Кто жил в Москве до москвичей

Многие жители нашего города искренне уверены, что славяне — это коренной народ, испокон веков живший на берегах Москвы-реки. Однако это не так. Славяне здесь такие же пришельцы, как и представители других населяющих Москву этносов. А вот кто тут жил до них — настоящая загадка.

Постоянное славянское присутствие на берегах Москвы-реки, по археологическим данным, достоверно прослеживается с конца первого тысячелетия нашей эры. А люди здесь жили начиная с каменного века. Так кто же это был, кто имеет право именовать себя предками коренных москвичей?

Кочевники с топорами

С одной стороны, ранняя жизнь нашего края археологами изучена хорошо, с другой — научные знания об особенностях каждой из археологических культур очень мало могут нам рассказать об этническом составе населения. Например, мы знаем, что первыми индоевропейцами на нашей земле были представители фатьяновской культуры. Примерно пять тысяч лет назад, в эпоху бронзового века, они кочевали по нашим землям, разводили скот, охотились и, возможно, даже постигали азы земледелия, на что указывают находки мотыг. До нас дошли довольно многочисленные курганы той эпохи с захоронениями воинов, а самыми характерными находками — своего рода символами этой культуры — считаются боевые топоры. Кстати, одна из родственных фатьяновской археологических культур так и именуется — «культура боевых топоров».

Поскольку фатьяновцы хоронили своих покойников в земле, то ученым довольно точно удалось восстановить их облик. Это были высокие, стройные люди северо-европейского типа.

Стоит ли считать фатьяновцев нашими предками? Лишь опосредованно. Видимо, они участвовали в формировании того этнического субстрата, из которого впоследствии выйдут все восточноевропейские народы, прежде всего, славяне и балты. Но проследить это родство практически невозможно. Нам известно, что представители фатьяновской культуры находились в сложных отношениях с двигавшимися с востока индо-иранскими (абашевская культура) и финно-угорскими (дьяковская культура) племенами, которые в итоге и вытеснили их к западу, видимо, в районы Белоруссии и Прибалтики. Уходили эти прото-балты не мирно: в поздних могильниках много людей с травмами и ранами от стрел и копий.

Строители «длинных домов»

Первыми обитателями наших земель, которые жили здесь оседло и внесли ощутимую сегодня лепту в историю нашего города, стали представители дьяковской археологической культуры. В любом учебнике по истории Москвы вы найдете сведения о том, что они жили здесь примерно с VIII века до нашей эры и примерно до V-VII веков нашей эры, то есть, до появления здесь славян. Известны полсотни дьяковских городищ по берегам Москвы-реки: в Кремле (на Боровицком холме), в Лужнецкой излучине, в Кунцево, Филях, Сетуни, Химках, Тушино, Нижних Котлах, Капотне и других местах. Это только в пределах столицы, по области их гораздо больше.

Название культура получила в честь первого хорошо исследованного дьяковского городища в Коломенском, а первооткрывателем ее принято считать Зореана Доленга-Ходаковского. В 1819 году в журнале «Вестник Европы» он опубликовал статью под названием «Разыскания касательно русской истории», где впервые заговорил о древних поселениях Москвы и округи. Правда, автор считал их древнеславянскими, но нужно учитывать уровень развития науки того времени. Главное, он был первым, кто не только нашел и описал городища, но и провел раскопки на подобных памятниках. Ну а общая характеристика культуры впервые сформулирована Александром Спицыным в 1905 году.

Здесь стоит отметить, что к 20-м годам XIX века в Российской Империи проснулся нешуточный интерес к ранней истории страны. Отчасти, на почве развития письменной исторической традиции — как раз тогда вышла «История государства Российского» Николая Михайловича Карамзина, а отчасти, на волне патриотического подъема, вызванного триумфом в войне 1812 года. Но в традиционном историческом повествовании нашлась масса лакун, которые скудные письменные источники не могли прояснить.

