«Пожар способствовал ей много к украшенью». Как оживала и возрождалась Москва после нашествия Наполеона
Погорелище царской столицы
Неприятельские саперы, оставшиеся в Москве после ухода основных сил, частично взорвали Арсенал, повредили стены Кремля в нескольких местах, хотя, конечно, желали нанести больший урон русской святыне. Французы заложили взрывчатку под колокольню Ивана Великого, но та устояла. По одной версии, подмокли фитили, по другой — кто-то из горожан погасил пламя.
То же самое произошло в Новодевичьем монастыре — там разрушителям навредила оставшаяся безвестной монахиня. Впрочем, иные считают это легендой. Тем не менее 22 октября считается Днем памяти спасения монастыря.
…Первым в пустынную Москву вступил отряд казаков. Появился в городе и Александр Шаховской, известный в ту пору драматург, со своими ополченцами. Их сердца содрогались при виде жутких сцен разрушения, кощунства и святотатства со стороны тех, кто считал себя христианами.
Шаховский вспоминал: «При въезде в погорелище царской столицы мы увидели подле Каретного ряда старуху; она, взглянув на нас, вскрикнула: “А, русские!” — и в исступлении радости, перекрестясь, поклонилась нам в землю…»
Историк Сергей Тепляков писал, что первыми купцами, открывшими торговлю в Москве, освобожденной от супостатов, были ростовские купцы Михаил Кайдалов и Дмитрий Симонов. Они поехали в Белокаменную узнать о судьбе своего имущества и захватили с собой два воза калачей. Их купцы продавали у Спасской башни.
Несметный список потерь
Следы от наполеоновских безобразий тянулись по всему северо-западному Подмосковью — серьезно пострадали уголки, которые ныне входят в состав столицы: деревни Лукино, Черепково, Строгино, Тушино, Захарково, Троице-Лыково, Мякинино.
Список потерь и от чудовищного пожара, и от жестоких разграблений мародеров в Москве был несметным. Дом генерал-губернатора на Тверской, где квартировали французы, был опустошен. От Московского университета остался лишь больничный корпус и ректорский домик. Сухарева башня выгорела изнутри, и огонь поглотил весь хранившийся в ней архив.
Исчезли в пламени библиотека Дмитрия Бутурлина, книжное собрание Николая Карамзина, где хранились инкунабула (книги, изданные в Европе от начала книгопечатания и до 1 января 1501 года — «Мослента»). Сгорели Петровский и Арбатский театры, Гостиный ряд. Серьезно пострадал Дом Пашкова, и Английский клуб был основательно истерзан пламенем
Осенью 1812 года знаменитый зодчий Матвей Казаков сильно хворал. И вести об уроне, понесенном Москвой, для которой он основательно потрудился, довели его до гробовой доски.
Обратились в прах не только шедевры архитектуры, но и обычные дома — роскошные и простые. Наиболее пострадали Большая Никитская улица и Немецкая слобода. По оценке историка Ивана Катаева, пожар стер с лица земли 6 496 из 9 151 жилого дома и 122 из 329 храмов — без учета разграбленных, коих было множество. Общий ущерб, нанесенный Москве, оценивался в 320 миллионов рублей. В то время это была фантастическая сумма!
В ноябре Александр I велел московскому градоначальнику Федору Ростопчину составить списки москвичей, «которые особо претерпели» от оккупантов. Но возникла загвоздка, ибо многие, чье благополучие не пошатнулось, стремились пробиться в ряды обездоленных. Градоначальник в письме царю сетовал, что «чистосердечие стало нынче редкостью», и просил дать ему время, чтобы проверить всех действительно нуждающихся и выявить хитрецов.
Пожар был городу во благо
Москва, наполняемая людьми, оживала. В город возвращались казенные заведения, которые на время французского нашествия были эвакуированы в другие города. Первой начала работу Пробирная Палата, вслед за ней — Казенная, Губернское правление, Управа благочиния, Медицинская контора.
