Симфонизм против попсы

На прошедшей неделе Павлу Когану исполнилось 65 лет. Воспользовавшись праздничным настроением знаменитого скрипача, дирижера и художественного руководителя Московского государственного академического симфонического оркестра, МОСЛЕНТА отправилась на его репетиционную базу, чтобы задать несколько непраздничных вопросов.

О старых и малых

— Вы ведь, Павел Леонидович, занимаетесь классической музыкой всю свою сознательную жизнь, 28 лет являетесь худруком и главным дирижером симфонического оркестра.

За это время общество изменилось до неузнаваемости!

— Вот-вот, и я об этом. Но давайте оставим разговор о глобальных процессах социологам. Поговорим, если вы не против, вот о чем: как изменилась ваша аудитория?

Очень сильно. Когда я только начинал свою деятельность, в залах сидела традиционная публика, со стародавних времен покупавшая абонементы, обменивавшая между собой впечатлениями.

— Серьезные люди?

Да-да, серьезные, пережившие войну, слышавшие величайших исполнителей прошлого, приезжавших с гастролями в Москву в тридцатые годы отечественных корифеев. Но… вся эта публика уже практически ушла. И лет 15-20 назад вдруг стало очевидно: залы стали заполняться хуже, потому что молодежь обратила свой взор в другую сторону.

— Она так и смотрит туда до сих пор?

Знаете, нет. Уже примерно лет пять я чувствую, что молодое поколение – особенно в Москве — вновь начало поворачиваться лицом к академической музыке. На симфонических концертах я вижу довольно много юных зрителей.

— Чем вы можете это объяснить?

Классическое искусство в самых разных жанрах совершенно необходимо любому продвинутому человеку, любому хоть немного образованному существу.

Сейчас, мне кажется, общество все же начало немного оздоравливаться. Мне это видно, поверьте. И это очень отрадно, потому что мы, классические музыканты, всегда за это боролись и боремся до сих пор.

— Из чистого альтруизма?

Нет, из совершенно практических соображений: любому из нас очень важно качество аудитории, перед которой мы играем.

О вкусах и традициях

— Скажите честно: вы подстраиваетесь под новые вкусы новой публики, составляя программу ваших концертов?

Подстраиваться под зрителя – очень нехороший путь.

А потому то, что человеку вдруг стало скучно (это даже звучит кощунственно!) и не интересно прослушивать кантату Баха, совершенно не означает, что Баха нужно убирать из программы. Его произведения – вечная ценность. И, понимая это, мы не должны разрешать себе понижать планку.

— Это так. Но я говорю чуть о другом — об этаком легком заигрывании с публикой ради большой цели. Вот есть, к примеру, знаменитая оперная певица Хибла Герзмава. Ее программа «Опера. Джаз. Блюз» — это ведь в хорошем смысле слова попса. Но, послушав ее, кто-то из зрителей после пойдет на «Богему» или на «Лючию ди Ламмермур».

Знаете, все же у вокалистов, особенно в нашей стране, немного другие традиции. Даже в советское время, когда академическое искусство было на должной высоте, многие выдающие артисты, солисты Большого театра одновременно блистали на оперной сцене и, например, выступали с Оркестром народных инструментов, пели русские народные песни. Что же касается инструменталистов… Мне думается, что мы все же должны воплощать в жизнь лишь те образцы прекрасного, ту великую музыку, те шедевры, с которыми Бог подарил нам счастье ежедневно соприкасаться.

О буйволах и тиграх

— Среди театралов давно идет спор: стоит ли осовременивать классические пьесы? Примерно так же обстоят дела с балетом: так называемый современный балет многим не по душе. Стоит ли осовременивать классическую музыку?

Что значит «осовременивать»? Играть современные классические произведения? Ну, да, это нужно делать обязательно — но отбирая то, что действительно является интересным и перспективным. А, если играть современные произведения по разнарядке… Мы это все уже проходили!

— Дело ведь не только в разнарядке или свободном выборе. Большая часть молодежи уже давно подсажена на то, что называется словом «шоу». Вот представьте: играете вы симфоническую музыку, а вокруг дым, свет, видеоряд…

Каждый должен заниматься своим делом! Мы почему-то с полным пониманием относимся к тому, что тигр создан как машина для убийства, а буйвол – как травоядной пахотное животное. Но ведь и в искусстве все то же самое!

Джаз, попса, и все прочее — не мой жанр. А я должен заниматься своим.

О пружинах и гладиаторах

— Не так давно я прочитал вашу фразу: «В Китае 50 миллионов одних только профессиональных пианистов. Это больше, чем население Франции. Ну и слава Богу, пусть играют. Если бы у нас столько народу играло на фортепиано, то, может, наша жизнь во многом была бы легче?» Вы наивно верите, что музыка спасет мир?