Одним из таких очевидных «темных пятен» оказались непонятные названия на карте исконно русских земель, например, вокруг Москвы. Само название города и реки, а также такие название, как Яуза, Яхрома, Икша, Лама, Истра, Шоша, Руза, Нара и многие другие явно имели не славянское происхождение. В то же время, рядом была масса понятных топонимов и гидронимов — Неглинка, Каменка, Песочня…

Для иллюстрации возникшего интереса приведем еще одну публикацию из журнала «Вестник Европы». Речь в ней идет об этимологии названия реки Яхрома, которая объясняется следующим образом — вроде как жена князя Юрия Долгорукого, сопровождая мужа на охоте, при переправе через реку оступилась и воскликнула: «Я хрома!» Отсюда и название…

Такую гипотезу иначе как «анекдотом» не назовешь, но были и более серьезные люди, которые старались найти истину. Отсюда и интерес к материальной культуре, которая могла дополнить письменные источники.

Сейчас мы достаточно много знаем о дьяковцах, хотя часто сведения кажутся сумбурными и отрывочными. Представители этой археологической культуры селились вдоль берегов крупных рек, на полуостровах или излучинах, которые удобно было отгородить валом и рвом. Поселения были небольшие, видимо, в них жил отдельный род.

Жили дьяковцы в прямоугольных домах длиной до пятнадцати метров и шириной в три-четыре метра. Их принято именовать «длинными домами». Они были перегорожены и делились на теплые (отапливаемые открытыми глиняными очагами) части и холодные. Каркас делали из вбитых в землю бревен, стены были плетеные, возможно, обмазанные глиной и утепленные шкурами или дерном. Двускатная крыша поддерживалась деревянными столбами. Пол засыпали песком, местами обмазывали глиной и покрывали растительным материалом, вроде циновок. О мебели ничего не известно — если она и была, то деревянная, и до нас она не сохранилась.

Основным занятием было примитивное земледелие, охота и рыболовство. Естественно, разводили и домашний скот. Железных вещей в слоях раннего времени (до рубежа новой эры) немного, превалировали деревянные и костяные орудия труда, а посуда и сосуды были сделаны из глины. Обработка керамики довольно примитивная — «текстильная» (заготовку оборачивали в ткань, отчего на глине оставались отпечатки «сетки») с характерным «гребенчатым» орнаментом.

Судя по тому, что примерно половина находимых костей принадлежит диким животным, охота играла важную роль в жизни людей, а находки стрел с тупыми наконечниками свидетельствуют о промысле пушного зверя. Правда, кому охотники сбывали добытые шкурки, остается загадкой — у соседних народов с этим добром вроде бы проблем не было. Возможно, шла опосредованная торговля с более дальними странами, о чем могут свидетельствовать единичные находки, связанные с римским кругом вещей. Любопытно, что среди находок на городищах много костей бобров — видимо, тогда в наших местах они были чрезвычайно многочисленны.

Внешний облик дьяковцев остается загадкой — своих покойников они сжигали. Есть лишь несколько отдельных находок, но этого мало. Судя по типологии орудий труда, керамике и названиям гидронимов, дьяковские племена относились к финно-уграм. Соответственно, и говорили на языке этой группы. Скорее всего, это была разновидность мокшанского, мещерского или муромского языка. Отсюда сложности в точной интерпретации некоторых финно-угорских гидронимов — происхождение и корни очевидны, а точной расшифровки-перевода дать не удается. Известно, что корень «ва», присутствующий в слове «Москва», связан с водой, но более точно что-то сказать сложно. Кстати, до нас дошли только гидронимы — названия рек, а вот угорских топонимов — названий местности, мы не знаем.

Большой перелом и новые загадки

Итак, к середине прошлого века в исторической науке сформировалась вполне очевидная картинка: славяне пришли в московский регион на рубеже первого-второго тысячелетия нашей эры и мирно ассимилировали более отсталое и малочисленное местное финно-угорское население. И наличие финских гидронимов стало легко объяснимым — при мирном сосуществовании пришельцы принимали местные названия. И отсутствие разрушений и пожаров на дьяковских городищах тоже понятно. Однако, все оказалось не так просто.