«Нет места, годного для жилья, которое не было бы уже занято, — писали «Московские ведомости». — Торговля и промышленность распространяются с удивительной быстротой. Построено до 2 800 временных лавок, и вся торговая площадь заполнена бесчисленным множеством продавцов и покупателей».
Поэт и ученый Алексей Мерзляков описывал быстроту, с которой возрождалась Москва: «С нами совершаются чудеса божественные. Топор стучит, кровли наводятся, целые опустошенные переулки становятся по-прежнему застроенными. Английский клуб против Страстного монастыря свидетельствует вам свое почтение. Благородное собрание... также надеется воскреснуть». В Москве находилось более 60 тысяч крестьян и мастеровых: каменотесы, каменщики, штукатуры, маляры, плотники, которые принялись за работу.
В дворянских кварталах Москвы началось строительство изящных и уютных особняков. Архитекторы приступили к составлению проектов общественных зданий, среди них были Манеж, Провиантские склады на Крымской площади, Первая Градская больница на Калужской, Опекунский совет на Солянке. Новый облик получило перестроенное Иваном Жилярди здание университета.
Заговорили, сначала робко, потом все громче, что невиданное бедствие пошло Москве во благо. Да и Александр Грибоедов в поэме «Горе от ума» подхватил: «Пожар способствовал ей много к украшенью».
Пример мужества и величия
В феврале 1813 года Александр I учредил «Комиссию для строения в Москве», во главе которой был поставлен Осип Бове, ученик Матвея Казакова. Эта организация могла не только декларировать свои задачи, но и действовать. В ее распоряжении были и выделенные правительством средства — пять миллионов рублей, пять кирпичных заводов и право привлекать к строительству солдат. Это очень напоминает прообраз будущих советских стройбатов.
Отечественная война еще шла, но с каждым днем возрастала уверенность, что близок тот день, когда войско Наполеона будет окончательно разбито. Москвичи заново привыкали к спокойствию, утраченному во время оккупации. Впрочем, многие современники вспоминали, что французы выделялись — и в лучшую сторону — среди прочих наполеоновских солдат
Очевидец писал: «Из всех нахлынувших с французами народов собственно французы — как офицеры, так и солдаты — были человечнее и жалостливее к побежденным, между тем как другие племена, в особенности поляки и саксонцы, судя по всем рассказам, слышанным мною, отличались грубостью нравов и жестоким обращением...»
Мелкий торговец, владелец лабаза в Зубове, рассказывал, что французы «были так милосердны; как бывало придут, мы их сейчас узнаем по речи да по манерам и не боимся, потому знаем, что у них совесть есть. А от их союзников упаси боже! Мы их так и прозвали безпардонное войско, что их ни просьбой, ни слезами не возьмешь».
Впервые после Отечественной войны Александр I приехал в Москву только в августе 1816 года. Но на самом деле ничего странного в том не было — цари относились к Первопрестольной без пиетета, они любили Санкт-Петербург. Между прочим, после ухода из Москвы Наполеон предлагал своим полководцам идти на российскую столицу. Но те воспротивились — армия несла большие потери, была измучена, ее разъедали болезни.
В том же 1816 году был издан царский манифест «Первопрестольной столице Нашей Москве». В нем, в частности, говорилось: «Мы видели нещадящую никаких пожертвований горячую любовь ея к Нам и отечеству. Претерпенное потом ею от руки злодейства крайнее бедствие и разорение уязвило сердце Наше глубокою печалию. Но управляющий судьбами народов, Всемогущий Бог, избрал ее, да страданием своим избавит она не токмо Россию, но и всю Европу. Пожар ея был заревом свободы всех царств земных. Из поругания святых храмов ея возникло торжество веры. Подорванный злобою Кремль, обрушась, раздавил главу злобы. Тако Москва и подвигами и верностию и терпением своим показала пример мужества и величия».
Может, и впрямь Россию и Москву спас Всевышний? Помог ей возродиться, стать еще краше…