизм как образ жизни» публикуется с сокращениями с разрешения издательства Strelka Press.