По мере изучения предмета и развития науки в целом, вопросов становилось все больше, и к последней четверти ХХ века утвердившаяся картинка совсем перестала удовлетворять ученых. Во-первых, лингвисты доказали, что значительная часть гидронимов имеет не финно-угорское, а балтское происхождение. Здесь нельзя не упомянуть работы выдающегося филолога и лингвиста Владимира Николаевича Топорова.

Во-вторых, археологи смогли выделить как минимум две (а то и три) стадии развития дьяковской культуры, которые коренным образом отличаются друг от друга. Это стало возможно благодаря комплексным исследованиям последних десятилетий, которые продолжаются и сейчас. Но некоторые специалисты уже готовы ставить вопрос о делении дьяковской культуры на две самостоятельные археологические культуры и не без оснований.

Видимо, «перелом» наступил на рубеже новой эры. В это время «длинные дома» пропадают и сменяются небольшими квадратными в плане бревенчатыми полуземлянками. Пол как и раньше был песочный или глиняный, покрытый растительным «утеплителем», посредине дома находился очаг. Костяные и деревянные орудия труда уступают первенство железным, причем, металлургия сразу делает качественный скачок вперед. Появляются находки, связанные со сложным металлургическим производством, выплавкой металла, есть среди них и ювелирные украшения.

Выделяется специфический набор женских украшений, ранее на этой местности не характерный. Меняется тип керамики — примитивную гладкую «гребенчатую» сменяет лощеная, то есть, затертая до блеска, как бы полированная. Условные укрепления поселений (скорее для ограничения собственного скота и защиты его от хищников) сменяются реальными оборонительными рвами и валами. В находках появляются новые артефакты, например, грузильца «дьяковского» типа, ставшие с этого времени визитной карточкой культуры. Возрастает роль земледелия, которое, видимо, становится основным источником еды. Это связано с качественным изменением орудий труда, прежде всего, появлением железных топоров для рубки леса и более сложных сельскохозяйственных приспособлений.

Перемены эти революционные, и не случайно все больше ученых склоняется к тому, что связаны они не с неожиданным прогрессом, а со сменой населения — полной или частичной. Причем, скорее всего, можно говорить о возвращении на нашу территорию носителей балтской культуры и языка с одновременным вытеснением финно-угорских племен на восток или частичной ассимиляцией их. Во всяком случае, ученых, придерживающихся именно такой точки зрения, становится все больше. Практически все изменения в материальной культуре дьяковцев позднего периода (керамика, металлургия, ювелирные украшения) имеют западные корни. Если же говорить о причинах подобных сдвижек, то стоит вспомнить, что речь идет о Великом переселении народов. В последние века до Рождества Христова на европейском северо-востоке начались миграционные волны, от которых, как круги по воде, пошли движения других народов. Через некоторое время аналогичная ситуация приведет и к переселению славян на наши земли.

Новый взгляд меняет общепринятое отношение к этническому происхождению коренного населения нашего края. Возможно, что на территории Москвы славяне прямо и не контактировали с уграми, связь эта была опосредованной — через балтов. Кстати, это подтверждается археологически, ибо между последними следами дьяковцев и первыми находками бесспорно славянских артефактов несколько столетий, которые ученые называют «темными веками». Это всегда смущало исследователей, но приходилось делать скидку на недостаточную изученность материала. «Балтский» след многое проясняет.

В памяти же народной на Московщине угры и балты сохранились примерно наравне. Рядом с балтскими по названию речками Рузой, Яузой, Нарой, Истрой, Дубной текут угорские Воря, Яхрома, Икша, Молокча. До сих пор ученые спорят о фино-угорском или балтском происхождении названий Ловать, Пола, Тосна, Цна, Нарва (или Нарова), Пейпус, Вашка, Вейна и даже, страшно подумать, Москва и Волга, великая русская река.

Георгий Олтаржевский