Да и вообще, когда общество высокообразованно в своей массе, когда оно испытывает потребность в культуре и духовности, это хоть немного, но преображает каждого.

— Сами вы соприкасаетесь с классикой уже много лет. Может, вопрос звучит наивно, но: зачем? Что стоит за эти помимо работы?

Штука в том, что для меня это вообще не работа. Это мое призвание, моя жизнь… Да, если смотреть со стороны, может сложиться впечатление, что я тяжело тружусь, что мне сложно даже чисто физически – на репетициях я меняю иногда по три рубашки. Но, поверьте, это все не работа, а потребность. Я без этого просто не могу!

— То есть представить себе, что вы все бросили и уехали кайфовать на Гоа, решительно невозможно?

Невозможно! Иначе бы я уже давно все бросил и кайфовал.

— С каким чувством вы выходите на сцену?

Думаю, правильнее всего сформулировать так: это чувство заведенной пружины. Еще – чувство готовности к взлету.

Я не знаю, как пройдет бой и чем он завершится, потому что работаю с живыми людьми, а не нажимаю на кнопки. И еще, конечно, это чувство невероятной концентрации, огромного напряжения, чудовищного выброса адреналина.

О нервах и авторитетах

—Великий театральный режиссер Петр Наумович Фоменко произнес как-то фразу о том, что демократия и театр вещи несовместимые. Согласны?

Если демократия подразумевает анархию, то – да. Симфонический оркестр — организация, в деятельности которой во главе угла стоит ансамблевое музицирование. А для этого необходима железная дисциплина во всем, иначе невозможно добиться ни слаженности, ни красоты звучания.

Конечно, в этой ситуации мне и самому приходится быть человеком дисциплинированным, и от других требовать того же. Но простое административное давление для этого не годится, потому что главное для всех нас – музыка. А значит, люди должны верить и подсознательно подчиняться наработанному авторитету дирижера. Только тогда и возникает качественное музицирование, а не игра с мыслью «я начальник, ты – дурак».

— В театрах драматических до сих пор спорят, кто у них главный – драматург, режиссер или актеры? А кто главный в симфоническом оркестре?

Понятно, что у нас важны все, без исключения. Но все же всем, что касается музыки, управляет дирижер, поскольку именно он собирает все воедино.

О дерзости и пиаре

— Вы можете поставить кого-то из современников на один уровень с… да вот, хотя бы с Дмитрием Шостаковичем?

Не могу! Потому что Шостаковича я ставлю в один ряд с Бетховеном, Чайковским и другими его великими коллегами. А такие люди, увы, рождаются крайне редко и стоят как бы особняком. Так что и сравнивать с ними кого-то не имеет смысла.

— Как, интересно, при этом вы относитесь к так называемой «неоклассике»? К тому, что делает сегодня украинец Егор Грушин, россияне Миша Мищенко, Дмитрий Евграфов?

Я искренне не понимаю, зачем людям ходить уже протоптанными дорожкам по чужим следам. Великие и выдающиеся личности всегда обладали и обладают таким сильным потенциалом и индивидуальностью, что вписывают в историю что-то новое. Когда молодой Сергей Прокофьев в начале прошлого века писал свои первые произведения, их уже тогда признавали дерзкими великие композиторы того времени – Танеев, Глазунов, Черепнин.

— Вы и правда считаете, что сегодня возможно успешно заниматься творчеством, не думая о пиаре? Вон, в соседнем с вашей репетиционной базой здании, в театре «Модерн», худрук Юрий Грымов вывесил фотографии полуголой труппы. И народ о них заговорил!

Что я могу сказать… Можно, я про это ничего говорить не буду, потому что история все сама расставит по местам?

О выборе и счастье

— Концерты, репетиции, гастроли… У вас нет ощущения жизни по кругу, по расписанию?

Такова специфика моей работы.

— Ответственность не давит?

Давит, конечно. Более того, скажу вам вот что: если бы мне сегодня предложили вновь начать все с нуля, я бы вряд ли согласился стать дирижером и руководителем оркестра. Но что об этом говорить сейчас…

— Вы можете сказать, что довольны своей жизнью?

Несмотря на то, что только что слегка жаловался, да, могу! Я ей очень доволен! И благодарен судьбе за то, что она дала мне возможность заниматься любимым делом. Это ведь самое главное. Я искренне сочувствую тем людям, которые ненавидят то, что делают, потому что они им занимаются в силу каких-то жизненных обстоятельств. Слава богу, у меня все не так. Ну и как тут быть недовольным?